Золотоглазые - Джон Уиндем

Анжела смотрела на нее, нахмурившись.

— Что-то я вас не понимаю, — сказала она.

— Я хочу сказать, что когда в обществе происходит что-то необычное, то тому должны быть причины. Вспомните хотя бы бедствия Египта, Содома…

Последовала напряженная пауза. Зеллаби почувствовал, что необходимо как-то разрядить обстановку.

— С моей стороны, я считаю бедствие Египта не поучительным примером запугивания, техника его хорошо изучена и называется она — политика силы. Что касается Содома… — он остановился, перехватив взгляд жены.

— Э-э, — протянул викарий, осознав, что от него чего-то ждут.

Анжела пришла ему на помощь.

— Я думаю, вам не стоит волноваться об этом, миссис Либоди. Бесплодие, конечно, является классической формой заклятия, но я лично не помню примера, где возмездие приняло бы форму плодородия. И потом… это едва ли кажется благоразумным.

— Это зависит от плода, — мрачно возразила миссис Либоди.

Последовала еще одна неловкая пауза. Все, за исключением мистера Либоди, смотрели на миссис Либоди. Доктор Уиллерс попытался поймать взгляд сестры Даниэлы и затем вновь посмотрел на Дору Либоди, которая не показала вида, что всеобщее внимание ей неприятно. Она окинула всех извиняющимся взглядом.

— Извините, но боюсь, что причиной всему — я, — сказала она.

— Миссис Либоди… — начал доктор.

Она неодобрительно подняла руку.

— Вы добры, — сказала она. — Я знаю, вы хотите пощадить меня. Но пришло время признаться. Я грешница. Если бы я родила своего ребенка двенадцать лет назад, ничего бы не случилось. Теперь я должна искупить грех, нося ребенка, который не от моего мужа. Вполне понятно, что я очень огорчена: из-за этого страдаете все вы. Но это приговор.

Викарий, красный и обеспокоенный, вмешался, не дав ей договорить:

— Я думаю, э-э, вы извините нас…

Все задвигали стульями. Сестра Даниэла подошла к миссис Либоди и начала с ней разговор. Доктор Уиллерс наблюдал за ними, пока не заметил, что мистер Либоди сидит рядом с ним. Он успокаивающе положил руку ему на плечо:

— Это было потрясением для нас. Я ожидал несколько таких случаев, и ничего удивительного. Хороший сон изменит настроение. Я зайду к вам завтра утром.

Через несколько минут они разошлись, задумчивые и подавленные.

Политика, проводимая Анжелой, имела значительный успех. В оставшееся время в январе мы стали свидетелями такой программы общественной активности и душевного добрососедства, которая могла оставить в стороне только самых ярых противников.

В конце февраля я смог сообщить Бернарду, что все идет гладко. Я сообщил ему детали, накопившиеся со времени моего последнего доклада, но не смог дать подробной информации о мнениях и разговорах, преобладающих на Ферме, хотя он просил меня об этом. Исследователи или придерживались мнения, что эти события входят в круг секретности, или считали, что будет спокойнее вести себя так, как будто ничего и не произошло.

Мистер Кримм по-прежнему был единственным связующим звеном между Фермой и деревней, и мне казалось, что узнать какую-нибудь информации от него я смогу, либо получив разрешение открыть мой официальный интерес, либо Бернард должен встретиться с ним сам. Бернард предпочел последнее, и во время ближайшего визита Кримма в Лондон была устроена их встреча. Он зашел к нам на обратном пути, почувствовав необходимость поделиться некоторыми волнующими его заботами.

— Все это неприятно, — жаловался он. — Я просто не знаю, как мы будем распутываться с этими «сексуальными» проблемами, с разрешениями отлучиться… А потом это повлияет на весь план работы. Я объяснил подполковнику Уосткоту, что если его департамент действительно серьезно намеревается сохранить все дело в секрете, они должны делать это на высоком официальном уровне. В ином случае мы должны будем вскоре представить нашему начальству соответствующие объяснения. Я думаю, он уяснил мое положение. Но, клянусь моей жизнью, не вижу, какой аспект может заинтересовать в этом деле Милитари Интеллидженс.

— Вот жалость, — сказала Джанет. — А мы надеялись, что вы, поговорив с подполковником, узнаете что-нибудь и посвятите нас.

Казалось, жизнь в Мидвиче течет гладко, но чуть позднее одно из подводных течений вырвалось наружу и создало нам массу беспокойства.

После заседания комитета, которое преждевременно закончилось из-за миссис Либоди, он прекратил дальнейшую деятельность по наведению порядка и спокойствия в деревне. Но в один из мартовских дней викарий из Трейна, сопровождаемый своей женой, привез ее домой на машине. Они нашли ее, заявил викарий мистеру Либоди, на рынке, где она проповедовала, стоя на перевернутом ящике.

— Проповеди? — удивился мистер Либоди с некоторой неловкостью. — А о чем?

— О, ну это было нечто фантастическое, — уклончиво ответил викарий.

— Но я должен знать. Я уверен, доктор спросит об этом.

— Ну, это было что-то типа призыва к покаянию перед Судным днем. Жители Трейна должны покаяться и молить о прощении в страхе перед бедствиями, муками и адовым пламенем. Довольно диссидентские призывы, я бы сказал. И ко всему — никаких контактов с жителями Мидвича, которые уже страдают от Божьего недовольства. Если в Трейне не обратят внимание на это предупреждение, наказание постигнет и их.

— О, — еле сдерживая себя, сказал Либоди. — Она не сказала, в какой форме будет наказание?

— Божья кара, — сказал викарий, — наказание в виде детей. Это, конечно, вызывало в ответ сквернословие. Правда, как только моя жена обратила мое внимание на э-э… состояние миссис Либоди, дело стало более понятным, но не менее угнетающим. Я… О, вот и доктор Уиллерс, — он замолчал с явным облегчением.

Неделю спустя, в середине дня, миссис Либоди заняла позицию на нижней ступеньке Мемориала войны и начала говорить. Она была по этому случаю босой и одетой в платье из дерюги. Волосы ее были посыпаны пеплом. К счастью, не так много народа бывает в это время на улицах, и миссис Грант проводила ее домой до того, как она разошлась. Разговоры об этом через час расползлись по всей деревне. Вскоре стала гулять новость о том, что доктор Уиллерс рекомендовал ей отдохнуть в доме отдыха, что было воспринято больше с жалостью, чем с удивлением.

В середине марта Алан и Ферелин впервые после их свадьбы посетили Мидвич. Анжела не хотела беспокоить Ферелин положением дел в Мидвиче, пока она жила в маленьком городке среди незнакомых людей в ожидании отставки Алана. Озабоченность Алана, конечно, углубилась, когда он узнал все. Ферелин слушала, не перебивая, только поглядывая на Алана. Она прервала молчание:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});