Вепрь-2 - Константин Калбанов

— Закончили что ли?

— Закончили, дядька Ратибор, все как ты обсказал.

— Отнесите куда положено, да подойдите потом.

— Хорошо.

— А чего это они, словно свинца в бочонок напихали.

— Кхм. Так свинец и есть. Пули они лили. А ты думаешь мы тут в безделье прозябаем. Время есть, вот и льем пули, чтобы когда срок подойдет, не бегали ополченцы как заполошенные, а на первое время запас имели. К каждому калибру отливаем, есть и картечь, потому как из пищали к примеру в ближнем бою вдарить картечью самое оно будет. Так какой тебе калибр надобен, аника воин.

— Вот.

Виктор достал из кармана две пули, одна побольше, к карабину, другая поменьше, это уже к пистолю. Признаться на такую удачу, чтобы заиметь только два калибра он не рассчитывал, но случись, хотел обойтись хотя бы тремя. Ведь и без того три пистоля были иного калибра, да еще и каждый со своей пулей, потому как лукасы были под круглую, но с другой стороны и кольт можно было снарядить обычной.

— Ага. Пошли сюда. — Прошли мимо нескольких пирамид и штабелей деревянных ящиков, старик двигался уверенно, к определенной цели. — Вот тут тебе гульдские карабины, хотя по мне, так наши им ничем не уступят.

— Воевода работу Казьминских мастеров обменивать не возжелал.

— Ну и правильно сделал. Кабы ты брячиславскую работу приволок, то было бы по иному, а коли так, то и получи.

Виктор поднял крышку одного из ящиков, откуда на него взглянули карабины, все ухоженные и по виду исправные, было их там никак не меньше двух десятков, а в штабеле четыре ящика, стоящих слегка на особицу.

— А там что, тоже самое? — Кивнул Виктор на оставшиеся три.

— То не про твою честь, — отрезал старик.

— Что, так-то?

— Там все новое, почитай и не пользованное, только в недавнем походе и побывали, да каждое не больше десятка выстрелов сделало. Ты принес взятое с боя, такое и получишь.

— А эти, что же не с бою взяты?

— Нет. Эти куплены. Наши-то не управляются, чтобы поспеть всех обеспечить.

— А как же гульдское-то закупить получилось?

— А купцам какая беда, чьим оружием торговать, лишь бы деньга шла, а нам, только бы арсенал в порядке содержать.

— Понятно.

Оружие-то трофейное, но все исправное не изношенное. Достал первый карабин, закатил пулю в ствол, вошла впритирку с минимальным зазором. Хм, а у старика-то глаз алмаз.

— Чего проверяешь? Калибр один, даже не сомневайся, все с Прижской мануфактуры. Ты проверяй замки, да стволы, чтобы попорченными не оказались.

— Незачем мне тебе обиду чинить, развеж не вижу, что в порядке все содержишь.

— А чего же тогда калибр полез проверять? — Ворчать-то ворчит, но видно, что лесть пришлась старику по сердцу.

— Так ить ты даже не измерял те пули, вот и усомнился я, сам-то ни в жисть на глазок не определю.

— Поворочай железо с мое, еще не так глаз набьешь, — все так же выказывая довольство, с показной серьезностью изрек Ратибор. — Вот что ребятки, берите десяток карабинов и несите к выходу, — это уже подошедшим парнишкам, — а потом подойдете эвон туда. Пистоли отбирать станем.

— Хорошо, дядька Ратибор.

В арсенале покончили быстро, после чего направились в плотницкую слободку, было у Виктора еще одно дело. Уж больно неказистыми были местные ложа и приклады, а хотелось чтобы все было ладным и прикладистым, как раз поруке. Ехать пришлось не долго, а и то, кремль-то в центре града, отсюда все близко.

Плотник встретил их несколько испуганно, а как не испугаться, когда к тебе на подворье входит эдакая страхалюдина, что и тать обделается, да еще и оружный, в другой руке, что-то в холстину завернуто. Второй остался в странной, непривычной повозке, словно чтобы упредить случись что.

— Здрав будь, хозяин.

— И тебе не хворать мил человек, — ишь ты, сказал, а самого едва не передернуло, ага, куда уж милее-то.

— Никак не признал?

— А разеж мы знакомы?

— Было дело. Скомороха Добролюба-то помнишь, — когда-то, еще прежний владелец тела, в котором сейчас обретался Виктор заказывал у этого мастера шары, для жонглирования. Несмотря на кажущуюся простоту работа тонкая, шар он ведь должен четко по руке ложиться, а еще быть гладким и главное круглым, да все это из лиственницы, дерево и прочное и тяжелое, самое то, что надо. Виктор же у него заказывал барабан, бирки и столик, когда устроил на торжке лотерею. Станины для станков тоже его рук дело. Одним словом связывали их давние, так сказать, деловые отношения.

