Гилгул - Иван Сербин

– Он сказал, чтобы ты вел нас в горы, – быстро сказала старшая дочь, коснувшись плеча отца.

– Теперь мы не сможем подняться в горы, – ответил он, поднимая жену на руки. Из рассеченного виска женщины тонкой струйкой сочилась кровь, она была без сознания, но все-таки дышала. – Мы пойдем в холмы.

– Он сказал идти в горы, – упрямо повторила девушка. – А еще Нахор просил передать тебе, что боль нельзя забрать с собой. Только память. Лот посмотрел вверх. Веревка дрогнула, но Нахор так и не появился.

– Он не спустится, – категорично сказала девушка.

– Почему ты так думаешь?

– Если бы он мог спуститься, то не стал бы ничего говорить мне, – ответила она. – Мне показалось, что Нахор заранее знает, чем все закончится. Пойдем…

– Ан-гел, – вдруг прошептала жена Лота, не открывая глаз. – Ангел Господа… Я вижу его…

– Это знак, – сказала девушка. – Мы должны идти в горы. Лот еще раз посмотрел вверх. Ему показалось, что над гребнем стены мелькнула голова и тут же исчезла.

– Нахор! – позвал он. – На-ахор!!! – Веревка вдруг быстро поползла вверх. – Все, – сказал Лот. – Пойдемте. Пошатываясь, прижимая к себе безвольное тело жены, он тяжело побежал к черным громадам гор, очертания которых проступали сквозь лиловую темноту ночи. Нахор видел, как дернулась веревка, и слышал вскрик. Уворачиваясь от камней, словно выплясывая странный дикий танец, он заглянул в провал. Веревка была пуста. Нахор понимал, что ему не спуститься, но теперь он получил возможность защищаться. Метнувшись к ножу, адмиец опустился на колено, ухватился за рукоять, потянул и… в этот момент гладкий булыжник с хрустом врезался ему в висок. Перед глазами у Нахора вспыхнул ярко-желтый огонь, он мгновенно потерял ориентацию и опрокинулся на бок, выпустив рукоять ножа.

– Кто это сделал? – послышался голос священника. – Кто бросил камень?

– Но ты же сказал… – растерянно пробормотал мальчишка.

– Я не сказал убивать его!!! – заорал, багровея от гнева, чернобородый. – Я сказал «взять»! – Он повернулся к одному из спутников, сказал, скрипнув зубами. – Проверь. Тот метнулся к телу Нахора, опустился на колено, принялся ощупывать грудь.

– Остальные сбежали? – спросил у мальчишки жилистый бородач, одергивая пурпурную накидку. Тот испуганно кивнул. – Сколько их?

– Мужчина и три женщины, – ответил юноша. – Одну из женщин я ранил.

– Это хорошо, – пробормотал бородач, глядя мальчишке в глаза. – Значит, им не уйти далеко. Мы их догоним.

– Он мертв, – поднимаясь с колена, сообщил тот, что осматривал Нахора. – Сердце не бьется.

– Ты убил его, – сказал священник мальчишке. – Теперь ступай за ним! Бородач цепко схватил юношу за милоть и вдруг с дикой силой швырнул со стены вниз, на крыши домов. Треск пламени прорезал отчаянный, полный ужаса крик. Размахивающий руками и ногами черный силуэт несколько секунд был виден на фоне огня, затем последовал глухой удар. Трое оставшихся спутников бородатого бесстрастно наблюдали за казнью.

– Как быть с телом? – Один из хасидеев кивнул в сторону мертвого Нахора.

– Отправим его к Господу, – подумав секунду, ответил бородач. – А потом догоним других, сбежавших. – И, повернувшись к мужчинам, молча стоявшим у него за спиной, приказал: – Отнесите тело в Храм и бросьте на жертвенник. Вместо агнца. Те засмеялись, но бородач остро взглянул на них и смех сразу смолк. Тело Нахора схватили за ноги и потащили вниз по лестнице. Мертвый бился окровавленным затылком о ступени, оставляя на белой глине жирный багровый след. Труп втащили в Храм, проволокли через мужской двор и швырнули на жертвенник. Хасидеи остановились, поглядывая на священника и ожидая дальнейших приказаний. Тот неторопливо подошел к умывальнице, омыл руки, повернувшись к спутникам, сказал резко:

– Смойте с рук кровь нечистого, братья. Трое мужчин послушно омыли руки, и бородач кивнул:

– Хорошо. А теперь к воротам. Нам еще предстоит догнать беглецов…

***

Он выбился из сил. Пока дорога петляла между холмами, Лот заставлял себя бежать. Но когда началось предгорье, стало гораздо труднее. Ветер бил его в лицо, в темноте невозможно было разглядеть даже камни под ногами, и он несколько раз спотыкался, с трудом удерживая равновесие. К тому же Лот постоянно оглядывался. Было бы лучше этого не делать, но он не мог заставить себя не оглядываться. С каждой минутой огонь становился все сильнее. Когда же Лот оглянулся в последний раз, пламя охватило Храм. И если глиняные мазанки горели тяжело, словно нехотя, – тряпки, лежаки, кровля, больше в них ничего и не было, – то Храм, целиком выстроенный из дорогого кипариса, вспыхнул разом. Лот никогда еще не видел ничего подобного. Языки огня вылизывали небесную твердь, как голодный пес – свежую кость. Лот споткнулся, рухнул на колени и был вынужден выпустить тело жены. Он задыхался. Жар разрывал его легкие и заставлял жадно хватать ртом ночной воздух. Дочери остановились в стороне, у высокой густой смоковницы. Старшая оглянулась на полыхавший город. Внезапно она подалась вперед, а затем прошептала:

