Двенадцать поэтов 1812 года - Дмитрий Шеваров

Все началось за несколько недель до войны, когда Андрей Кайсаров вместе со своим коллегой и другом Федором Рамбахом предложил императору в случае начала боевых действий создать при армии походную типографию. Ведь в ту пору Россия почти ничего не могла противопоставить пропаганде Наполеона. Редкие царские манифесты и рескрипты были трудны для восприятия и далеки от оперативности.

В своем проекте ученые писали: «Часто один печатный листок со стороны неприятеля наносит больше вреда, нежели сколько блистательная победа может принести нам пользы. Часто он действует больше, нежели несколько полков… Русским воинам не нужно самодовольство, но весьма было бы полезно, если б славные их дела не оставались неизвестными, как в их отечестве, так и вне оного. Великодушный подвиг какого-нибудь храброго, обнародованный тотчас во всей армии, побудил бы тысячи к подражанию…»[78]

Новизна и смелость проекта Кайсарова и Рамбаха состояли в том, чтобы посредством типографии растолковывать суть событий не только своим солдатам и офицерам, но и обратить силу слова на противника. Прежде всего на тех европейцев, кто оказался в России по воле роковых обстоятельств.

Федор Глинка, вспоминая про лето 1812 года, писал: «Неаполь, Италия и Польша очутились среди России! Люди, которых колыбель освещалась заревом Везувия… люди с берегов Вислы, Варты и Немана шли, тянулись по нашей столбовой дороге в Москву, ночевали в наших русских избах…»[79]

Александр I поддержал идею и 5 июня приказал развернуть походную типографию, а ее начальником поставить 29-летнего Андрея Сергеевича Кайсарова. Так первый в России филолог-славист, поэт и переводчик стал голосом русской армии. Его «Известия из армии» отличались прекрасным слогом и достоверностью, их перепечатывали и цитировали британские газеты. Листовки, написанные Кайсаровым, были убедительны и доходчивы, поскольку молодой профессор хорошо знал не только языки, но и особенности культуры тех народов, чьи войска влились в армаду Наполеона.

В отличие от графа Ростопчина, наводнившего Москву своими путаными и косноязычными афишками, Кайсаров не опускался в своих изданиях до оскорбительного поношения противника. Его листовки не проклинали, а увещевали.

Один из уроженцев Пиренеев писал в дневнике 19 июля 1812 года: «Находим по дороге множество печатных прокламаций, оставленных для нас русскими; переписываю несколько отрывков: „Итальянские солдаты! Вас заставляют сражаться с нами… Вспомните, что вы находитесь за 400 миль от своих подкреплений… Как добрые товарищи советуем вам возвратиться к себе…“»

Кайсаровскую газету «Россиянин» — ее, говоря современным языком, «пилотный» и единственный номер, выпущенный в свет 13 июля, — можно считать первым периодическим армейским изданием. Газета вызвала глухое раздражение у генералов прусской закваски — ее издатель обращался к читателю как к товарищу и брату, обещая ему говорить всю правду: «Мы надеемся заслужить доверие… и заверяем, что не будем скрывать и горестных происшествий, если им суждено будет произойти. Война не может быть без потерь. Гражданин должен знать положение вещей, чтобы он мог предпринять необходимые действия…»

Это удивительно, но опыт первой русской походной типографии без особых изменений применялся в армии вплоть до конца XX века. С 1980-х годов храню листовки-«молнии», подаренные мне моими друзьями, служившими в Афганистане. Это совершенно кайсаровские «летучие листки». Даже стиль их неуловимо напоминает стиль Андрея Сергеевича[80]. К сожалению, в современной Российской армии система военной печати практически отсутствует.

После назначения главнокомандующим Кутузова Андрей оказался рядом со своим младшим братом Паисием Кайсаровым, любимым адъютантом светлейшего. Лев Толстой в третьем томе «Войны и мира» (ч. 2, гл. 22) сводит Пьера с братьями Кайсаровыми на Бородинском поле. Там нет описания их внешности, но подчеркнута почти отцовская привязанность к ним Кутузова.

Глава вторая

Сладость единомыслия в любимых вопросах — что больше может дать человек человеку на земле? Это мало для потомства, но это много для друга.

Князь Сергей Волконский

Встреча с Жуковским. — Предчувствия. — «Нравственные границы Отечества». — Ночь в Филях. — Незабудки

… — Жуковский, ты ли это?

