Между нами горы - Чарльз Мартин

Я вытер ей рот и дал попить, придерживая за нее кружку.

– Вы должны принять адвил. Только сомневаюсь, что ваш желудок этому обрадуется.

Она кивнула, не разжимая век. Я подбросил в костер хвороста и включил горелку. От запаха кофе она открыла глаза. Она была измучена, энергия иссякла.

– Давно вы не спите?

– Часа два. Я пытался оглядеться. Как мне ни нравится наша пещера, надо отсюда выбираться. Здесь нас никто не найдет. Сигнальный огонь и то не разжечь.

Она увидела причудливые предметы слева от меня и спросила:

– Ваша работа?

Я снял с задней стороны кресел обивку, вынул пружины, при помощи инструмента Гровера раскрутил проволоку и разогнул станины. В результате получилось нечто, отдаленно напоминавшее снегоступы. В длину они были больше, чем в ширину, передняя часть оказалась шире задней. Я обтянул рамы проволокой из кресел и закрепил ее леской. Получилось довольно прочно. Я приподнял свои изделия.

– Это снегоступы.

– Как скажете.

– По утрам, проводя плановые операции, и по вечерам, встречая «Скорую» или вертолет, я регулярно решаю задачи гораздо сложнее этой.

– Хвастаетесь?

– Нет, просто объясняю, что моя работа – хорошая подготовка к необычному и неожиданному.

Я дал ей один снегоступ, она покрутила его в руках и отдала мне.

– Мне больно даже думать о том, чтобы пошевелиться, но я готова попытаться. Будет полезно сменить обстановку.

Я налил ей кофе.

– Только осторожно. В нашем распоряжении еще два дня.

– Вы же никого не ждете? Серьезно?

– Нет, никого.

Она кивнула и задышала полной грудью.

– Я покину вас на пару часов. Проведу рекогносцировку.

Я достал ракетницу из пластмассовой коробки, где Гровер держал свои принадлежности для рыбалки, зарядил ее и отдал Эшли.

– Если я вам понадоблюсь, взведите затвор и нажмите на курок. Только следите, куда стреляете, иначе можно спалить себя и всю нашу берлогу. В крыле еще осталось горючее. Меня не будет почти весь день. Если я не вернусь к ночи, не беспокойтесь. Я возьму с собой спальный мешок, запасное одеяло, еще кое-что. Со мной ничего не случится. Здесь все зависит от метеоусловий. Они быстро меняются. В случае чего мне придется залечь и переждать пургу. Хочу найти пропитание и новое убежище или место, где его можно построить.

– Вы все это умеете?

– Кое-что умею. Чего не умею, тому научусь.

Я забрал лук Гровера из колчана в хвосте самолета, оттуда же взял один спиннинг, куртку и катушку.

– Вы умеете ловить рыбу на муху?

– Был однажды опыт…

– Ну и как?

– В смысле поймал ли я чего-нибудь? Ничего не поймал.

– Я боялась, что вы это скажете. – Она посмотрела на лук. – А эта штуковина?

– Из такой штуковины я стрелял.

– И даже попадали?

– Случалось.

– Думаете натягивать тетиву со сломанными ребрами?

– Не знаю, еще не пробовал.

– Перед уходом помогите мне кое с чем.

Речь шла о малой нужде. Потом я растопил для нее воды и укрыл ее.

– Дайте-как мне мой кейс. – Она достала сотовый телефон. – Так, шутки ради… – Она включила телефон, но холод успел его убить. Я пожал плечами.

– Попробуйте разложить пасьянс. Можете воспользоваться моим компьютером, хотя я удивлюсь, если он включится. А если включится, то проработает недолго.

– А книги у вас есть?

– Я не такой уж книгочей. Придется вам остаться наедине с вашим мыслями – и с собачкой. – Я почесал нашего песика за ухом. Он уже привык к нам и перестал лизать в губы Гровера. – Вы не вспомнили его кличку?

– Нет, – жалобно ответила она.

– И я. Предлагаю окрестить его Наполеоном.

– Почему?

– А вы к нему приглядитесь! Он – воплощение наполеоновского комплекса у животных, если такое только бывает! У него вид сердитого бульмастифа, которого запихнули в тело размером с буханку хлеба. С него хоть плакат рисуй: «Это не размер собаки в бою, а размер боя в собаке».

– Что бы сделать для него, чтобы он не отморозил лапки?

Я посмотрел на выпотрошенное кресло со сломанными шарнирами, открыл универсальный инструмент и снял четыре фута виниловой обивки. В спинке кресла обнаружился слой губки толщиной в полдюйма. Я сделал из губки подушечки с прорезями и привязал их к лапам Наполеона при помощи лески. Он смотрел на меня как на сумасшедшего. Но когда дело было сделано, он понюхал свою «обувь», встал, прошелся по снегу, потом прижался ко мне и лизнул меня в лицо.

