Глубокие интервью Сергея Белановского. Том IV. «Экономические беседы» с академиком Ю. В. Яременко - Белановский Сергей Александрович

Вопрос: По каким направлениями шел этот процесс?

Ответ: Направления были достаточно широко представлены. Это не только сырьевой фронт, но и образование, особенно высшее, которое охватывало очень широкий спектр знаний, начиная с фундаментальной науки. Сюда же относятся и новые виды энергии, такие, например, как солнечная. В гражданском машиностроении некоторые производства все-таки занимали приоритетные позиции. Эти производства как-то повышали технический потенциал нашей экономики. Таким образом, наука, некоторые отрасли машиностроения, производство металлов (особенно цветных, редкоземельных), энергетика – все это осуществлялось достаточно широким фронтом для создания заделов под будущее развитие. Здесь мы ориентировались на экономику Соединенных Штатов, на лучшие образцы мирового производства. Но я бы не сказал, что в этом вопросе все было благополучно.

Для примера можно взять историю развития нашей химической промышленности, которую мы стали создавать довольно искусственно. В какой-то момент было осознано, что химия является базой для многих технических изменений. Мы стали культивировать производство химических изделий. В результате были созданы конструкционные пластмассы – важный элемент современной индустриальной системы. Не сделав такого рывка в то время, мы сейчас бы очень отстали и в обороне и в гражданской экономике. Тем не менее мы начали развивать химическую промышленность только по причине того, что это соответствовало мировым стандартам современной индустриальной системы, и не более того. В тот момент, когда мы вкладывали гигантские инвестиции в химическое производство (в том числе и валютные), у нас не было для этого никаких особых оснований.

Конечно, тотальный технократический подход к ассортименту производства, к направлению научных инвестиций, преследовал цель поиска таких направлений развития, которых нам нельзя было упустить в гонке за мировое лидерство. Поэтому, наряду с той системой производства, которая вытекала уже из сложившихся приоритетов в виде конкретных военных программ, была еще некая система тотальной технической экспансии. Мы, конечно, не выдерживали такой гонки. Только когда задачи этой экспансии накладывались на какую-либо из конкретных из военно-промышленных программ, тогда она двигалась быстрее. В остальном приходилось очень сильно напрягаться и "размазывать"ресурсы, чтобы поддержать эту тотальную технократическую экспансию. В этом был, конечно, некий резон. Экономическое соревнование с развитыми странами, в которое мы вступили в 60-е годы, было, конечно, главной доминантой жизни нашей экономики. В в результате этого мы все время боялись что-то упустить и, когда обнаруживали в этом вопросе какой-нибудь крупный провал, впадали в панику. В такие моменты возникали мощные идеологические кампании. Немедленно находились люди, которые использовали эту панику в своих интересах и подогревали ее. В итоге "провал"начинал возмещаться с большими издержками, потерями, извращениями, я бы сказал – с элементами шизофрении. Такие явления трудно объяснить в рамках рациональных категорий. Это какая-то черта тоталитарных систем, которую по идее должны объяснить социологи.

Вопрос: Но Вы сами до этого говорили, что в такой политике был некий резон?

Ответ: Но в этом и состояла реальная действительность: сплав вполне рациональных мотивов с иррациональными способами их реализации.

Вопрос: Что это значит?

Ответ: Помимо других причин, структура нашего общества предполагала постоянную идеологическую подкормку, которая должна была давать некий заряд оптимизма. Для достижения этой цели использовалось все, что можно, например, лозунги электрификации всей страны или химизации народного хозяйства. Пропагандисты и идеологи кормились на этом, они были заинтересованы в таких кампаниях, и раздували их до невероятных масштабов.

Вопрос: А в реальном воплощении таких задач тоже был элемент «шизофрении»?

Ответ: Конечно. В суперведомствах всегда в таких случаях появлялись люди, которые, используя подобного рода панику (истерику властей), желали на ней поживиться. Примером могут служить те академики (их было не меньше трех), которые сделали себе карьеру на кампании химизации. И они представляли собой, можно сказать, не худший, умеренный вариант технократического лоббирования. Ведь были люди, которые писали книги о том, как можно сделать станки целиком из пластмасс, включая даже станину.

В свое время я пытался выяснить почему в Америке так широко стали внедрять пластмассы. Стало понятно, что там существует гораздо более высокий уровень унификации, специализации производства. Это позволило изготавливать из пластмасс большие партии изделий, при которых только и может быть выгодно изготовлять соответствующее оборудование, например, для производства машиностроительных деталей из пластмасс. В нашей же стране уровень специализации был очень низким, имела место микроавтаркия. В этом смысле машиностроение было совершенно не подготовлено к переходу на новый вид изделий из химического сырья. Кроме того, в США высокий уровень зарплаты станочников, связанный с высокими трудовыми издержками при обработке металла, явился тем фактором, который сильно способствовал усилению мотивов перехода на изделия из пластмасс. Что же касается нас, то в 60-е годы мы еще не подошли к тому "порогу", при котором экономия труда могла бы являться важным фактором производства. Таким образом, наше машиностроение не было подготовлено к химизации. Тем не менее мы вступили на этот путь. Я думаю, что это было одно из сильных проявлений технократического мышления, когда мы боялись упустить или потерять что-то важное.

Появление несколько безголовых, но агрессивных технократов является важным и отчасти трагическим моментом нашей истории. Они выдавали себя, как правило, за "спасителей"нашей экономики и все время предлагали технократические решения ее проблем. Например, если помните, была выдвинута идея создания всеобъемлющих сетей связи, гигантских всесоюзных сетей передачи информации. Это была совершенно шизофреническая идея, но она реализовывалась в широких масштабах. Правда, реальных ресурсов под нее давали очень мало, поэтому она реализовалась в основном как гигантская бюрократическая и идеологическая фикция. Тем не менее на этой фикции сделал себе карьеру небезызвестный академик Глушков, да и не только он. Далее, идея оптимизации народного хозяйства – это тоже одна из технократических идей. Она реализовывалась на совершенно пустом ресурсном пространстве, но с большой идеологической помпой.

Честно говоря, механизм возникновения таких программ остается для меня не до конца ясным. Как они возникали, расширялись, осуществляли экспансию? Мне кажется, что эти вопросы относятся к социальной психологии или психологии государственного регулирования. Это не просто влияние лоббистских группировок. Мне кажется, все гораздо сложнее. Эти технократические идеи, с одной стороны, подкармливались психологией соревнования со странами Запада, но с другой стороны, они очень часто казались спасительными, разрешающими наши внутренние противоречия. Попытка за счет технократических решений выйти из трудных ситуаций была некой внутренней потребностью в чуде. Возможно, что сами руководители правительства, будучи технократами, всерьез относились к подобным идеям. Очевидно, что главной причиной появления этих глобальных технократических рецептов явилось усиление кризисных ситуаций в стране и отсутствие каких-либо перспектив на их разрешение. В подобных ситуациях, когда возникает необходимость принятия каких-либо сильных решений всегда появляются и предлагаются всякого рода псевдорешения, якобы очень эффективные, как правило, чисто технократические. Они брались на вооружение. Спустя какое-то время становилась очевидной их несостоятельность, хотя даже не очень проницательные люди с самого начала говорили, что это очередная химера. Я подозреваю, что и многие проводники таких химер тоже так думали, но им очень хотелось под них получить определенные инвестиции, а благодаря инвестициям – рост собственного социального статуса. Были еще люди, которых очень устраивал очередной идеологический бум. Но были и люди, которые искренне верили в эти программы, хотя объективно они очень часто наносили стране колоссальный вред.