Болевой прием - Сергей Алтынов

– На сегодня урок окончен, – кашляя, отозвался Сергей, вытирая выступившие слезы.

– Не совсем, – произнесла Ольга.

Далее все произошло очень быстро. Ольга сделала шаг назад, мгновенным движением схватила лежащую на журнальном столике обойму и вставила ее в пистолет.

– Оба руки! – прозвучала команда с появившимся финским акцентом.

На нас обоих смотрел пистолетный ствол, ловя каждое наше движение. Тьфу, какая же я балда! Вот так вот оставлять боеприпасы, нет чтобы сунуть в карман! Теперь же приходится медленно поднимать руки... Выходит, Ольга – агент похитителей?! Сейчас она, выражаясь специальным сленгом, буквально «спеленала» нас с Хмурым. Теперь ей осталось лишь вызвать своих... Далее Хмурого скорее всего ликвидируют сразу, а со мной побеседуют с особым пристрастием, выяснят обо всех «разговорчивых» знакомых. Подполковник перестал кашлять, молча выполнил приказ блондинки. Он был профессионалом и поэтому восклицать «Что ты, Оленька?!» не стал. Я тоже молча подняла руки. Дотянуться до Ольги было делом нереальным. То, что она готова стрелять при нашем малейшем движении, я поняла по блеску ее небольших глазок, сейчас ставших стальными... Блондинка взяла нас в плен, точно последних кретинов.

– Вот на этом урок окончен! – произнесла назидательным учительским голосом Ольга.

С этими словами она положила мой пистолет на журнальный столик, а сама вернула свой зад на диванные подушки. Сергей кашлянул, опустил руки, молча стал массировать собственную шею. Я тоже опустила руки, думая, что говорить и делать дальше. Точнее, не столько что делать, сколько чего не делать. Не бить Ольгу с ходу и сильно не материть... В конце концов, с обоймой я лопухнулась сама. А блондинка просто привыкла уже к этим играм с оружием, научилась таким образом прогонять скуку.

– За сообразительность и быстроту, Оля, пять с плюсом, – забирая со столика оружие, произнесла я как ни в чем не бывало. – А вот за теплое товарищеское отношение... Сергей, выйди на минуту!

Хмурый молча покачал головой и, продолжая массировать шею, скрылся в коридоре. Я тут же села рядом с Ольгой на диван и стальной хваткой взяла ее за нежно-розовое ушко.

– Еще раз устроишь мне такой экзамен, оторву! – произнесла я.

Когда Сергей вернулся в комнату, мы с Ольгой сидели и пили кофе, как лучшие подруги. Обида постепенно улетучивалась и у меня, и у нее. С одной стороны, она напомнила мне, что расслабляться и утрачивать бдительность нельзя ни при каких обстоятельствах, я же объяснила Ольге, что со «старшими по званию» лучше не шутить. Из-под блондинистых прядей Ольгино ухо еще краснело, как запрещающий сигнал светофора, но ни она, ни я, ни Сергей не обращали на это внимания. Подполковник налил себе кофе и вернулся к кроссворду.

– Государство со столицей в Браззавиле, – прочитал он очередной пункт. – Если память не изменяет, Конго?

– Не изменяет, – кивнула я.

– Самец лапчатый, – продолжил Хмурый. – Целых пять букв.

– Гусак, – совершенно точно дала ответ Ольга, поправляя при этом прядь волос, замаскировав таким образом розовеющее ухо.

Судя по всему, весь завтрашний день Ольге и подполковнику вновь придется посвятить кроссвордам. Вряд ли Сергей осмелится продолжить обучение Ольги хитростям рукопашного боя, тем более в мое отсутствие. Уже лежа на раскладушке в кухне, я мысленно улыбнулась, вспомнив прошедший вечер. Все-таки Ольга молодец, палец ей в рот не клади... Можно еще посоветовать им поупражняться в произнесении скороговорок. «Мезозойские молодцы мочат мамонтов каменными молотами...» «Журавли и жаворонки жалуются жандармам на жирующих жужелиц...» «Крановщики и кочегары Кременчуга кормили корками из кастрюли кастрированных крокодилов в корчме под Керчью». Здорово, каждая скороговорка стоит иного романа. Вот, вовремя вспомнила! Иногда, прежде чем уснуть, мне необходимо отвлечься от всего того, что произошло со мной за день, поэтому я сажусь за свой ноутбук и начинаю творить. Хотя бы минут пять до сна.

– Господа, я хочу сделать вам пренеприятнейшее сообщение! Вы все – СКОТЫ! Да, да, еще вчера вы были моими друзьями, мы вместе пили водку, парились в бане и играли в теннис, а сегодня я сообщаю вам: ВЫ – СКОТЫ! И ты! И ты! И вы оба! И ты со своей мерзкой бабой! И только попробуйте что-нибудь мне возразить! Разве не вы, поздравляя друг друга с успехом, втайне проклинаете и этот успех, и его обладателя?! Разве не вы, произнося слово «любовь», думаете при этом, как обмануть жену и трахнуть дешевую шлюху?! Стоите в церкви, а думаете о водке и блядях?! Идете на исповедь, сладострастно предвкушая вечернее оттягивание в дурацком клубе. Говорите о долге и служении Родине, а сами подсчитываете прибыль от сказанного, стараясь ни на грош не продешевить! На словах восхищаетесь живописью, поэзией, фильмами Тарковского, Параджанова и Бергмана, но венец эстетического наслаждения для вас – это джип стоимостью выше двадцати тысяч баксов и групповая порнография... Что заткнулись?! Не ожидали?! Считали меня одним из таких, как вы?!