– Отец, посмотри. Лот, все еще стоя на коленях и упираясь ладонью в каменистую землю, обернулся. Перед глазами его плыла тупая янтарная муть, но он сумел разглядеть на фоне оранжевых всполохов четыре яркие точки, быстро перемещавшиеся от города к горам. Пока они были на расстоянии около трех поприщ‹Поприще, или миля – расстояние около тысячи шагов.›, но дистанция быстро сокращалась.

– Погоня, – пробормотал Лот, тяжело дыша. – У них есть ослы. Они быстро настигнут нас.

– Надо идти, – сказала старшая дочь. – Они настигнут нас, если мы останемся здесь. Но, возможно, погоня побоится идти выше. Лот с трудом оторвал руку от земли, попытался вновь поднять жену, но рухнул без сил и… заплакал. Старшая дочь присела рядом с телом матери, осторожно коснулась пальцами лица, губ, сказала негромко:

– Она умерла. Ты ничем не сможешь помочь ей. Нам придется оставить тело.

– Я не могу бросить ее, – сказал Лот сквозь слезы. – Идите одни. Если так угодно Господу, мы останемся вместе.

– Помни, что сказал Нахор. Боль нельзя забрать с собой. Только память. Пойдем. Мы сможем вернуться и похоронить ее. Но сейчас нам надо идти. Лот облизнул пересохшие губы, уперся в землю ладонями и с трудом поднялся на ноги. Подхватив тело жены, оттащил его в сторону от тропинки, положил на камни, скрестив руки на груди. Повернувшись к дочери, сказал:

– Дай мне свое покрывало. Девушка молча стянула с головы покрывало и отдала отцу. Тот осторожно накрыл тело и только после этого посмотрел в ту сторону, где мерцали огни факелов. Они покрыли уже половину расстояния от города до гор.

– Успокоится душа твоя в царствии Отца нашего, – прошептал Лот и поцеловал мертвую жену в лоб. Затем он выпрямился и, повернувшись к дочерям, добавил угрюмо: – Пойдемте».

19 часов 07 минут Потрошитель вздохнул:

– Считается, что с этой минуты Лота никто и никогда больше не видел.

– Им удалось уйти? – спросил Саша.

***

«Бородач даже не взглянул на брошенное тело. Его не интересовал труп. Он стоял, всматриваясь в темноту и кутаясь в пурпурную накидку. К нему подбежал один из спутников.

– Ветер. Холодно, – посетовал он и тут же озабоченно спросил: – Что делать с телом? Мы не можем тащить его с собой, на камнях скользко, а ослы устали и…

– Мы не пойдем дальше, – сказал бородач. – Ночью в горах их не выследить. Я надеялся, что мы догоним этих людей прежде, чем они достигнут холмов. Ничего, – пробормотал он угрюмо. – Сегодня же я отправлюсь в Сигор и извещу стражу о сбежавших убийцах. Завтра к полудню о них узнают и в Хевроне. Им не удастся пересечь пустыню и добраться до Иевуса‹Иевус и Салем – древние названия Иерусалима.› или Вифании, не пополнив запасов пищи и пресной воды. Значит, они будут схвачены. – Бородач обернулся и, сложив ладони рупором, крикнул: – Слышите меня?!! Вы будете схвачены!!! – Эхо покатилось среди камней и достигло ушей Лота.

– Что делать с женщиной? – спросил спутник бородача. Тот оглянулся. Ветер взметнул его накидку, отчего показалось, будто священник висит в воздухе.

– Повесьте ее, – сказал он и засмеялся. – Привяжите к смокве. Лицом к Адме. Пусть смотрит, как догорает Очистилище‹Очистилище – в Священном писании покрывало над Ковчегом завета, в котором хранились скрижали Закона. Здесь – храм. По иудейским законам считалось, что повешенный на дереве проклят Господом.›! Его спутник побледнел.

– Но… – начал было он, но осекся под страшным взглядом.

– Что? – резко спросил бородач.

– У нас мало веревок. Не хватит, чтобы обвязать ее как следует. Тело не удержится…

– Вырежьте для веревок желоба!!! – рявкнул бородач.

– Хорошо. – Тот поклонился и нырнул в сумерки. Пока двое карабкались на смоковницу и кромсали ножами ствол и ветви, третий хасидей обвязывал запястья, поясницу и ноги мертвой женщины веревками. Наконец все было готово. Тело подняли и привязали к стволу и сучьям. Из желобов обильно вытекала смола, скатываясь по веревкам. На холодном ветру она быстро густела и застывала, становясь похожей на снег или на вымоченную, а после засушенную соль.