Полиция - Ю Несбё

— Где ты взял кофе? — спросил новый медбрат, поправляя круглые очки и глядя, как он читает историю болезни, снятую со спинки кровати.

— Там, в конце коридора, стоит кофеварка. Ею пользуюсь только я, но, пожалуйста…

— Спасибо за предложение, но я не пью кофе, — ответил медбрат.

Антону послышалось что-то странное в том, как он выговаривает слова.

Медбрат достал из кармана лист бумаги и стал читать:

— Так, что тут у нас… Ему надо дать пропофол.

— Понятия не имею, что это значит.

— Это значит, что он довольно долго будет спать.

Антон внимательно оглядел медбрата, проткнувшего иголкой шприца закрытое фольгой горлышко маленького пузырька с прозрачной жидкостью. Медбрат был маленьким и щуплым и внешне напоминал одного известного артиста. Не самого красивого. Но такого, что все-таки добился успеха. Артиста со страшными зубами и совершенно незапоминающейся итальянской фамилией, к тому же Антон уже не мог вспомнить фамилию медбрата, которую тот назвал при знакомстве.

— С выходящими из комы пациентами всегда сложно, — сказал медбрат. — Они очень ранимые, и в сознание их необходимо приводить очень осторожно. Один неправильный укол — и мы рискуем отправить их обратно туда, откуда они вернулись.

— Понятно, — ответил Антон.

Медбрат предъявил ему свое удостоверение, назвал пароль и подождал, пока Антон позвонит дежурному и уточнит, действительно ли этот мужчина должен дежурить в это время.

— Значит, у вас богатый опыт работы с наркозом и тому подобным? — спросил Антон.

— Я проработал в отделении анестезии несколько лет, да.

— Но теперь вы там не работаете?

— Я путешествовал два-три года. — Медбрат направил острие шприца к свету и выпустил вверх струйку, развалившуюся на облако микроскопических капель. — Кажется, этот пациент прожил нелегкую жизнь. А почему на истории болезни нет его имени?

— Он должен быть анонимным. Разве вас об этом не предупредили?

— Нет, мне ничего не сказали.

— А должны бы были. Он является потенциальной жертвой покушения. Именно поэтому я сижу в коридоре у дверей его палаты.

Медбрат наклонился к лицу пациента и закрыл глаза. Казалось, он вдыхает выдохи больного. Антон поежился.

— Я видел его раньше, — сказал медбрат. — Он из Осло?

— Я связан подпиской о неразглашении.

— А я что, нет?

Медбрат закатал рукав рубашки пациента. Постучал по внутренней стороне предплечья. Что-то было в том, как он говорил, и Антон никак не мог определить, что именно. Он снова поежился, когда острие шприца вошло в кожу, и ему показалось, что в установившейся полной тишине он слышит скрип от трения шприца о плоть. И звук от струи жидкости, устремившейся из шприца, когда медбрат нажал на поршень.

— Он жил в Осло несколько лет, пока не сбежал за границу, — сказал Антон, сглотнув. — А потом вернулся. По слухам, из-за какого-то мальчишки. Наркомана.

— В таком случае невеселая история.

— Да, но все-таки кажется, что у нее будет хороший конец.

— Пока слишком рано утверждать, — произнес медбрат, вытаскивая шприц. — У многих коматозных пациентов случаются острые рецидивы.

Теперь Антон расслышал, что было не так с речью собеседника. Это едва можно было расслышать, но они присутствовали — слабые звуки «с». Он пришепетывал.

После того как они вышли из палаты и медбрат исчез в дали коридора, Антон вернулся к пациенту. Посмотрел на мониторы, регистрирующие работу сердца. Послушал ритмичные гудки, похожие на звуки радаров подлодки, идущей глубоко под водой. Он не знал, что побудило его сделать это, но он поступил, как медбрат: нагнулся к лицу мужчины и закрыл глаза. И ощутил на своем лице его дыхание.

Алтман. Антон внимательно прочитал его бедж, перед тем как медбрат ушел. Его звали Сигурд Алтман. Просто предчувствие, ничего больше. Но он решил завтра побольше разузнать об этом медбрате. Драмменское дело не должно повториться. На этот раз он не совершит ошибки.

