Каникулы в Чернолесье - Егоров Александр Альбертович

Поразмыслив, я вернулся в комнату. Под высоким потолком чердака, как я уже говорил, были развешены пучки каких-то засушенных растений (должен сказать, что с некоторых пор запах травки вызывал у меня неприятные мысли). Я не интересовался их свойствами. Но дедовский гербарий размещался на прочных веревках. Они-то мне и были нужны.

Я никогда не был скаутом, а жаль. Сейчас бы это пригодилось. Все же я кое-как соединил несколько шнуров в один, длинный, и одним концом привязал его к стойке балконных перил. Подергал. Остался доволен своей изобретательностью.

Взглянул на телефон. Оказывается, пока я возился с веревками, мне пришло еще одно сообщение. Геометка. Это было разумно: теперь я мог выстроить маршрут в навигаторе. За окном уже было темно, хоть глаз коли (по выражению деда), и вряд ли скромный фонарик в моем телефоне мог бы осветить мне дорогу в лесу. Навигатор был куда надежней.

Больше посланий для меня не было. От меня ждали действий.

Я натянул джинсы. Новая футболка, как и было обещано, висела на спинке стула. Я надел кроссовки и уселся на перилах балкона, свесив ноги.

Где-то в стороне негромко каркнул ворон. Я замер. Прислушался. Нет, вроде все тихо.

Я взял веревку в руки. Изо всех сил сжал и медленно сполз вниз. О, чудо: веревка не оборвалась. Я висел на руках, а мои ноги бесполезно болтались в воздухе. Ухватить ими трос никак не получалось. Белые кроссовки красиво светились в темноте. К счастью, во дворе никого не было, и некому было оценить мои упражнения.

Наконец, я догадался упереться ногами в деревянную стену. Теперь можно было потихоньку спускаться. Так я и сделал. Первый узел на тросе я прошел благополучно, чего не скажешь о втором: он медленно и как бы нехотя развязался, а я, тоже нехотя, но быстро обрушился вниз.

Уф-ф! Лететь пришлось недолго. Я кубарем покатился по откосу стены и свалился в чудесный розовый куст.

– Ч-чертова сволочь, – шипел я, хватаясь за колючие ветки.

Оглядел расцарапанные руки. Оценил другие повреждения: их не было.

Подумал и отломал ветку с цветущими белыми розами. Я слышал, что на свиданиях девушкам всегда дарят цветы.

А вот что дарят оборотням-волчицам? Килограмм костей?

Скривившись от собственной шутки, я поскорее перебежал на другую сторону двора, к навесу. Фонари ярко горели на периметре, и мне не пришлось даже включать лампочку в телефоне.

Не без труда я вытащил самокат из прицепа. Оценил заряд: оставалось процентов тридцать. Взбираться на холмы было тяжело, и батарея успела подсесть. Как хорошо, подумал я, что дед привез меня вчера на машине. А сейчас заряда как раз хватит, чтобы доехать до лагеря, думал я. А там… будь что будет.

Да, вот таким и было мое настроение. Будь что будет, думал я, когда осторожно протаскивал свой самокат в калитку. Даже если сейчас меня окликнет Герман, я не вернусь, думал я. Я совершенно свободен и могу делать, что хочу. И меня ждет Майя.

Но никто меня не окликнул.

Дорога была совершенно темной, но при свете луны я мог видеть светящиеся столбики на обочине. Великанские сосны высились по обе стороны, и в темноте они казались еще выше. Я укрепил телефончик на руле (рядом с белыми розами) и включил навигатор: теперь дорога была прямо передо мной, как на ладони, и зеленая стрелка гнала меня вперед.

Километров через семь я дождался поворота и свернул в правильную сторону, отметив про себя, что без выстроенного маршрута вообще проехал бы мимо. Как вы помните, Майя позаботилась, чтобы я не заблудился. Она очень предусмотрительна для девчонки, подумал я. А больше тогда ничего и не подумал.

Но вскоре ситуация изменилась. Лесная тропа, на которую надо было свернуть, была совершенно, безнадежно, бесконечно темной. Казалось, кроны сосен смыкаются там, наверху, и вокруг не было видно вообще ни черта, даже луна куда-то делась. Я попробовал ехать строго по карте. Это почти получилось. Но потом самокат несколько раз подбросило на корнях, в нем что-то угрожающе заскрипело, и пришлось остановиться.

