Грязный лгун - Брайан Джеймс

Я становлюсь сам не свой, когда захожу в класс, потому что я больше не смогу избегать ее. Она будет ждать меня, ждать, что я с ней заговорю, она гадает, будем ли мы теперь вести себя по-другому, буду ли я вести себя как ее парень или нет.

Я не собираюсь этого делать.

Я не собираюсь вести себя так, как те парочки в коридорах, которые виснут друг на друге, которым нужно, чтобы их все видели и чтобы им не было так одиноко.

Я не собираюсь заставлять себя болтать о ерунде до урока.

Я не хочу думать о том, должен ли я сегодня сесть рядом с ней, а не в стороне, как раньше.

Все это я просто ненавижу, и я стараюсь убедить себя в том, что это она виновата в моей нервозности, в моей неуклюжести, в моем стыде.

Подходя ближе, я вижу, что она стоит возле класса и с ней подружка, которую я не знаю. Ее взгляд блуждает по коридору, и я понимаю, что она ищет меня, и я нарочно прячусь за грудной парней, которые выше меня.

Каждая моя мысль о ней сегодня полна такой ненависти, что, когда я вижу ее, я не чувствую того, что всегда, я не вижу ангелов, живущих в ее улыбке или теплоту ее глаз. Я вижу только ее недостатки, что ее веснушки слишком крупны, что она опять не помыла голову и ее волосы болтаются, как вялая трава.

— Привет! — говорит она, когда мне уже не удается спрятаться. Ее голос такой счастливый. Он раздражает меня, потому что я этого не хочу.

Ее подружка тоже раздражает меня: она смеется, прикрывает рот рукой, ждет, что мы поцелуемся, или возьмемся за руки, или еще что-нибудь в этом роде, продемонстрируем, что после вчерашнего мы парень и девушка.

— Здорово… — Мой голос похож на рычащих демонов в моих наушниках. Я не останавливаюсь, только замедляю шаг, чтобы бросить на нее ненавидящий взгляд, и пройти мимо, и войти в класс, и сесть как можно дальше от нее.

Я позволяю демонам в моей душе взять верх, позволяю им стать сильнее на какое-то время, и этого достаточно, чтобы из дверей насладиться видом изменившейся в лице Рианны. Этого достаточно, чтобы улыбнуться про себя, обнаружив, что она чуть не плачет, войдя в класс и увидев меня в другом конце комнаты.

Урок тянется очень медленно.

Целую вечность.

Наш учитель говорит и говорит, а я его не слушаю, потому что старательно пытаюсь смотреть вперед: я не позволяю себе даже взглянуть в ее сторону, не позволяю себе быть честным, стараюсь убедить себя, что я перегорел к ней, что мой интерес к ней был всего лишь ошибкой.

Рианна пристально смотрит на меня через класс — так, как я раньше смотрел на нее. Я чувствую ее взгляд, окутывающий меня, словно дым, обжигающий мою кожу, пока я не краснею; но я знаю, что не посмею взглянуть на нее, потому что демоны отступили и я смогу только просить у нее прощения, если загляну в ее глаза.

14 часов 50 минут. Понедельник

Весь мир словно ополчился против меня, когда я пытаюсь выйти из класса: учитель задерживает нас на десять секунд после звонка, чтобы записать домашнее задание, девочка, сидящая передо мной, роняет свою ручку, учебник, а потом записи, разлетевшиеся четырьмя листками по полу.

Рианна собирает свои вещи медленно, спокойно; я смотрю на нее, потом на девочку передо мной, помогаю ей подобрать ручку, прежде чем пройти мимо Рианны.

Она выходит из своего ряда, когда я направляюсь к двери — похоже на состязание на треке, где те, кто на внешнем круге, кажутся ближе к финишу, чем те, кто на внутреннем, пока все не выходят на финишную прямую.

В моем ряду впереди меня идут, болтая друг с другом, два парня из Нидерландов, и я особо не стремлюсь пробивать себе дорогу между ними.

Когда я выхожу в коридор и меня оглушает гул голосов и хлопанье дверцами шкафчиков, которые то открывают, то закрывают, уже слишком поздно. Рианна стоит прямо передо мной, хлопает меня по плечу, так что не замечать ее дальше будет уж совсем откровенным хамством.

— Привет, — говорю я.

Она опускает глаза, ожидая услышать от меня нечто большее, и злится, не услышав от меня больше ни слова.

— Ты разве меня не проводишь? — спрашивает она.

Ее голос кажется таким тихим, как у Поли, когда я не выполняю то, что ей обещал.

— Хм… ладно, провожу, — говорю я, но сегодня она не улыбается мне, как обычно, а я не замедляю шаг и не отступаю в сторону, чтобы она встала рядом со мной, я чувствую себя лучше, когда она за моей спиной и я не вижу ее.

