Часовой механизм любви - Алла Полянская

– Что они делали с тобой? – Инна посмотрела на него потемневшими глазами, ее ладонь накрыла его руку. – Егор, что они делали?

– Ты о чем?

– Такое их поведение и твоя абсолютная отстраненность, и нежелание общаться с людьми говорят о том, что в детстве ты подвергался насилию. Возможно, даже сексуальному. Они что-то делали с тобой, когда ты был ребенком.

Он не мог им сказать… и не сказать не мог. Он никогда никому не говорил, но, наверное, пришло время.

– Нет, никакого сексуального насилия. – Егор смотрел на ладонь Инны и думал, что никогда не видел таких красивых пальцев. – Но это было ненамного лучше. Она сажала меня в темный чулан. Надолго, иногда на весь день. Туда свет не проникал, ни лучика. Казалось, что темнота съедает меня, и меня уже нет. И дышать было нечем.

– Ублюдки они, твои родители, вот что. – Реутов сердито оттолкнул от себя чашку. – Таких стерилизовать надо или отбирать у них детей сразу, как те родятся.

Они посидели молча, глядя, как Патрик карабкается по балкам, и Егор снова поймал себя на том, что, несмотря ни на что, ему спокойно и уютно, как никогда не бывало прежде.

– В общем, так. – Реутов о чем-то напряженно думал. – Я хочу, чтобы ты не высовывался и не рисковал. Я хочу выяснить, что происходит, а для этого мне надо покопаться кое-где и опросить людей, а это значит, что все сидят ровно и не делают резких движений. Инна, тебя это тоже касается.

– Я понимаю, но…

– Никаких «но»!

– Дэээн, ты такой доминантный. – Инна потянулась, голос ее стал низким и бархатным. – Просто невозможно удержаться…

– Знаю я твои штучки.

– Конечно.

Инна почти шептала, а глаза ее следили за Реутовым из-под полуприкрытых век. Воздух вдруг задрожал, и стало тяжело дышать. Егор сжал кулаки – что она делает с ним, эта Шатохина, и как Реутов может сопротивляться такому зову?

Но Инна вдруг звонко расхохоталась, и Федор с Реутовым подхватили ее смех. Егор сделал вдох и понял, что Инна просто дурачилась, но ее голос, плавный жест, глаза цвета виски – сколько в этом секса, страсти, и что же, все это игра?

– Извини, Егор, иногда мы валяем дурака. – Инна, отсмеявшись, взяла конфету из вазочки. – А давайте поедем, покатаемся?

– Плохая идея. – Реутов недовольно нахмурился. – Нечего шататься по улицам, искать на свою задницу приключений. Завтра выходной, вот тогда и покатаемся, а сегодня, если честно, я бы еще поспал. Ин, ты как?

– Тебе спинку помять?

– Нет, бестолковая. Меня не будить. Пойду вздремну чуток, устал я что-то за последние дни. А ты иди, поиграй в другом месте, не в спальне.

Дэн вышел, кивнув Егору, и Патрик, крадучись, последовал за ним. Егор поежился, представив, что кот станет точно так же преследовать по дому и его самого. И хотя у них с Патриком вроде как объявлено перемирие, но кто знает, когда кот решит, что засуха в джунглях прошла и уже можно открыть сезон охоты.

– Не бойся Патрика, ты что! – Инна снова легонько тронула его ладонь. – Он никогда в жизни ни на кого не нападал, кроме птиц во дворе, и то летом. Но тут уж он в своем праве, запретить охотиться я ему не могу, да и не хочу. Должны же быть в его жизни удовольствия. Кстати, об удовольствиях. Посуду я мыть не буду, у меня праздник.

– Ин, я помою. – Федор принялся собирать тарелки. – Развлекайся.

– Тогда я, пожалуй, пойду поиграю. В прямом смысле слова. – Инна поднялась. – Рояль в гостиной зря, что ли, пылится?

– Дэн спать лег.

– Вот дьявол… ладно. Егор, ты играешь в снукер?

– Снукер? Это на бильярде? Нет.

– Самое время научиться, идем. Феденька, спасибо, все было очень вкусно.

То, что здесь есть бильярд, отчего-то не удивило Егора. Дом поражал не столько сдержанной роскошью обстановки, а скорее элегантной целесообразностью. Комната, в которой они оказались, служила одновременно библиотекой и бильярдной. Из высоких окон струился свет, и Патрик уже тут как тут, щурится из-под потолка, насмешливо глядя на людей.

– Хотел бы я знать, какими он нас видит. – Егор пробежал глазами по рядам корешков. – Я, с твоего позволения, поинтересуюсь книгами.

– То есть в снукер ты играть не будешь?

– Я не умею. – Егор достал толстый том Диккенса и раскрыл его. – Я приключения Оливера Твиста могу с любого места читать.

