Багровое веселье - Роберт Паркер

— Им потом башку оторвут. Я в опале. Пока не соглашусь с официальной версией.

— Прямо как Галилей, — усмехнулся я.

Без трех минут час в дом вошел мужчина в черной кожаной куртке.

— Ну что? — повернулся ко мне Квирк.

— Не то, — покачал головой я. — Слишком грузный. Я бы догнал его уже через полквартала.

— Ну, смотри, — буркнул Квирк.

Мы снова замолчали. Двое следующих пациентов оказались женщинами. В две минуты пятого по ступенькам поднялся мужчина с зонтиком.

— Подходит, — бросил я.

— Когда выйдет, я его возьму, — сказал Квирк.

В 16.53 мужчина вышел на улицу, раскрыл зонтик и зашагал по Линнейн в сторону Массачусетс-авеню. Квирк двинулся следом.

В 16.56 к дому подошел высокий худой парень в военной куртке цвета хаки и шляпе военного образца с загнутыми кверху полями, какие обычно носят те, кто служит где-нибудь в тропиках. По виду было нетрудно догадаться, что парень не имеет никакого отношения к армии. Скорее всего, просто учится в Кеймбридже.

Без трех шесть он вышел от Сюзан и направился по левой стороне Линнейн-стрит в сторону Массачусетс-авеню. Я вышел из машины и пошел по правой стороне, держась метрах в десяти сзади. Дождь не прекращался. Над городом начинали сгущаться вечерние сумерки. Следя за парнем сквозь пелену дождя, я пытался уловить в его походке хоть какое-то знакомое движение. Но когда человек идет шагом, он движется совсем не так, как во время бега. По росту и комплекции парень, вроде, вполне подходил, да и шел он легкой спортивной походкой. Дождь, казалось, не кончится уже никогда. На мне были джинсы, белые кожаные кроссовки «Рибок», серая майка, кожаная куртка и фетровая шляпа — подарок Пола Джиакомина, какие обычно носят только где-нибудь в Кении. Кроссовки сразу же промокли насквозь, но все остальное держалось на совесть. Следить за парнем было несложно — под сильным дождем он сгорбился, втянув голову в плечи и подняв ее лишь однажды, когда прямо передо мной перешел Линнейн-стрит и свернул на Массачусетс-авеню.

Если человек не знает, что за ним следят, либо вовсе не думает об этом, слежка проста, как грабли. Нужно лишь стараться, чтобы объект не увидел, как ты пялишься на него в отражении какой-нибудь витрины, да еще не отставать слишком далеко, чтобы в случае, если он вдруг нырнет в метро или вскочит в автобус, ты не остался с носом. Вообще, в идеале нужно, конечно, иметь дублера и следить за клиентом по очереди. Еще один человек должен сидеть в машине на случай, если у него вдруг окажется свой транспорт или ему вздумается поймать такси. Сам я еще ни разу не встречал таксиста, который бы подчинился моей команде «следовать вон за той тачкой». Во время последней такой попытки водитель нажал на тормоз, сбросил счетчик и предложил мне прогуляться пешком. «Я тебе кто, таксист или Джеймс Бонд?» — рявкнул он мне вслед.

Справа, в Кеймбриджском скверике, было пустынно, сыро и неуютно. Единственным прохожим была девушка в шерстяной клетчатой юбке и длинном желтом плаще, прогуливающая черного Лабрадора. Девчонка была без зонта, и длинные черные волосы, насквозь промокшие от дождя, прилипли к голове. Собака быстро оббежала вокруг какого-то памятника и, взвизгнув от радости, со всего размаху плюхнулась на бок в большую грязную лужу.

— Ну и засранец же ты, Отелло, — беззлобно проворчала девчонка.

На площади Харвард Массачусетс-авеню сворачивает в сторону Бостона. Браттл-стрит тянется на запад к Уотер-тауну, а Кеннеди-стрит спускается вниз, к самой реке. Пересечение этих трех улиц и образует площадь Харвард — неправильный треугольник с газетным киоском и входом в метро посередине. В киоске, а вернее в нескольких прилепленных друг к другу ларьках, продают газеты, журналы и театральные билеты. Туда-сюда по площади сновали серые группки тощих подростков. Все были одеты черт-те во что, на головах — дурацкие прически. Из переносных магнитофонов ревела дикая и довольно нудная музыка. Один держал в руках гитару, вид которой вдруг сразу напомнил мне золотые шестидесятые. Они собирались здесь, потому что скорее всего больше собираться им было просто негде. В этот дождливый апрельский вечер они прятались под крышей входа в метро, всем своим видом выражая полное презрение к ценностям старшего поколения.

Мой «клиент» тоже остановился под крышей и окинул взглядом небольшую группу панков, стоящую по другую сторону от входа. Тощий подросток с худыми, костлявыми руками отделился от остальных, подошел к моему «клиенту» и перебросился с ним парой слов. На подростке была кожаная куртка с оборванными рукавами и черные штрипсы из блестящего полиэстера, заправленные в высокие мотоциклетные ботинки. И куртка, и ботинки сверкали серебристой отделкой. На голове торчал ярко-красный петушиный гребень. Ухо украшал по крайней мере десяток разнокалиберных сережек. Бравада.