— Андрей?! А ты откуда здесь?

Можно представить, чем была для них эта встреча августовской ночью после Бородинского сражения! Два приятеля юности, поэт-«балладник» и профессор филологии, узнали друг друга в боевых порядках отступающих к Москве русских войск. Андрей Кайсаров — уже майор и начальник армейской типографии, Василий Жуковский — простой ополченец первого пехотного полка.

Один час на войне сближает больше, чем год соседства в мирной жизни.

Они оба предчувствовали эту войну. Жуковский еще в апреле, в пасхальном послании друзьям Плещеевым обещал: «Растает враг, как хрупкий вешний лед!..» И далее, там же:

О, русские отмстители-орлы!Уже взвились! Уже под облаками!Уж небеса пылают их громами!…За ними вслед всех правых душ молитвы!

А Кайсаров еще раньше, 12 ноября 1811 года, сказал в актовом зале Дерптского университета горячую речь против тех, кто считал патриотизм ретроградством, а в Наполеоне видел кумира. Речь была произнесена на русском языке (впервые в стенах этого университета) и называлась «О любви к Отечеству на случай побед, одержанных русским воинством на правом берегу Дуная».

Сегодня мысли Андрея Сергеевича, его волнение, его тревоги так же близки нам, как и современникам Кайсарова двести лет назад: «Тщетно лживые мудрецы прошедшего века старались осмеять любовь к Отечеству; тщетно желали они сделать весь род человеческий согражданами одного обширного семейства!..»[81]

А далее Кайсаров вопрошал: «Как могли вообразить сии мудрствователи, что не быв истинным сыном Отечества, возможно быть добрым гражданином мира? Как могли они себе представить, что не любя кровных, можно любить чуждых?.. Нравственные границы Отечества существуют… Проклята да будет мысль, что там Отечество, где хорошо!.. Вне отечества нет жизни!..»[82]

Впрочем, войну предчувствовали не только люди с поэтической интуицией. Она была в воздухе. Желая избежать распространения слухов, правительство постановило, чтобы «издатели всех газет в государстве почерпали из иностранных газет только такие известия, которые до России вовсе не касаются». С 28 мая перестали выдавать паспорта для поездок за границу. Иностранцам предложено было выехать из пределов империи.

* * *

Во время совета в Филях друзья почти всю ночь бродили по деревне, оплакивая Москву, перебирая минувшее и пережитое, заглядывая в смутное грядущее.

«То, что мы здесь, среди этих людей и под этим небом, — говорил Жуковский другу, — не есть ли дань нашей юности? Не знак ли того, что в сердце своем мы не изменились?..»

Андрей согласно улыбался и вспоминал, как в Благородном пансионе приятели учредили Дружеское литературное общество.

Кайсарову выпало проучиться в пансионе всего год — умерла Екатерина II, а Павел I, вступивший на престол в 1796 году, решил пополнить армейские ряды и приказал призвать на ратную службу всех молодых дворян, записанных с младенчества в полки…

Хорошо, что через два года юного офицера перевели в Москву и место его службы (Охотный ряд) оказалось неподалеку от Благородного пансиона, где вскоре он, Жуковский, Воейков и братья Тургеневы составили Дружеское общество. Там они говорили вдохновенные речи, и каждый — о том вопросе бытия, который считал главным для себя. Андрей выбрал тему «О кротости», Жуковский — «О дружбе», Андрей Тургенев — «О поэзии»…

— Андрей-Андрей… — вздохнул Жуковский.

— Как мы осиротели тогда без него! — отозвался Кайсаров.

— Мне его и сейчас не хватает. Иногда думаю: ну с кем, с кем разменяться мыслями? Вот был бы Андрей…

— Столько лет прошло, а перечитываю его письма — и плачу.

И Жуковский, и Кайсаров помнили строки Андрея Тургенева, ставшие клятвой для целого поколения:

Сыны отечества клянутся!И небо слышит клятву их!О, как сердца в них сильно бьются!Не кровь течет, но пламя в них.Тебя, отечество святое,Тебя любить, тебе служить —Вот наше звание прямое!..

Внезапная смерть Андрея Тургенева — это была их первая утрата, первое совместно пережитое горе.

Недавно саратовский исследователь Александра Ивановна Баженова[83] опубликовала отрывки из переписки двух Андреев — Кайсарова и Тургенева, двух семнадцатилетних юношей.