...Уф...

Я отрываю пальцы от клавиатуры и перевожу дух. Первая глава моей повести закончена. В ней рассказывалось о том, как некий невысокий синеглазый человек собирает у себя дома своих давнишних друзей с женами и детьми. В процессе общения он напивается несколько сверх меры и произносит вышеприведенные слова. На этом первая глава кончается. Что дальше, представляю смутно, но очень хочется написать повесть. Это мой первый литературный опыт, если не считать сказочек и сюжетов к мультфильмам. И, скорее всего, последний...

Что должны сделать гости после такого заявления?! Возможно, у кого-то из них имеется пистолет. И оскорбленный гость достает его. Что делает мой невысокий синеглазый герой? Усмехается и произносит: «Ну, попробуй стрельни! Хоть раз в жизни сделай то, что так давно хотел...» Нет, это как-то слишком банально. Надо придумать что-то другое... Что, собственно говоря, я хочу сказать этой своей повестью? Что в этом мире нет ни настоящей дружбы, ни истинной любви? Нет, не это... Я хочу сказать, что эти понятия давно потеряли свое изначальное значение, что главный герой, невысокий и синеглазый, пытается вернуть их первородный смысл. Для него уж пусть лучше совсем не будет ДРУЖБЫ, если вместо нее эрзац-заменитель, пусть лучше совсем не будет ЛЮБВИ... М-да, получается эдакая «БАЛЛАДА О ПОДМЕНЕ». Автор – Евгения Ляпис-Трубецкая. Почему синеглазому герою нужно напиваться и оскорблять людей в присутствии их жен и детей?! Демонстрирует собственное несовершенство, не стесняется быть хамом и скотом? С каких это пор вам, госпожа Ляпис-Трубецкая, стали нравиться хамы и скоты?! Я выключаю ноутбук и оставляю свою повесть до лучших времен... И еще я, кажется, стала ревновать Сергея Шорникова к Ольге. Ревность – чувство дурацкое, совсем не свойственное мне, но почему-то очень неприятно, что подполковник проводит в ее обществе уже вторые сутки. Или это потому, что Сергей похож на героя начатой мною повести? Невысокий и синеглазый, хмурый, но при этом совсем не хамоватый... Какой-то гамбит Фалькбеера получается! Все, выключаю компьютер и сплю.

Ровно в 7-30 я уже на ногах. Не будя остальных, покидаю квартиру... Меньше чем за полчаса на метро и своих двоих добираюсь до следующего нужного мне пункта назначения. Это здание окружного УВД. Объяснившись с дежурным, я поднимаюсь на второй этаж, захожу в кабинет под номером пять...

– Сказать, что рада тебя видеть, не могу. Раз ты пришла без приглашения, значит, что-то случилось...

Такими словами меня встречает красивая женщина, одетая в форму капитана милиции. Особой любезностью она не отличается, говорит только то, что думает.

– Случилось, – киваю ей я. – Мне нужны данные вот по этим отпечаткам.

Я протягиваю женщине-капитану металлическую коробочку, в которой лежат собранные мною образцы.

– Почему я должна тебе помогать? – вскидывает тонкие брови-ниточки капитанша.

– Потому, Тоня, что все люди братья, – произношу я с подчеркнутой серьезностью.

– А кто не братья, те сестры, – заканчивает за меня Антонина. – Единственное, что могу сделать, причем прямо сейчас – это пробить по картотеке. Если их обладатель, – капитан кивнула на коробочку, – имеет уголовное прошлое, то я получу на него полное досье. Если нет, то... сама понимаешь.

– О большем и не прошу, – киваю я.

Антонина извлекает отпечатки, с помощью сканера делает с них копию и тут же с головой погружается в компьютер. Сейчас ей лучше не мешать, поэтому я молча смотрю на нее. И невольно любуюсь. Создаст же всевышний подобное совершенство. Назвать Антонину Глебову просто красивой – это почти ничего не сказать. Антонина из тех, кто способен вызвать два чувства – либо восхищение, либо зависть. Статная, высокая, с густыми темно-русыми волосами, большими светло-карими глазами и точеными чертами лица, Глебова хороша что в милицейской форме, что в купальнике, что в вечернем платье. Одни ресницы чего стоят, длинные, загнутые, при этом натуральные, не приклеенные. Я это точно знала, поскольку в казачьем кадетском корпусе наши кровати стояли рядом, и в строю мы стояли друг за дружкой, Глебова была чуть выше меня. Подругой я бы ее не назвала... Скорее сестра. Все люди братья, а кто не братья – те сестры... Глебова не глупа, вполне способна к овладению гуманитарными науками, но у нее начисто отсутствует чувство юмора. Хоть и служит в ментуре, но девица не вредная и не наглая. На столе рядом с компьютером я замечаю газетный лист с наполовину разгаданным кроссвордом. Надо же, Глебова тоже имеет к ним слабость. Или тренирует память? Ах да, еще на первом курсе «кадетке» Глебовой один из преподавателей сделал замечание, что надо повышать эрудицию и культурный уровень. Антонина восприняла это как приказ и, поскольку по сей день его никто не отменил, усердно выполняла его.