— Как не помнить, помню… Погодь…

— Я это Рукодел, я.

— Эка тебя расписала-то жизнь.

— Было дело.

— А чего же ты ко мне оружным-то?

— Дак, дело имею, потому и оружный. Может в мастерскую пройдем?

— Эка ты намудрил, — когда они оказались в сухой, но уже по осеннему прохладной мастерской, проговорил плотник, вертя в руках выструганный из сосны мушкет.

Оно вроде и неказисто, понятное дело у скомороха руки не под работу с деревом заточены, но с другой стороны все понятно. Эвон ствол, вот по желобку от него должно отделяться ложе, замка понятное дело нет, приклад какой-то мудреный. Работа хотя и корявая, но даже в таком виде, поудобнее получится в руках держать, чем тот карабин, что рядом на верстаке лежит, видно, что размеры старались под него заточить.

— Я так понимаю, хочешь, чтобы я новое ложе изготовил для твоего мушкета.

— Правильно мыслишь. О цене особо не задумывайся, сколько скажешь, столько и уплачу, и дерево самое лучшее подбери.

— Хм. А коли сто рублев укажу, что же и столько уплатишь? — Непривычно как-то вот так, не торгуясь самому цену назначать.

— Почто пустые разговоры разговаривать. Ты свою работу знаешь и чего она стоит тоже, лишнего все одно не затребуешь, не того ты склада. Да на будущее держи, как спытаю работу, то будет еще заказ.

— Большой?

— Дюжина карабинов. Заказ спешный, так что имей ввиду, коли работа какая подвернется.

— Добро. К какому сроку исполнить первый?

— Ты мастер, сам срок и назначай.

— Дай мне неделю.

— Указывать не стану, но не много ли?

— В самый раз будет. Управлюсь раньше хорошо, да только сомнительно. Ты ить вырезал игрушку из сосны и радуешься как дите, а тут оружие с огненным боем, не шутка, нужно все семь раз отмерять, да поглядеть.

— Добро.

— Домой? — Когда Виктор сел рядом спросил Горазд.

Время оно вроде как и обеденное засветло не обернуться даже если выехать с утра, дороги расквасило, который уж день идут дожди с небольшими перерывами, да и в Звонграде вроде делать нечего. С другой стороны лошадь у них добрая, ее Добролюб из похода привел, тех что поплоше при хозяйстве оставили, за эту можно было взять хорошую цену, но хозяин отказался ее продавать. В общем-то правильно сделал, лошадь сильна, легкую повозку влечет без проблем даже по раскисшей дороге.

— Нечего ерундой заниматься. Завтра с рассветом и двинем.

— Тогда куда.

— Нешто мы в граде постой не сыщем.

Сыскали, как не сыскать, а с рассветом в путь наладились. К вечеру уж были дома, да и там долго не задержались, собрались поутру и дальше двинули, в Обережную. А чего время терять, с подворьем Беляна вполне себе справляется, что непонятно, Богдан подскажет, все же год прожил при постоялом дворе, ить не слепой и не глухой, что видел, что слышал. Горазду же пора медкомиссию устраивать, если бабушка позволит то тогда уж нужно парня начинать нагружать. То что было до того, кроме как баловством не назовешь, так и надобности особой не было, теперь была.

Виктор помнил, взгляд которым встретил его несостоявшийся зять Богдана, была в нем и обида, и надежда, и зависть, да много чего было, не передать тот взгляд. Хотелось ему отправиться вместе с Добролюбом в следующий поход, страсть как хотелось, но тот сказал четко, сначала полностью оправиться после ранения и только потом подумывать о чем-либо подобном. Ждет Горазд приговора бабки с нетерпением, потому как не сомневается том, что оправился полностью, да только будет ему разочарование, потому как сначала нужно пройти обучение, вдумчивое и серьезное, Виктору нужен напарник, а не обуза.

— Чего это там, Доболюб?

— Бог весть. Народ чего-то шумит. Не иначе как буза какая. А ну-ка погоняй.

— Н-но, пошла родимая.

Лошади словно передалось волнение пассажиров и она припустила по разгвазданной дороге вновь отстроенной улицы посада, возродившегося из пепла словно птица феникс, только комья грязи и брызги в стороны. Словно и не было целого дня пути по бездорожью, хорошие все же лошади у западников в каретных упряжах ходят, сильные и выносливые.

Да что же такое могло приключиться? Чего это народ так разъярился? Столпились на краю села, возле домишки нового, впрочем, тут все они новые. А на этом месте стоял когда-то тот в котором обреталась бабка Любава. Погоди, а не на нее ли взъярился народ? Этим крестьянским душам много не надо, лишь бы нашелся козел отпущения на которого можно свалить все, в том числе и случайности и собственную глупость, ну не любит даже распослединий тупица признаться в своей дурости, проще уж кого иного обвинить, а знахарка для того самый подходящий кандидат.