Женатый мужчина - Пирс Рид

— Джилли?

— Нет. Сейчас позову. — Потрескивание, шепот, затем тот же голос: — А кто спрашивает?

— Джон Стрикленд.

Снова потрескивание, шепот, другой голос: «Алло!»

— Джилли?

— Да. Извините. Я не знала, что это вы. — Она хихикнула. — Осторожность никогда не мешает. Мог быть просто розыгрыш, один из кавалеров, которые дышат в трубку и молчат.

Снова хихиканье. Она молчала, нарочито громко дыша в трубку.

— Кстати, об осторожности, — сказал Джон. — Этот телефон, возможно, прослушивается.

— Ну да? Неужели юристов прослушивают?

— Если еще нет, то будут. — Пауза. — Где вы теперь живете?

— На Уорик-сквер. Снимаю квартиру с подругой, ее зовут Миранда. Случайно не знакомы? Ужасно симпатичная. — Опять смешок.

— Она рядом? — спросил Джон.

— Да, но если б ее тут не было, я бы сказала то же самое.

— Может, как-нибудь пообедаем вместе? — спросил Джон.

— Почему бы и нет.

— На будущей неделе вы свободны?

— Даже слишком.

— Тогда, скажем, в среду к часу дня в «Дон Жуане» на Кингс-роуд?

— Отлично.

— Запомните?

— Разве можно забыть «Дон Жуана»?

— Значит, до встречи.

Джон положил трубку, собрал бумаги в портфель и отправился домой.

Глава четвертая

В том районе Лондона, где Джон с Клэр купили себе дом, улица на улицу не похожи. В верхних кварталах Холланд-Парка и Кемпден-Хилл просторные, фешенебельные особняки богачей окружены, словно крытые фургоны первых колонистов в Америке, отведенными только для обитателей этих мест садами. Севернее, за Ноттинг-Хилл-Гейт, да и на северной оконечности Лэдброук-Гроув стоят полутрущобы, битком набитые приехавшими на заработки ирландцами и вестиндцами. В последнее десятилетие распространение этих облезлых домов приостановилось, пошло на убыль, агенты по продаже недвижимости решительно выселили обнищавших съемщиков и стали продавать дома покупателям из средних слоев общества. В доме Стриклендов раньше размещалось три семьи, и, поскольку он стоял на границе района, где селились не слишком охотно, обошелся он дешево. Они сами перестроили его, восстановив первоначальную планировку: кухня внизу, над нею — гостиная и спальня, а наверху — детская.

Они выбрали этот район отчасти потому, что он был опрятный и ласкал глаз, кроме того, Джон просто знал его лучше. Когда он приехал в Лондон, они с Гордоном Праттом сняли квартиру в районе Ноттинг-Хилл-Гейт, который — так уж совпало — входил в тот же избирательный округ, что и его нынешний дом в Холланд-Парке. Девятнадцать лет назад Джон вступил в местное отделение лейбористской партии и поручил своему банку переводить ежегодные взносы в размере двух фунтов Он так и не аннулировал поручение и теперь, вновь став активным лейбористом, обнаружил, что у него едва ли не самый большой партийный стаж среди членов местного отделения. Он опять начал посещать собрания, организовал петицию в муниципальный совет о создании детских игровых площадок на пустовавших земельных участках, и уже через месяц его выдвинули кандидатом в Главный административный комитет.

Все это он держал в тайне от друзей. Конечно, приходилось объяснять Клэр свои вечерние отлучки, ей он не лгал.

— Хочу заняться политикой, — сказал он в один из тех редких вечеров, когда они ужинали вдвоем, — так что придется ходить на собрания.

Она вздохнула:

— Часто?

— Всего раз в неделю.

У нее стало грустное лицо, так она смотрела на Тома, когда тот сообщал, что хочет вступить в бойскауты или в футбольную команду. Общение с людьми — это прекрасно, но ведь именно ей приходится гладить форму и стирать рубашки.

Конечно, у лейбористов нет униформы, и сорочки Джона едва ли будут пачкаться чаще — разве что на каком-нибудь собрании, где очень уж разгорятся страсти, его забросают тухлыми яйцами, — и тем не менее она вздохнула: ведь Джон не мальчишка, стоило бы подумать, прежде чем пускаться в свои донкихотские затеи, неужели без того забот мало? Как назло, едва в Джоне пробудились политические амбиции, Масколлы пригласили их в оперу, причем именно в тот вечер, когда было назначено ежегодное собрание местного отделения лейбористов округа.

— Мы пойдем? — спросила Клэр Джона, держа в руке телефонную трубку.

— Когда?

— В четверг.

— Исключено.

— Почему?

