Первое Дерево - Стивен Дональдсон

Линден решила начать с ног, надеясь, что таким путем ей удастся прокрасться мимо его защиты. Но первая же попытка обратила ее в бегство. Она растерялась и взмокла от страха, когда в пробитую ею брешь волной хлынуло его безумие и вцепилось в нее, как упырь.

Но потом к ней вернулось упрямство и сделало ее самой собой. Она посвятила врачеванию всю жизнь. И если она не может использовать скальпель и лекарства, то будет лечить тем, что оказалось под рукой. Прикрыв глаза, она сосредоточилась на том, чтобы заблокировать отвлекавшую ее боль, и медленно просочилась сквозь его ноги прямо к сердцу.

Жар, сжигавший Ковенанта, начал распространяться по ее телу, по мере того как она продвигалась по нему все глубже и глубже. Сердце колотилось в ее груди; тело медленно деревенело; пальцы ног заледенели, и по ногам вверх поползла судорога, пронзающая икры раскаленным железом. Линден уже начала впитывать отравлявший Ковенанта яд. Мрак застил ей глаза. Сила. Она жаждала силы. Ее легкие ходили ходуном, перекрытые спазмом Ковенанта. Она чувствовала, как в ее собственной груди расползается порча, пожиравшая его сердце, как ее мускулы слабеют и становятся дряблыми. Снова вернулась мигрень.

Он был руиной, а его болезнь и муки стали разрушать и ее, Линден. Она с трудом сдерживала рвущийся из подсознания панический страх и жгучее желание бросить эту безумную схватку с роком, но упорно продолжала ползти вперед, пропитываясь ядом в поисках щелки в его сознании.

Внезапно он снова забился в конвульсиях, и Линден мгновенно швырнуло на палубу. Сквозь хаос его безумия она ощутила, как в нем опять нарастает шквал силы. Сейчас она была открыта, и любой выброс прокатится по ней, как ураган, сметет и уничтожит ее.

Отчаяние толкнуло Линден на решительные меры: уже не таясь, она ворвалась в его голову, пытаясь пробиться в мозг.

На мгновение ее пронзила жесточайшая боль — больной сопротивлялся вторжению. В ее сознании вихрем закружились образы: уничтожение Посоха Закона; истекающие кровью люди, которых как скот гонят к жертвенному костру; изнасилованная Лена; незнакомый мужчина с огромной раной на груди; перерезанные запястья. И сила — белый огонь, сметающий Верных, обращающий Сантонина и силу камня в прах, собирающий смертельную жатву среди Всадников.

Сила. Линден не могла овладеть Ковенантом. Он размел все ее попытки, как сухие осенние листья. В своем безумии он принял ее за Опустошителя.

Она пыталась дозваться его, но сила кольца не подпускала ее.

Перед ее глазами, словно в ночном кошмаре, роились образы: человеческие толпы, покорно бредущие к жертвеннику, как скот; вина и безумие; белая магия, почерневшая от яда. Все тело горело от силы его ответного удара. Если бы Линден могла, она закричала бы от боли, но горло было перехвачено спазмом и ей больше не подчинялось.

Однако постепенно сила Ковенанта стала ослабевать, пока не осталась только в ее сознании, и темнота вокруг начала рассеиваться. Линден обнаружила, что полулежит на палубе, поддерживаемая Кайлом. Затем она, как сквозь туман, увидела склонившихся над ней Первую, капитана и Красавчика. В свете фонарей на их лицах читались беспокойство и огорчение.

Когда они заметили, что Линден пришла в сознание, Хоннинскрю вздохнул с облегчением.

— Шторм и камень! — нервно рассмеялся Красавчик. — Во имя силы, что осталась, Избранная! Ну ты и смелая! Последний выброс стоил якорь-мастеру двойного перелома.

— Он узнал меня, — ответила Линден, не сознавая, что только беззвучно шевелит губами. — Он не позволил этому меня убить.

— Это я во всем виновата, — мрачно призналась Первая. — Это я спровоцировала тебя пойти на риск. Не вини себя ни в чем. Теперь мы уже и в самом деле ничего для него не сможем сделать.

— Что с ним? — Линден очень старалась, чтобы ее поняли.

— Он сделал так, что теперь нам его не достать. Будет ли он жить, умрет ли — мы бессильны вмешаться.

— Как?.. — Линден попыталась привстать и разглядеть в полумраке фигуру Ковенанта. Первая кивком попросила капитана отойти.

Увидев Ковенанта, Линден заплакала навзрыд.

Он лежал, вытянувшись в струнку, окоченевший, словно никогда уже больше не встанет. Руки плотно прижимались к бокам, а губы превратились в узкую полоску. Его почти не было видно, потому что он, словно коконом, был окутан мерцающим белым туманом магии. Как эмбрион в пузыре.

Но он все еще продолжал бороться, и сердце хоть и слабо но билось. Яд из руки продолжал распространяться по всему организму. И без слов было понятно, что на «Звездной Гемме» не найдется никого, кто смог бы пробиться сквозь эту новую защиту. Его кокон был столь же неодолим, как и его проказа.

Таков был ответ его безумия на попытку одержания. Из-за того что Линден хотела овладеть его сознанием, он защитил себя от любого воздействия извне, в том числе и от помощи. Теперь он был доступен не более, чем если бы перенесся в другой мир.

Глава 4

Никор

Линден беспомощно наблюдала, как по ее телу расползается онемение, словно проказа Ковенанта пустила в ней корни и начала свой смертельный рост. Так что же в самом деле она сделала? Рядом топтался Бринн, что-то бурча себе под нос и явно не справляясь с попыткой убедить самого себя в том, что ни одним из известных ему способов Ковенанта из кокона не извлечь; но Линден лишь машинально отметила его присутствие и тут же о нем забыла. Это она во всем виновата.

Это все из-за того, что она пыталась одержать Томаса. Он был вынужден защищаться.

Лицо Бринна стало расплываться, и мачты, паруса, Великаны — все вокруг поплыло по волнам ее слез. Смутный силуэт Томаса окончательно растворился в серебряном сиянии. Так вот для чего избрал ее Лорд Фоул! Для того, чтобы она послужила причиной смерти Ковенанта? Да. И ей это не впервой.

Линден была близка к обмороку, сознание ускользало, и ей не хотелось противиться этому. Медленно-медленно она стала погружаться в бездонную трясину своей вины и скорби, но вдруг почувствовала, как кто-то очень бережно, но в то же время требовательно трясет ее за плечи. Этот кто-то был очень нежен, но не желал оставлять ее в покое. Сморгнув слезы, она встретилась глазами с озабоченным взглядом Красавчика.

Он сидел напротив нее, но из-за его искривленной спины их лица находились почти на одном уровне.

— Ну, будет тебе, Избранная. — Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла какой-то кривой. — Слезами горю не поможешь. Тебе и Первая скажет: твоей вины здесь нет. И твоей тоже, моя радость, — бросил он через плечо, заметив маячивший рядом силуэт Первой. — Никто не мог предвидеть этого. Но он все еще жив, Избранная. Он жив. А пока он жив, остается надежда. Ты об этом думай. Пока мы живы — мы надеемся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});