О чем он молчит (СИ) - Ставрогина Диана

Неуверенно пожав плечами, Юра объяснил:

— Было, — подчеркнул он, — очевидно. А теперь… — На мгновение задумчиво сжав губы в тонкую линию, он опустил взгляд к собственным ботинкам, прежде чем вновь посмотреть Кате в глаза: — Теперь я не знаю, что бы делал, оказавшись на его месте. Теперь я понимаю — не только тебя, но и его.

Катя могла только молча покачать головой.

— Тогда мне было легко судить, — явно неохотно Юра продолжил, осознав, что она попросту не желает понимать его внезапно обновившееся мировоззрение. — Тогда я слабо себе представлял, что чувствовал Денис, а теперь, когда у меня самого жена — жена, которую я люблю, безумно люблю, — признание из себя он выдавил с трудом, но Катя не собиралась печься о его эмоциональном комфорте, пока он занимается оправданием предателей. — Теперь, когда я пытаюсь представить, чтобы сделал на месте Дениса, я уже не чувствую былой оголтелой уверенности, Кать.

Непроизвольно вырвавшийся из ее горла звук было не разобрать.

— Из-за его «сложного» выбора невиновный человек сел, если ты вдруг забыл! Я чуть не потеряла адвокатский статус, моя карьера оказалась на грани краха, и, если бы не Александр Анатольевич, все пошло бы к черту. Меня разнесли в суде в пух и прах, я пришла домой, а там Денис, глядя мне в глаза, уверял меня, что не знает, как так вышло. И ты сейчас находишь это приемлемым, серьезно? — Катя взмахнула рукой в сторону Юры; тот слушал ее с тем же, откровенно раздражающим монолитным спокойствием.

Найти в себе прежнее равнодушие у Кати не выходило. Они столько лет не смели затрагивать эту тему в разговоре, дружно сохраняли обоюдное молчаливое согласие по поводу произошедшего из страха друг друга ранить. Как оказалось, согласие было не такое уж обоюдное.

— А как бы ты на его месте поступила? — Юра вдруг задал ей вопрос, и по его внимательному, напряженному взгляду она догадалась, что интересуется он не из желания перевести стрелку спора в ее сторону, а потому что хочет знать ответ. Ей никто ни разу не задал этот вопрос. Никто. Даже Денис. — Ты бы сидела и ждала, зная, что угрозы в сторону Дениса более чем реальны или что-нибудь сделала бы? Ты смогла бы бездействовать?

— Я бы, — заговорила она, чеканя слова, — помогла ему во всем, но никогда, слышишь, никогда не стала бы обманывать и решать за его спиной. Я никогда бы не предала его выбор, чего бы мне это ни стоило. Потому что он вправе решать сам, потому что для меня «свобода воли» — это не красивое словосочетание, как и «доверие» не просто бессмысленное словцо. И я бы ни за что на свете не позволила своим личным интересам загубить чужую жизнь, тем более жизнь доверителя, который рассчитывал на своего защитника. — Замолчав, она крепко сжала ладони в кулаки; ногти ощутимо впились в кожу, отрезвляя.

— Он слишком тебя любил, чтобы мыслить адекватно, — Юра попытался возразить.

Катя горько усмехнулась.

— В том-то и дело: он любил недостаточно.

Глава 12

По-весеннему яркий солнечный свет заполнял спальню, отражаясь от кремового цвета стен, белоснежной мебели, зеркальных дверей раздвижного шкафа и даже от желтого покрывала на кровати и бледно-серого паркета. Комната утопала в жидком солнце, грела кожу, пробуждала от сна — все, как Лена задумывала несколько лет назад.

Самый теплый, самый уютной уголок их с Денисом квартиры. Единственный, что она успела оформить сама: остальные комнаты были отремонтированы до ее переезда и выглядели совершенно иначе: темные, с идеально-пропорциональной обстановкой, по-модному минималистичные. Неуютные и холодные. Неживые.

