Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру - Мэтт Маккарти

человека», – хотелось добавить мне, но я промолчал.

Час спустя я ушел с лекции по электрофизиологии, поправил свой галстук и направился в поликлинику.

– Держись подальше от Туберкулифта, – прошептал один из студентов-медиков, имея в виду просторный лифт метро, в котором недавно поселились несколько бездомных.

В медицинской школе мы изучали огромное количество теории, корпели над книгами. На практике же оказалось, что главное для врача – уметь общаться с людьми.

Я пробежал четыре лестничных пролета и вышел из обдуваемой кондиционерами больницы на зловонный, пульсирующий летний воздух и несколько потных минут спустя прибыл в поликлинику. На вводном занятии я узнал, что это довольно непритязательное заведение, в котором работали проходящие практику врачи из Колумбийского университета, обслуживало северные кварталы Манхэттена: Инвуд и Вашингтон-Хайтс. История этих кварталов была тесно связана с иммигрантами. В начале двадцатого века сюда хлынул поток ирландцев, а в конце 1930-х здесь нашли пристанище евреи из Европы. Когда же нарисовался наш поток из сорока новоиспеченных интернов, тут, прямо как на низших ступеньках юношеской баскетбольной лиги, преобладали доминиканцы.

Вводное занятие закончилось ознакомлением с неутешительной статистикой: каждый пятый взрослый из местных жителей страдал ожирением. У половины не было никакой физической активности. Людей без постоянного лечащего врача здесь было на тридцать процентов больше, чем в среднем по Нью-Йорку, и каждый десятый приходил в приемный покой в случае болезни или потребности в медицинской консультации.

– Добро пожаловать в Вашингтон-Хайтс, – поприветствовал нас глава отделения. – Вы будете заниматься очень полезным делом для этого района.

Было очевидно, что для работы в поликлинике, помимо медицинских навыков, понадобится умение общаться с людьми – а мне явно недоставало ни того, ни другого.

Молодая администратор на стойке регистратуры в поликлинике проверила мой пропуск, нашла на маркерной доске фамилию и провела меня в кабинет.

– Располагайся, – сказала она, открыв дверь одного из семи однотипных кабинетов. В левом углу комнаты стояла кушетка, застеленная пергаментной бумагой, а на стене желто-оранжевого цвета висела синяя манжета для измерения давления. Справа от меня стоял большой деревянный стол с компьютером. Мой первый врачебный кабинет.

– Хотела просто напомнить, – предупредила женщина, – что после того, как примете пациента, нужно доложить о нем ОВ. Затем принесите бумаги мне.

– ОВ? – переспросил я. Медицина стремительно превращалась в мешанину аббревиатур.

– Ответственный врач. Дальше по коридору.

– А, насто…

– Да, – она подмигнула. – Настоящий врач.

В Массачусетской больнице я в течение месяца работал с врачом общей практики, перенимая у него опыт, так что имел общее представление о том, как все устроено, хотя понимал, что было бы ошибкой предполагать, будто в поликлинике все будет просто. Если даже Байо там приходилось несладко, то мне и думать не хотелось, что меня ждет. К счастью, дальше по коридору был кабинет настоящего, сертифицированного врача общей практики, ОВ, который мог прийти на помощь, если я запутаюсь или попросту не буду справляться.

Я зашел в свою учетную запись на компьютере и открыл список пациентов. Приемы были назначены с получасовыми интервалами с часу до половины пятого дня. Открыв историю болезни первого пациента, я испытал легкий трепет, готовясь набросать информацию о нем. Это был мужчина пятидесяти трех лет, посещавший поликлинику в Вашингтон-Хайтс уже несколько лет. Я открыл последнюю запись, сделанную его предыдущим врачом. Она начиналась со следующих слов:

«Список проблем:

1. ГПТ

2. ХБП

3. ИБС

4. ПНМК

5. ХОБЛ

6. ГЭРБ[39]

7. ЗПА

8. Мигрень

9. РПП

10. СД2

11. ДГПЖ[40]

12. Табакокурение

13. Депрессия

14. ГЧП[41]

15. СОАС на БиПАП[42]

16. МП, варфарин[43]

17. Глаукома?

18. ГКМП[44]

Что это за пациент, у которого восемнадцать проблем? Как я мог помочь тому, кто нуждался в целой команде специалистов? Просматривая эти сбивающие с толку аббревиатуры, я почувствовал, как у меня закрутило живот. Некоторые из сочетаний букв были мне знакомы, но от чтения каждой неизвестной мне аббревиатуры казалось, будто меня ткнули под ребро ножом. В Колумбийском университете что, использовали другие сокращения? Мне внезапно стало не хватать всей неотложности хирургии, когда нужно что-то исправить прямо здесь и сейчас, показать результат Акселю и двигаться дальше. Я перечитал запись с самого начала и принялся искать в Google различные сочетания букв, которые мне ни о чем не говорили.

Если врач не может быстро и четко разместить манжету тонометра на руке пациента, скорее всего, он новичок.

Пока я печатал, мои ладони немного вспотели. Что, если у этого мужчины были и другие проблемы – не указанные в списке? Пациенты, как правило, уделяют основное внимание тому, что они чувствуют – например, ноющей боли в колене, – но не тому, что почувствовать не могут, например диабету или гипертонии. Как вообще я мог охватить все старые и новые проблемы за один короткий прием? Пока компьютер выполнял поиск, мои мысли снова вернулись к Карлу Гладстону, как это случалось в любую свободную секунду: «Будет ли он в порядке?»

Я должен был что-то сказать.

После двадцати проведенных в растерянности минут я успел изучить историю болезни пациента лишь на треть и тем не менее, сидя за большим столом, все-таки чувствовал себя настоящим врачом, во всяком случае в большей мере, чем в отделении кардиореанимации. Ощутив легкий прилив вдохновения, я подскочил со своего кресла и решил попробовать манжету тонометра в деле. В медицинской школе это хитроумное приспособление всегда казалось мне каким-то неподатливым, и я по опыту знал: если начну возиться с манжетой, пациент сразу же поймет, что я в этом деле новичок. Убедившись, что без проблем могу одной рукой удерживать на месте стетоскоп, другой при этом сжимать грушу тонометра, я вернулся к истории болезни. Спустя еще пятнадцать минут отчаянных поисков справочной информации мне пришлось закрыть глаза.

Неужели и правда можно было запомнить и сохранить в памяти все эти знания? И что более важно – была ли в этом такая необходимость? Или же врачи помнили лишь самое главное и попросту подглядывали все остальное по ходу дела? Казалось, будто Байо уже все было не в новинку, словно он принимал решения, отталкиваясь исключительно от опыта. Я углубился в записи, постепенно теряя всякую надежду во всем разобраться, как вдруг в дверь постучали.

– Доктор Маккарти, – сказала администратор, – пришел пациент, записанный на час.

– Хорошо, – ответил я. – Замечательно.

– Будете его принимать? – спросила она.

Взглянув на свой блокнот, я на мгновение задумался, будет ли приемлем какой-либо ответ, помимо утвердительного. По правде говоря, мне нужен был как минимум еще один час, чтобы почувствовать себя готовым принимать пациента.

– Ну, – сказал я,