Двенадцать поэтов 1812 года - Дмитрий Шеваров

Недавно саратовский исследователь Александра Ивановна Баженова[83] опубликовала отрывки из переписки двух Андреев — Кайсарова и Тургенева, двух семнадцатилетних юношей.

Кайсаров — Тургеневу: «Сейчас лишь с Воробьевых гор, милый друг, Андрей Иванович, пришел я и, несмотря на всю усталость, не имею столько отважности, чтоб пропустить почту, не написать тебе кой-чего о себе… Жуковского в Москве нет, он куда-то поехал в деревню на пять дней; но вот уже десятый день как его здесь еще нет…»

Тургенев — Кайсарову: «Здравствуй и ты, брат Андрей Сергеевич!.. Я нашел по дороге прекрасных незабудочков, твои любимые цветы, сорвал и положил в карман, а как скоро я их увидел, тотчас и вспомнил тебя…»[84]

Как странно, что те же незабудки через несколько лет прорастут в другом дружеском послании: Константина Батюшкова — Ивану Петину (тоже, кстати, окончившему Московский благородный пансион):

О любимец бога брани,Мой товарищ на войне!Я платил с тобою даниБогу славы не одне:Ты на кивере почтенномЛавры с миртом сочетал;Я в углу уединенномНезабудки собирал…

В 1813 году Жуковский напишет, вспоминая Андрея Тургенева:

Где время то, когда по вечерамВ веселый круг нас музы собирали?Нет и следов; исчезло все — и садИ ветхий дом, где мы в осенний хладСвятой союз любви торжествовалиИ звоном чаш шум ветров заглушали.Где время то, когда наш милый братБыл с нами, был всех радостей душою?Не он ли нас приятной остротоюИ нежностью сердечной привлекал?Не он ли нас тесней соединял?Сколь был он прост, нескрытен в разговоре!Как для друзей всю душу обнажал!

А первым этот заветный дом и сад описал как раз Андрей Тургенев, вот его стихи 1801 года:

Сей ветхий дом, сей сад глухой —Убежище друзей, соединенных Фебом,Где в радости сердец клялися перед небом,Клялись своей душой.Запечатлев обет слезами,Любить отечество и вечно быть друзьями.

И тут пора сказать благодарное слово о Благородном пансионе.

Глава третья

С радостию отдал бы моих детей в университетский пансион, который образовал лучших наших Генералов, Писателей, Государственных людей и до сих пор не переродился…

Константин Батюшков. Из письма Е. Н. и П. А. Шипиловым, 24–29 марта 1816 г.[85]

Окошко «До востребования». — Тепло Телеграфа. — Пансион поэтов. — Отцы-основатели: Херасков, Прокопович-Алтонский и Мерзляков. — Большая семья. — Поощрения. — Книжка на ужин

Когда в юности я оказывался в Москве, то моим любимым пристанищем в непогоду был Центральный телеграф в начале Тверской. Там можно было отогреться, толкаясь у окошка «До востребования» и разглядывая марки. Приезжий со всего Союза народ стремился подать весть о себе телеграммой, звонком или авиаписьмом, и это стремление захватывало каждого, кто еще только входил под гулкие своды. И хотелось тут же написать открытку домой, макая острый клюв перьевой ручки в синие чернила.

В общем, я ощущал телеграф как место лирическое и благородное. И вот сейчас, через много лет, я понял, что не ошибся в том своем ощущении. Оказывается, в начале XIX века на месте телеграфа стояло здание, где размещался Благородный пансион. Благородный!

Для учебного заведения название так же важно, как для корабля. Как назовешь — так и поплывет. Благородный пансион пережил четыре царствования, был разорен дотла пожаром 1812 года и воскрес из пепла. В 1830-х был насильственно реформирован в гимназию, но память о необыкновенном учебном заведении передавалась из поколения в поколение на протяжении всего XIX века.

Благородный пансион — быть может, самое гуманное (там никогда не было физических наказаний для воспитанников) и самое гуманитарное учебное заведение в России XVIII–XIX веков. Из стен Благородного пансиона вышли 56 стихотворцев! Среди них: Жуковский, Грибоедов и Лермонтов. Некоторое время в пансионе учились Баратынский и Гнедич.