– Пожалуйста. Я тоже тебя люблю.

– Кажется, у вас появился друг, – с улыбкой произнесла Эшли.

– GPS! – Я протянул руку.

Она достала прибор из-под своего спального мешка, и я спрятал его во внутренний карман рюкзака. В довершение подготовки я расстегнул кармашек на рюкзаке, достал компас и повесил его себе на шею. Его мне подарила Рейчел несколько лет назад.

Увидев его, Эшли спросила:

– Что это?

Я положил компас на ладонь. Он был потертый, местами зеленая краска облупилась, обнажив алюминиевый корпус.

– Компас.

– Похоже, он побывал вместе с вами в куче передряг.

Я закинул рюкзак на спину, застегнул на куртке молнию, натянул перчатки, взял лук.

– Не забудьте: если я не вернусь до наступления темноты, это не значит, что я пропал. Я все равно приду – возможно, завтра утром. Встретимся за кофе. Договорились?

Она храбро кивнула. Я знал, что если она встретит ночь в одиночестве, то обязательно забеспокоится. Темнота, как водится, усугубляет тревогу. Так уж она, темнота, действует: оживляет страхи, которые в свете дня прячутся, но не исчезают.

– Не вечером, так утром, – повторил я. Она покивала, я достал пузырек с адвилом.

– Принимайте по четыре штучки каждые шесть часов. И не забывайте поддерживать огонь.

Я вылез из берлоги, Наполеон выскочил за мной. Я нагнулся, чтобы застегнуть снегоступы, и он залез мне на спину.

– Мне нужно, чтобы ты остался здесь. Кто еще о ней позаботится? Ты все понял? Составишь ей компанию. Ей одиноко, это не лучший ее день. У нее уже должен был начаться медовый месяц.

– …В каком-нибудь теплом местечке, – подхватила Эшли из берлоги, – где загорелый официант Хулио или Франсуа в белых холщовых штанах подносил бы мне один за другим украшенные зонтиками коктейли!

Я отвернулся и начал восхождение.

Глава 9

Выпускной класс, чемпионат штата. Ты наблюдала, как я ставил новый рекорд штата в беге на 400 метров, опрокинув 50-секундный барьер. Мы поставили новый рекорд штата в эстафете 4х400, я победил в забеге на 2 мили, всего несколько секунд не добрав до рекорда страны, и собирался побороться за рекорд в беге на дистанцию в милю. Этот забег поставили последним, чтобы привлечь максимальное внимание прессы. Кто-то пустил слух, что я способен пробежать милю за 4 минуты. Тренеры со всей страны окружили моего отца и хлопали его по спине. У меня набралось больше двадцати предложений стипендий в университетах первой категории. Полный комплект.

Но и отец собрал собственный комплект. Его излюбленной игрушкой был MBA[12] по финансам. «Тебе оплатят пять лет учебы. Через два с половиной года ты станешь бакалавром, еще через два с половиной – магистром. Отучишься – и сам черт тебе не брат. С твоим напором ты бы мог возглавить мое агентство».

Я не желал иметь никакого дела ни с ним, ни с его рынками, ни с его агентством. Я знал, куда ему все это засунуть, но не говорил ему об этом.

А тебе сделали два предложения учебы в университетах 1-й категории, и, по правде говоря, я больше гордился тобой, чем собой.

Краем глаза я видел его физиономию. Жилку на его правом виске. Он был весь в поту. Несколько раз я пробегал на пляже милю за 4 минуты 4 секунды, но то на пляже, ранним утром, по песочку, иногда при попутном ветре. Он был уверен, что я могу ускориться до 3.58. На финише я был никакой, ноги как желе. Уложиться в 4.05 – и то хорошо. Ты висела на заборе, стискивая кулаки.

Выстрел стартового пистолета.

После первого круга мы еще бежали гурьбой, плотной группой. Парень с юга пытался меня отпихнуть. Я знал, что единственный мой шанс – оторваться от них. К третьему кругу я вырвался вперед. Организаторы предлагали мне регулятор темпа, но отец отказался. «Он сам справится», – заявил он тогда. Через три круга я набрал темп. Я уже знал, что приду первым.

Трибуны встали и заорали. Помню женщину, трясшую для пущего шума кувшином с монетами. У отца было каменное лицо. Он был сделан из гранита, а гранит переживает молча. Впереди оставалось сто метров, и я был близок к 3.58, может, даже к 3.57.

Я видел, как он смотрит на меня. В те секунды сбывалось все, ради чего я трудился. Ты надрывалась, что было мочи, подпрыгивала на высоту трех футов. Наблюдая за тобой и за ним, я понял, что, с каким бы временем я ни пришел, он все равно останется недоволен. Его не устроит даже национальный рекорд. Он в любом случае останется при мнении, что я недостаточно старался, что мог бы пробежать дистанцию еще быстрее.