Со временем Лена привыкла и перестала замечать их искусственную красоту, которую столь легко было нарушить брошенным на край дивана пледом, забытой на журнальном столике книгой, оставленной на тумбе в прихожей мелочевкой вроде ключей, квитанций и почты. Со временем Лена забыла, что мечтала о другом, и научилась довольствоваться одним-единственным местом в огромной четырехкомнатной квартире. Жаль, с недавних пор даже в спальне покоя было не найти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Подойдя к зеркалу, Лена внимательно осмотрела себя с ног до головы. Одно полотенце удерживало мокрые после мытья волосы, второе — обнимало тело. Горячий душ не помог ни согреться, ни взбодриться. Кожа, покрасневшая под воздействием воды обжигающей температуры, а затем под теплыми лучами солнца, должна была пылать, но Лена чувствовала только прохладой бегущую внутри морось.

Уверенно бьющая своим присутствием за окном весна осознавалась с опозданием и казалась неуместно жизнеутверждающей, приглашающей — требующей даже, — радоваться и сверкать улыбками. Заторможенность во всем теле и мыслительная медлительность совсем не вписывались в это царство обновления и новых сил. Вяло подняв тяжелые как никогда руки, Лена стянула с головы полотенце и несколько секунд неподвижно пялилась на собственное отражение. На прямое свидетельство поселившегося в ней отчаяния.

Вьющиеся мелкими кудрями влажные волосы обрамляли ее уставшее лицо с темными кругами под глазами и проступившими под кожей капиллярами. Не такие гладкие, как прежде, потерявшие немного жизни после ее вчерашней эскапады в салоне волосы — сколько бы ее ни отговаривал парикмахер-колорист, Лена не могла ждать несколько месяцев, бережно и терпеливо осветляя пряди на несколько оттенков за раз, — вернулись к своему натуральному цвету.

В зеркале на Лену, наконец, впервые за почти два года вместо незнакомки с медной копной волос, смотрела она сама: золотисто-медовые локоны, серо-зеленые, непривычно погасшие глаза, изящный нос, тонкие, бледно-розовые губы, — и оттого еще заметнее становились настоящие изменения, что нельзя было стереть, проведя несколько часов в салоне красоты. Раньше она была другой.

Еще раз встретившись взглядами с собой в отражении, Лена начала собираться на работу. Достала из шкафа одежду, накрасилась и высушила волосы, застелила постель, тронутую лишь с одной стороны. Денис, вернувшийся вчера ближе к одиннадцати, уехал еще в семь утра, когда Лена только открыла глаза под звон будильника и шорох чужих сборов неподалеку. Спать он, вероятно, даже не ложился.

Что бы с Денисом не происходило, достучаться до него не получалось. Лена устала спрашивать и не получать ответа, устала предлагать помощь и слышать недоумевающее «Все хорошо»; устала слышать, что он занят, что в следующем месяце обязательно будет меньше работать. Она устала — как от его, так и от собственных — оправданий и самообмана. Так устала, что больше не испытывала ни надежды, ни понимания. Лишь поразительное спокойное равнодушие, за которым пряталась оглушающая растерянность.

Она не могла и дальше мучиться подозрениями, не могла гадать, связаны ли перемены в Денисе с возвращением Морозовой или нет.

Он знает?

Они виделись?

Видятся?

Она запрещала себе эти вопросы, чтобы не сойти с ума.

Одевшись, Лена уже в прихожей проверила сумку, не сумев вспомнить, положила ли прошлым вечером зарядку к планшету. Поиски ни к чему не привели: ни в сумке, ни в квартире кабеля не было, только адаптер. В очередной раз взглянув на часы, Лена побежала в кабинет. Денис совсем недавно купил планшет, но до сих пор пользовался старой зарядкой, и новая должна была оставаться в коробке. Возьмет ее.

В кабинет Лена заходила редко, не желая и не смея вторгаться на личную территорию Дениса; ей хорошо помнилось, чем в прошлом кончился ее первый и последний порыв любопытства. Многие знания — многие печали.

Книжные шкафы со стеклянными дверцами тянулись вдоль западной стены. На привычном месте, среди других коробок, нужную отыскать не удалось. Лена торопливо перемещалась от одного шкафа к другому, зная, что рискует опоздать, но без зарядки уходить было нельзя: весь рабочий день ее планшет без подпитки точно не протянет.

Наконец, на верхней полке самого дальнего шкафа она заметила выступивший край белоснежной упаковки. При ее росте тянуться пришлось на носочках. Кончиками пальцев толкнув легкую коробку ближе к себе, Лена дернулась от неожиданности, когда вместе с ней вниз рухнула темная коробка потяжелее.