— У меня собрание.

— А ты не можешь его пропустить?

— Нет, меня же выбирают в Главный административный комитет.

Она нахмурилась.

— В комитет, — повторила она раздраженно и даже презрительно. — И что же мне сказать Мэри?

— Что хочешь.

Клэр приложила трубку к уху.

— Вы знаете, — сказала она, — к сожалению, ничего не получится: у Джона какие-то дела, и, как всегда, все срочно…

— А без него вы не можете? — спросила Мэри на другом конце провода.

— Почему же, но вы, наверное, предпочтете пригласить какую-нибудь пару…

— Ну нет, — рассмеялась Мэри. — Просто найдем пару вам.

Вечер первого политического триумфа своего супруга Клэр провела в опере с Масколлами и Микки Нилом. Джон вернулся домой рано, пропустив с приятелями всего по кружке пива, а Клэр припозднилась и пришла навеселе после ужина в ресторане у Вилера на Олд-Комп-тон-стрит, где подавали дуврскую камбалу и холодный рейнвейн.

— Всем хотелось знать про твое собрание, — сказала она Джону, раздеваясь и глупо хихикая. — Но я не выдала тайны.

— Никакой тайны нет, — проворчал Джон.

— Разве? — Лицо у нее раскраснелось от выпитого.

— Почему это должно быть тайной?

— Не знаю. Просто все это довольно нелепо, ты не находишь?

Джон строго посмотрел на нее поверх очков:

— Нет, не нахожу.

— Возможно, но со стороны виднее. — Она запуталась в нижнем белье и расхохоталась над своей неловкостью. — Одно я тебе могу обещать, — сказала она, — когда Генри, Мэри и Микки узнают, они будут смеяться.

— Что же, пусть смеются, — спокойно ответил Джон.

— Поступай как знаешь. — Клэр натянула ночную сорочку и улеглась в постель. — Только я тоже еще посмеюсь, не обессудь.

Утром, в вагоне подземки по дороге на службу, Джон пытался разобраться в своих разногласиях с Клэр, но мешало раздражение. Ясно, что она считает его лицемером: он-де вернулся к лейбористам не по убеждению, а из желания досадить ей.

Мелькнула мысль: на самом деле, разве это не так? Ведь именно ее фраза, сказанная тогда, в машине, заставила его позвонить Гордону Пратту. Джон вспомнил: в начале знакомства он горячо спорил с ней, опровергая ее консервативные взгляды на политику и мораль, пока она не замолкала, сдавшись на милость победителя. Или, как сказал в свое время Гордон: «Эта провинциальная барышня будет твоей Бастилией».

Но подобно варварам, захватившим Рим, он же и растворился в ее убеждениях. Выиграв сражение, он проиграл войну. Жизнь, которой они зажили, отражала ее мир, а не его, так что Клэр вполне могла полагать, что его бунт направлен и против нее. И все же она зашла слишком далеко, если полагает, будто только ее слова, сказанные тогда в машине после ужина у Масколлов, побудили его действовать и что он ухватился за социализм, как за розгу, чтобы высечь ее. Женщины, размышлял он, всегда сводят идеи к личным конфликтам. И, вспомнив ее реплику «Я еще посмеюсь» — насчет его занятий политикой, — он не оскорбился, это даже не задело его. Пожалуй, он был даже польщен, что его считают способным на большее, чем те, у кого на уме только Уимблдонский турнир да Лондонская биржа.

С другой стороны, хоть он и сумел (в собственных глазах) вновь стать бескорыстным и великодушным человеком, ему не удалось избавиться от снобизма, составляющего вторую половину его «я». Нынешние товарищи по северокенсингтонской ячейке лейбористской партии показались ему такими же тупыми и неинтересными, как одноклубники, с которыми он общался двадцать лет назад в Оксфорде. Джон охладел к сливкам общества, однако по-прежнему жалел, что приверженцам социалистических идей не хватает внешней привлекательности и чувства юмора. Он прибегнул к противоядию, и чем глубже вникал в практические проблемы национального дохода и социальных нужд, тем чаще назначал свидания Джилли Масколл.

Глава пятая

На первое их свидание в «Дон Жуане» он приехал на Кингс-Роуд, нервничая по двум причинам: их могли увидеть знакомые и истолковать это на свой лад, а главное — опасался, что будет нелеп в своем унылом, обычном костюме, вполне приличном для Дома правосудия, но неуместном в Челси[18]. Не пошлет ли Джилли его подальше? Его провели к заказанному столику, и он велел подать себе бокал аперитива. Заглянув в меню и увидев цены, Джон содрогнулся и принялся жевать хлебную палочку из корзинки на столе.