– А для меня такой книгой являются «Похождения бравого солдата Швейка» Гашека, она у меня в спальне живет, люблю почитать перед сном. – Инна села в кресло напротив Егора. – Есть книги, которые… на всю жизнь.

– Да. – Егор вспомнил томик Воннегута на своей прикроватной тумбочке. – Я бы хотел жить где-нибудь на берегу океана, гулять, читать книги, слушать музыку, висеть в Интернете. И чтоб никого вокруг.

– Это скучно. – Инна лениво откинулась на спинку кресла. – Я знаешь, чего хотела бы? Пожить несколько месяцев в одной стране в каком-нибудь городе – ощутить вкус, ритм, завести знакомых, привычки местные, обрасти хозяйством – всякими вазочками там, занавесками. Чтоб был налаженный уклад: завтрак, поход в магазин, прогулка, сад, разговоры с приятелями, вечерние посиделки. А потом переехать в другую страну и тоже осесть на несколько месяцев, окунуться в тамошнюю жизнь. Я бы кочевала по миру, по разным городам, чтобы понять, что и как в разных странах и чем мы отличаемся друг от друга. Я не понимаю нашей прикованности к одному месту, словно запихнули тебя в аквариум, и мир за стеклом большой, а выйти туда – никак, плаваешь по давно надоевшим закоулкам, и даже под корягой все уже знакомо до тошноты. Знаешь, я потому и рыбок не завожу – мне кажется, что это жестоко по отношению к ним. А вот куда я точно поеду, так это в Южную Америку. У меня там полно завлекалок в виде городов, речной фауны и старых развалин.

– А когда поедешь?

– Не знаю. Скоро, наверное. Зависит от некоторых обстоятельств. – Инна поднялась и взяла в руки кусок мела. – Погоняю шары, пожалуй, а ты отдыхай, не буду тебе мешать.

Егор старался не смотреть на нее, но когда она наклонилась над столом, прицеливаясь кием, он вдруг понял, что ради соблюдения приличий надо уходить. Как же, отдохнешь тут. Сбивчиво пробормотав невразумительные извинения, Егор взял книгу и вышел из библиотеки, вслед ему прозвучал глухой звук удара.

Егор поднялся по лестнице и открыл дверь в комнату. Он просто полежит в кровати и немного почитает. Давно не читал Диккенса, не было настроения.

Егор закрыл дверь и тут только понял, что ошибся комнатой.

Эта спальня принадлежала женщине. Вернее, молодой девушке – большая кровать под розовым балдахином, розово-голубое покрывало, ниспадающее кружевными оборками к полу, застланному голубым ковром с розовыми цветами. Картины на стенах, несколько постеров с какими-то рок-группами, голубое пианино у стены, полки с книгами и куклами, туалетный столик, встроенный шкаф. Егор открыл его – ряды одежды, полки с туфлями, сумочки. Эта девушка любит приодеться и знает в этом толк.

На столике Егор заметил фотографию. Близоруко щурясь, он взял в руки серебристую рамку.

Это был семейный портрет. Молодая пара – женщина, обнимающая мальчика лет пяти, и мужчина с девочкой лет двух-трех. Егор вгляделся в лица – смеющиеся, счастливые. Глаза у женщины совсем такие, как у Инны, – удлиненные, орехового цвета, ресницы густые и темные. Но на этом сходство заканчивалось. Женщина на фото выглядела тонкой, ранимой и слабой. Шатохина ни тонкой, ни слабой не выглядела, да и не была. Но то, что это родные сестры, отчего-то было понятно. Может, сходство в улыбке, может, в манере держать голову. Егор вспомнил, как Федор говорил ему, что у Инны есть племянница – скорее всего, это именно ее комната, а хозяйки нет дома. Видимо, она студентка и учится в другом городе, обычное дело.

Егор поставил фотографию на место и поспешил выйти – не хватало еще, чтобы кто-то подумал, что он забрел сюда нарочно. Все-таки не сдержался и заглянул в соседнюю комнату. Здесь, видимо, была спальня Федора, его пуловер лежал на стуле, а около стола стоял его портфель, с которым он ходит на работу. Егор огляделся – комната выглядела обжитой, на полках аккуратно выстроились сборники законов и юридические справочники, на столе у окна несколько фотографий в рамках, среди них снимок молодой тонкой девушки, русоволосой, с удлиненными глазами цвета неразбавленного виски – веселой, красивой, позирующей на ветру. Застал ее фотограф в тот момент, когда она придерживала готовую улететь вместе с ветром белую летнюю шляпу с широкими полями и каким-то цветком, а тонкий шарф на ее шее уже почти согласился пуститься в странствия, вот-вот улетит, шляпу девушка придерживает руками и смеется.

– Странно. – Егор открыл шкаф, наполненный одеждой. – А они говорили, что Федор только иногда здесь ночует…

Но Егор понял, что это не так. Шатохина и Ковалев жили в этом доме вдвоем – если только Реутов не жил вместе с ними, и было это довольно необычно.