Полуночная свадьба - Анри де Ренье

Отец Бокенкура, убитый еще молодым на дуэли, оставил сыновьям более чем скромное состояние, а Фульгенций де Бокенкур хотел богатства. Деньги делают жизнь легкой. Кроме того, он хотел гордиться своим именем, которое считал славным. Выгодный брак в таких случаях — наилучшее средство поправить дела, но он никогда о нем не думал и не чувствовал себя способным к нему. Его младший брат, граф де Бокенкур, казался более к нему пригодным.

Будучи на восемь лет моложе Фульгенция, Луи де Бокенкур обладал очаровательной внешностью, кроткой душой и слабым характером. Ему, следовательно, и надлежало восстановить благополучие рода. Целиком находясь под влиянием своего старшего брата, он на все смотрел его глазами. Последний и взялся его женить и женил. Де Бокенкур долго и трудно искал невесту. В конце концов его выбор пал на девицу Жюльетту Дюруссо, дочь г-на Дюруссо, промышленника, честного фабриканта сукна из Рубэ. Маркиз де Бокенкур, в сущности, желал чего-нибудь лучшего и искал состояния более прочного, чем коммерция, но пришлось довольствоваться добрым «сукноделом», как он его называл. Г-н де Бокенкур любил такие словечки в старинном стиле. Впрочем, г-н Дюруссо дал своей дочери внушительное приданое. Маркиз де Бокенкур сам руководил составлением условий брачного контракта своего брата и позаботился, проявив такую требовательность, что г-н Дюруссо сначала заупрямился, но потом согласился. Девица Дюруссо, видимо, не оказалась бесчувственной к красивым глазам своего жениха. Со своей стороны Луи де Бокенкур влюбился в свою невесту и радовался тому, что женится на девушке не только богатой, но и красивой. Девица Дюруссо вскоре заметила власть, которую маркиз де Бокенкур имел над своим младшим братом, и вместо ревности преисполнилась к нему признательности. По сути он сделал ее аристократкой — графиней де Бокенкур. Она считала себя обязанной ему своим счастьем, и таким образом влияние г-на де Бокенкура на его брата еще более усилилось.

Став хозяином положения, он проявлял его до конца. В его обществе и под его охраной молодые супруги совершили свое свадебное путешествие. Г-н де Бокенкур не отставал от них ни на шаг, вмешавшись сразу, окончательно и прочно в их новую жизнь, со всеми интимными сторонами ее, вплоть до обыкновения входить в любую минуту в их комнату и спать по соседству с ними, можно сказать, при открытых дверях. Молодая женщина, увлеченная новизной своего замужнего положения, даже не заметила такого вторжения третьего лица. Г-н де Бокенкур торжествовал.

По возвращении из путешествия они поселились вместе в особняке на Анри Мартен, Г-н де Бокенкур купил его и меблировал за счет юной четы. Он выделил в нем для себя отдельное помещение и столовался вместе с ними. Кстати, всем хозяйством руководил лично он. Молодая г-жа де Бокенкур находила весьма приятным хозяйничанье своего деверя. Мало-помалу он распространил его на все, управляя всеми делами семьи.

Молодая женщина даже примирилась с его языком и манерами. Папаша Дюруссо, сукнодел, выражался подчас весьма свободно, чтобы не сказать более, поэтому его дочь видела в поведение и речах г-на де Бокенкура отцовскую грубость. Такое сходство стало причиной ее любви к деверю, который обращался с ней весело и просто, и потому перед ним тоже не стеснялась.

В течение четырех лет все шло хорошо. За это время г-н Дюруссо умер. Оставленное им наследство оказалось значительным. Г-н де Бокенкур прибрал и его к рукам. Луи де Бокенкур разделял удовлетворение своего брата. Его виды не шли дальше наслаждения, которое ему доставляло тело его жены. Г-н де Бокенкур в свою очередь продолжал заботу о брате и о всех делах семьи. Каждый день он регулярно наведывался на кухню, прохаживался, приподнимал крышки кастрюль и наклонял над печью свое широкое красное лицо, как если бы в нем возродился дар к первоначальному ремеслу деда его Базуша, повара графа Прованского.

Однажды, возвратясь с кухни, г-н де Бокенкур узнал, что привезли домой его брата, который почувствовал себя плохо на улице. Поспешно вызвали врача. У Луи де Бокенкура заболело горло. К вечеру обнаружилась сильнейшая лихорадка. Пять дней спустя он умер. Отчаянию г-жи де Бокенкур не было предела, и в продолжение трех лет она никому не показывалась. Ей тогда исполнилось двадцать пять лет. Она прожила замужем четыре года. Когда она снова появилась в свете, то выглядела по-прежнему красивой, пухлой и свежей, но ее веки, бывшие всегда чувствительными, теперь немного покраснели.

Во время своего заточения она увлеклась изображением цветов и плодов, сделав подобное занятие для себя основным. Г-жа де Бокенкур проводила большую часть своего времени в мастерской, которую она себе построила, перед каким-нибудь искусно подобранным букетом, упорно стараясь воспроизвести его блеск и природное совершенство.

В маркизе де Бокенкур потеря брата вызвала неподдельную скорбь, но он ни на минуту не задумался над тем, что его смерть может Что-либо изменить в условиях его существования. Он продолжал, как и прежде, обитать вместе со своей невесткой, ничем не поступясь из интимной простоты отношений, в которой жил с ней и которую присутствие его брата не могло теперь оправдать. Он не перестал заходить в любой час и без стука в комнату г-жи де Бокенкур, притом будучи в самом небрежном костюме, вплоть до того, что, выйдя из ванны, он наведывался к ней в купальном халате, полузастегнутом на его огромном, еще влажном теле. Впрочем, еще издавна у него сложилась привычка расхаживать полуголым по лестницам и коридорам. В мемуарах сообщается, что знаменитый маршал де Бокенкур, прадед его, имел обычай так же вести себя, и в таком подражании ему он находил нечто свободное и историческое.

Поведение де Бокенкура породило по поводу него и его невестки весьма странные слухи. Он их знал и терпел, лишь бы не расставаться с богатой жизнью. Вначале даже он подумывал о том, чтобы самому жениться на молодой вдове, но она, казалось, искренне оплакивала своего мужа, и г-н де Бокенкур опасался непредвиденных последствий. Ничто не указывало г-ну де Бокенкуру на то, что его невестка склонна вторично выйти замуж. Единственный мужчина, к которому она проявляла некоторый интерес, был г-н де Серпиньи. При таком тревожном открытии г-н де Бокенкур насторожился и решил поговорить с г-ном де Серпиньи.

Г-н де Серпиньи дал понять, что ничего не предпримет, если Бокенкур не будет противиться проявлению его невесткой интереса к его, Серпиньи, работе над керамикой.

Г-н де Бокенкур знал, что мастер керамики не раз пользовался деньгами его невестки, и между ними опять произошел серьезный разговор. Было решено, что г-н де Серпиньи приостановит свое наступление, за что г-н де Бокенкур обязывался не препятствовать ему в деловом отношении. Он вступил, как выражался, «пайщиком в горшечное производство».