Мой «клиент» кивнул и вышел из-под навеса. Панк шагнул следом, и они вместе поплелись дальше по Массачусетс-авеню. Красный гребень подростка слегка сбился на бок, но не упал. Несмотря на дождь, на улице было довольно много народу. Люди спешили домой с работы, студенты торопились в библиотеку, бар или киношку, группки туристов стремились поскорее увидеть знаменитую площадь Харвард, а увидев, обменивались разочарованными взглядами.

Дойдя до Патнам-стрит, мы все трое свернули в сторону реки и, миновав огромный мебельный магазин, очутились в захудалом районе. Здесь прохожих было гораздо меньше. Моя задача резко усложнилась. Если сейчас они исчезнут в одном из многоквартирных домов, я мог закончить слежку, так и не узнав точного адреса. Я приблизился. Мой «клиент» остановился у грязно-зеленого двухэтажного здания и быстро глянул по сторонам. Что-то он стал слишком уж осторожным, как встретил этого подростка.

Я прошел мимо, низко опустив голову и делая вид, что направляюсь прямо к реке. Пройдя несколько шагов, я остановился и принялся рассматривать витрину итальянского магазинчика, краем глаза наблюдая за «клиентом». Тот подозрительно глянул в мою сторону. Но подросток что-то сказал ему, он кивнул, и они скрылись в подъезде.

Выждав минуту-другую, я вернулся и подошел к подъезду. Он был заперт. Внезапно прямо над моей головой на втором этаже зажегся свет. Я взглянул на табличку со списком жильцов. Но, хотя до ночи было еще далеко, даже в сумерках я не смог разобрать на ней ни единого слова. Я сунул руку в карман, достал фонарь и, оглянувшись, украдкой направил луч света на табличку. Она гласила: «ФИЛИПП АЙЗЕЛИН, ДОКТОР ФИЛОСОФИИ». В солнечный день я наверняка смог бы прочесть эту надпись и без фонарика.

Глава 17

Когда после слежки за Филиппом Айзелиным я вернулся к Сюзан, они с Хоуком стояли в приемной и молча взирали на аквариум. Крышка с него была снята, на поверхности воды расплылось масляное пятно, в котором одиноко плавала красная роза. Под водой вяло шевелила хвостом умирающая тропическая рыбка.

— По-моему, бензин, — проговорил Хоук. — Во всяком случае запах похож.

Я кивнул и взглянул на Сюзан. В аквариуме все еще бесцельно пузырился компрессор.

— Я не знаю, когда это произошло, — пробормотала Сюзан. — Во время приема входная дверь постоянно открыта, так что любой мог войти в дом, пока я беседовала с пациентом.

— И ничего не слышала? — спросил я.

— Нет. Пациенты обычно звонят и приходят в приемную. А в кабинете двойные двери, чтобы обеспечить уединенность и конфиденциальность.

Хоук посмотрел на дверь, вернее, на две двери кабинета. Одна была открыта в сторону приемной, другая — в сторону кабинета. Тайная исповедь пациента.

— Но в этом случае пациент должен знать расписание, — заметил я.

— По-моему, у большинства врачей одинаковое расписание, — возразила Сюзан.

— Ну конечно, Сюзан, — вмешался Хоук. — Если это не один из пациентов, то тогда остается только предположить, что кто-то шлялся по улице с банкой бензина в кармане и красной розой и высматривал какой-нибудь аквариум с рыбками.

— И ему так повезло, — добавил я, — что он случайно забрел сюда и как раз наткнулся на такой аквариум.

— Я все понимаю, — кивнула Сюзан. — Но это еще не значит, что он или она — убийца Красная Роза.

— Что значит «она»? — хмыкнул я. — Может, ты еще будешь убеждать меня, что это сделал не тот, кто вломился к тебе тогда ночью и подбросил красную розу?

Сюзан тяжело вздохнула.

— Что-то у тебя слишком много совпадений, — проговорила она. — Ну ладно, пусть это будет «он», пусть это будет даже мой пациент. Но это еще не значит, что он убийца.

— Но мы не можем действовать, опираясь на такое предположение, ты согласна? — возразил я. — Можно взглянуть на список твоих сегодняшних пациентов?

Сюзан молча покачала головой.

— О Господи, до чего же ты упрямая, — вздохнул я.

— Пусть так, но это все равно ничего не даст. Мне кажется, тот, кто решил это сделать, наверняка пришел не в свой день. И еще мне кажется, что таким образом кто-то просто пытается сказать мне то, что не осмеливается сказать на приеме. Если это действительно убийца, то лучшее, что мы можем сделать — это оставить все как есть и подождать, пока он сам не признается в этом у меня на приеме. Если же это не убийца, то тогда тем более не стоит раскрывать его имени.