Инициатива создания пансиона принадлежит также поэту — Михаилу Матвеевичу Хераскову. «Забавный старичок, прославленный пиита, / Кому дорога к нам давно уже открыта…»[86] — так описал Хераскова в 1803 году Андрей Тургенев.

Первое время директором пансиона был Антон Антонович Прокопович-Антонский — педагог-новатор, как его бы назвали сейчас. Во главу всего образовательного процесса он поставил развитие у ребят творческих способностей, или, как он говорил — «цветного воображения».

Долгие годы любимым учителем пансионеров был поэт и переводчик Алексей Федорович Мерзляков. Этот добродушный и мудрый человек всю жизнь посвятил поэзии и пансиону. С двадцати четырех лет и до конца своих дней он преподавал мальчишкам русский язык и литературу, красноречие и поэзию. Характер Мерзлякова и его жизненные принципы легко угадываются по его песням. Самая знаменитая среди них — «Среди долины ровныя…».

Есть много сребра, золота —Кого им подарить?Есть много славы, почестей —Но с кем их разделить?..

Возьмите же всё золото,Все почести назад;Мне родину, мне милую,Мне милой дайте взгляд!

Об учреждении пансиона при Московском университете было объявлено в декабре 1778 года. Первых пансионеров было всего 12 человек, а к 1804 году их насчитывалось уже более двухсот.

К сожалению, слава образованного на четверть века позже Царскосельского лицея затмила память о Благородном пансионе, хотя устроение пансиона и двести лет спустя не потеряло своей педагогической ценности.

Пансион был устроен так, чтобы напоминать детям семью, быть ее продолжением. Здесь не отрывали воспитанников от семьи (напомню, что в Лицее свидания с родными разрешались лишь несколько раз в год), и родители могли посещать детей «во всякое время, в какое за благо рассудит…». И сегодня поражает открытость этого учебного заведения для общественного контроля: любому посетителю «во всякое время дня дозволялось обозревать все части заведения: учебные горницы, спальни, столовую, поварни, больницу…»[87].

Пансион содержался за счет взносов родителей, каждый из них мог проверить расходование средств по приходно-расходным книгам. Бесплатно, за счет казны, учились дети преподавателей и сироты.

Старшеклассники опекали младших, помогали им с уроками. Приветливость к воспитанникам была непременным требованием к преподавателю. Телесные наказания в пансионе были совершенно исключены, а вот система поощрений выглядела чрезвычайно разнообразной: от книжки за выразительно прочитанное стихотворение до золотой медали.

Кстати, чтение в пансионе поощрялось весьма забавными способами. Например, ребятам разрешалось читать за едой. «Велено было всякому ходить за стол с книгой и читать между кушаньями…»

Ежегодно выбирались лучшие работы по разным предметам и выставлялись в пансионной зале: картины, чертежи, прописи. Каждый год на торжественном акте вручались награды за хорошее произношение на русском языке. Имена награжденных печатались на страницах «Московских ведомостей». «Заведение было поставлено на такую ступень в общественном мнении, — вспоминал один из выпускников пансиона, — что быть первым учеником университетского пансиона значило иметь уже некоторую славу в самой столице…»

Торжественный акт проходил в канун Рождества. На него съезжалась вся просвещенная Москва. Лучший ученик произносил речь, посвященную какой-либо нравственной проблеме. На Акте 14 ноября 1798 года с такой речью дебютировал пятнадцатилетний Василий Жуковский. Он протягивал руки к портретам основателей пансиона (Михаила Матвеевича Хераскова и двух Иванов Ивановичей — Шувалова и Мелиссино) и вопрошал дрожащим от волнения голосом: «Се лик Шувалова! Грозная судьба похитила его от нас, но сердце еще бьется в груди нашей, и Шувалов там живет… Се образ Мелиссино!.. Любезные товарищи! Почто не можем мы повергнуться на гроб его!.. Почто не можем окропить его своими слезами! От них возросли бы на нем цветы… Шувалов! Мелиссино! Тени ваши, может быть, носятся теперь над нами и улыбаются, видя любовь нашу… Херасков, добрый, чувствительный, незабвенный основатель сего благого места… Херасков с досточтимыми своими сотрудниками нас руководствует…»[88]

Конечно, все, кто слышал столь пламенную юношескую речь, не могли не смахнуть слезы умиления.