Я посветил перед собой фонариком. Пятно света еле выхватывало из темноты мои кроссовки. Да и телефон начинал садиться. Расстроенный, я спрятал его в карман. Оставалось идти пешком еще километров пять по этой свинячьей тропе, практически вслепую.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ничего, подумал я. Будь что будет.

Я прислонил самокат к дереву и уже решился идти, и в эту самую минуту луна ненадолго вышла из облаков и зажглась в крохотном просвете между сосен, яркая и призывная. Она как будто хотела напомнить мне о чем-то, о чем я всегда знал, только надолго забыл. А вот вчера… да, вчера ночью вдруг вспомнил.

Вспомнил, кто я.

Я волк-оборотень, который впервые услышал зов крови. И мне не нужны никакие дальнейшие объяснения.

Теперь я знал, что мне делать. Я смотрел и смотрел на луну, которая горела в небе как будто для меня одного.

«Wexen, Hexen, Silbermond», – произнес я хрипло.

Ничего не произошло.

В кармане завибрировал телефон. Я посмотрел на экран.

«Ты здесь?» – спрашивала Майя.

Я набрал только одно слово:

«Иду».

Не дожидаясь ответа, я сунул телефон под сиденье самоката. Сорвал с себя футболку. Зашвырнул в темноту. Последним движением зачем-то схватил колючую белую розу и прижал к груди. «Wexen… Hexen… Silbermond!» – воскликнул я, и лунный луч пробил мое сердце.

В этот раз трансформация прошла даже быстрее и – как бы это сказать? – однозначнее. Мгновение – и я стоял на тропе, опираясь на все свои четыре великолепные когтистые лапы. Мой хвост был прямым, как палка, и больно хлестал меня же по бокам, если мне вдруг приходило в голову им повилять. Мне нравилось мое новое тело. Я поднял нос к луне и завыл.

Вероятно, луна ретранслировала наши песни на многие километры, как сотовая станция – радиосигнал. Потому что через минуту я услышал ответный призыв. Это был голос Майи. Я узнал бы его из тысячи.

Только теперь я понимал, о чем она поет, так же ясно, как она понимала меня. Вот странно: свою собственную песню я не смог бы передать словами так ясно, но это и не требовалось. Главное было знать, что тебя понимают. Что тебя любят и ждут и всегда рады видеть.

Об этом она и пела.

Мне стало так радостно, как никогда еще не бывало в человечьем теле. Вы никогда мне не поверите, но это именно так. Мои маленькие радости и большие обиды – эти глупые переживания вчерашнего школьника с хреновым аттестатом – испарились, как лужица воды на сковородке, а мое новое звериное счастье жгло меня изнутри. Я снова запел об этом, и мой голос звучал уверенно, как у взрослого – и то верно: я уже не был новичком. И еще: я победил Феликса, и получил самую красивую волчицу в стае, и она сама призналась мне в этом.

– Жди-дожидайся, – услышал я вдруг.

Я опустил морду и увидел в трех прыжках от себя желтые глаза Феликса.

Он снова прыгнул – и я снова увернулся. Это едва ли заняло хотя бы секунду, но в этот раз мне пришлось труднее. Тропа была неширокой, вокруг стояли деревья, и развернуться в воздухе уже не получалось – если, конечно, ты не хотел на бешеной скорости расшибить башку о ближайшую сосну. Я просто отскочил в сторону и замер.

Мы стояли нос к носу шагах в пяти друг от друга. Или враг от врага, так было бы правильнее. Однако Феликс стоял на моем пути.

– Ты не пройдешь, – сказал он тихо, но с ненавистью. – Ты мне надоел. Чертов лесник-недоучка.

Слюна капала у него из пасти. Это было не страшно, скорее противно.

– Я пройду, – сказал я.

– Тебе некуда идти. И незачем. Это я писал тебе в мессенджере.

– Ты написал «Феликс отдохнет»? Ну так и отдыхай.

Как видите, я снова стал смелым и наглым.

Он поскрипел зубами.

– Это она добавила, пока я не видел, – сказал он.

– Все равно врешь. Она только что говорила со мной.

– Это я попросил ее спеть. «Люблю, жду, чмоки-чмоки». Какая пошлость.

– Она не об этом пела, – возразил я.

– Да пошел ты… герой-любовник… нет, правда, проваливай. И отдай мне свою вялую розочку. Я передам Майке, так уж и быть.