Выходя из двери, словно попадаешь в яркое сияние смерти — солнце на улице светит так ярко, что мне приходится опустить глаза, пока они не привыкнут; весна ощущается во всем, даже в асфальте.

В этот момент Рианна обгоняет меня, встает передо мной и кладет руки мне на грудь, останавливая меня.

Я отворачиваюсь, делая вид, что рассматриваю побеги, в беспорядке лезущие из кирпичных стен. Трава зеленым морем покрыла поле, деревья полностью оделись листвой, воздух теплый — я только сейчас заметил, что весна-то уже почти прошла, что скоро наступит лето со своими запахами и ощущениями.

— Может, мне лучше уйти, — говорю я, глядя на ничего не обещающий пейзаж.

— Что я сделала? — спрашивает Рианна — сейчас она плачет, беззвучно, только одними глазами.

— Ну что ты? — Я стараюсь, чтобы это прозвучало так, будто я не понимаю, что она имеет в виду, словно она не так меня поняла. Пытаюсь убедить ее в том, что не вел себя по-свински целый день, пытаюсь убедить в этом и себя, потому что ненавижу себя за то, что стал причиной ее слез.

— За что ты меня ненавидишь теперь? — Она убирает руки с моей груди, чтобы вытереть слезы.

— Я тебя не ненавижу, — говорю я. Я ненавижу себя, все больше и больше с каждой секундой, потому что мы стоим здесь, потому что, как бы мне этого ни хотелось, я не позволю себе прикоснуться к ее лицу, я не позволю себе погладить веснушки под ее глазами, пока она не улыбнется, и тогда мы оба сможем забыть те глупости, которые я натворил сегодня.

— Тогда почему ты себя так. ведешь? — Она впервые говорит со мной так жестко, и это пугает меня.

— Я… я не знаю, прости. — Я действительно не знаю, в эту минуту не знаю, не помню ничего, кроме ее взгляда, в то мгновение, когда она подумала, что я ненавижу ее, тогда как я с этой секунды и до конца моих дней никогда не смогу ненавидеть ее.

В моей душе все так запуталось, смешалось, как краски в грязной воде, когда ты моешь кисточки — красное больше не красное, синее становится коричневым, смешиваясь с водой, и Детальные цвета тоже становятся коричневыми, когда опускаешь кисть в воду. Мои чувства больше не разделены — мои чувства к Рианне и к Ласи, мое отношение к этому месту и к тому, откуда я уехал, мое отношение к ангелам и демонам.

— Бенджи, ты мне нравишься, но если… — И она делает паузу, чтобы собраться с духом и сказать мне о своих чувствах. Я даже не смею взглянуть ей в глаза, когда она говорит: — Если я тебе не нравлюсь, скажи об этом прямо сейчас.

Рианна больше не плачет, стоит прямо, напрягшаяся, решительная, показывая мне, что она сильная.

Внезапно все начинает казаться таким пустым — деревья словно игрушки, поставленные ради представления в коробку из-под обуви, школа не что иное, как задняя декорация сцены. Даже птиц, как украшение, поместили в пустом небе, словно кто-то в последний момент додумался до этого, чтобы людям было на что смотреть.

Только Рианна казалась настоящей.

Только она была живой.

Она была более живая, чем все остальное вместе взятое и перемноженное между собой, и я впервые осознал, что меня привлекает ее внутренняя жизнь, то, что в ее душе, что светится в, блеске ее глаз.

Я осознал, что, обижая ее, я не уберегу Ласи от боли, ей все равно будет больно, эта боль была предопределена в тот миг, когда я увидел Рианну.

— Прости меня, — повторяю я, я шепчу: — Я… я… — Но не могу подобрать нужных слов и вместо этого прикасаюсь к ее лицу, и она проводит щекой по моей ладони, прежде чем накрыть мою руку своей, а потом идет дальше — ведет меня к спортзалу. Мы оба стараемся молчать, мы оба понимаем, что еще ничего не наладилось.

— Я тебе нравлюсь? — снова спрашивает она, когда мы подходим к двери.

— Я просто… это, ну… запутался, понимаешь? — отвечаю я, потому что это правда — я все свалил в одну кучу, в моей душе полный бардак, как на свалке, где ржавеют старые железяки.

Теперь мои глаза затуманились, а она смотрит в сторону, на деревья, которые растут в ряд между школой и парковкой, где другие ученики болтаются без дела, соревнуясь, у кого громче орет музыка, сливающаяся с шумом моторов, и никуда не торопятся.

Потом Рианна смотрит на меня, улыбается мне, как раньше — игриво, немного озорно.

— Да, понимаю, — говорит она, потом опускает глаза, снова смотрит на меня, накручивая локон на пальчик. — Но я тебе нравлюсь?

Я киваю. Снова и снова.

— Позвонишь мне вечером? После тренировки? — спрашивает она, и я снова киваю.