Глава 8

Катрина Братт сидела, положив ноги на стол и прижимая ухом к плечу трубку телефона. Гуннар Хаген поставил ее на ожидание. Ее пальцы бегали по клавиатуре. Она знала, что за ее спиной, за окном, Берген купается в лучах солнца. Улицы, мокрые после дождя, который начался утром, а закончился десять минут назад, сверкают. И по присущей Бергену закономерности скоро снова начнет моросить. Но в данную минуту вовсю сияло солнце, и Катрина Братт надеялась, что Гуннар Хаген скоро завершит другой телефонный разговор и возобновит прерванную беседу с ней. Она просто хотела передать добытую информацию и убраться из Управления полиции Бергена. Выйти на свежий атлантический воздух, который пах намного лучше того, что сейчас вдыхал ее бывший начальник, сидя в своем кабинете на востоке столицы. А потом Хаген выдохнул с взволнованным криком:

— Как это нам еще не разрешили его допросить? Он вышел из комы или нет? Да, я понимаю, что он слаб, но… Что?

Катрина надеялась, что информация, которую она добыла за последние дни, значительно улучшит отвратительное настроение Хагена. Она перелистала бумаги, просто чтобы перепроверить то, что она уже знала.

— Мне насрать, что там говорит его адвокат! — прорычал Хаген. — И мне насрать, что говорит главврач! Я хочу, чтобы его допросили немедленно!

Катрина Братт услышала, как он со всего размаха швырнул трубку стационарного телефона. И наконец вернулся к разговору с ней.

— Так что там? — спросила она.

— Ничего, — ответил Хаген.

— Это он? — поинтересовалась она.

Хаген вздохнул:

— Да, это он. Он выходит из комы, но они накачивают его лекарствами и говорят, что мы должны подождать еще минимум два дня, прежде чем сможем поговорить с ним.

— Разве плохо, что они так осторожничают?

— Нет, конечно. Но как ты знаешь, нам здесь скоро потребуются какие-нибудь результаты. Это дело об убийствах полицейских нас доконает.

— Два дня ведь ничего не решат?

— Знаю, знаю. Но должен же я был рявкнуть на них. Это одно из преимуществ, ради которых люди работают на износ, чтобы стать начальником. Так ведь?

На этот вопрос у Катрины Братт ответа не было. Она никогда не хотела быть начальником. И даже если бы хотела… Она догадывалась, что полицейский, прошедший лечение в психиатрическом отделении, вряд ли мог попасть в начало очереди из тех, кто собирался поделить между собой кабинеты больших начальников. Ее диагноз эволюционировал от маниакально-депрессивного психоза к пограничному состоянию, потом к биполярному расстройству и в конце концов к «здорова». По крайней мере до тех пор, пока она принимает свои маленькие розовые таблетки, помогающие ей держаться на плаву. Пусть себе ругают использование медикаментов в психиатрии сколько угодно, но Катрине лекарства дали новую лучшую жизнь. Правда, она замечала, что начальник особенно пристально приглядывает за ней и что на нее не возлагают больше оперативной работы, чем необходимо. Но это нормально, ей нравилось сидеть в своем тесном кабинете с мощным компьютером, паролем и эксклюзивным доступом к поисковикам, о которых не знали даже полицейские. Искать, путешествовать по Сети, находить. Выслеживать людей, судя по всему исчезнувших с лица земли. Видеть связи там, где другие видят только случайности. Именно на этом специализировалась Катрина Братт. Она не раз выручала Крипос и отдел по расследованию убийств в Осло. Поэтому окружающим приходилось мириться с тем, что с ними работает женщина, у которой приступ психоза waiting to happen.[22]

— Ты сказала, что у тебя есть что-то для меня?

— В последние недели у нас в отделе было спокойно, и я изучала те убийства полицейских.

— Твой начальник из бергенского управления попросил тебя…

— Нет-нет. Я подумала, что лучше заниматься этим делом, чем блуждать по порносайтам или раскладывать пасьянсы.

— Я весь — внимание.

Катрина слышала, что Хаген старается казаться благожелательным, но с трудом скрывает бессилие. Наверняка ему досадно постоянно надеяться и постоянно разочаровываться, чем он и занимался на протяжении последних месяцев.

— Я просмотрела сведения в поисках лиц, каким-либо образом фигурировавших в обоих первоначальных убийствах, в Маридалене и Триванне.

— Спасибо большое, Катрина, но мы тоже их искали. Можно сказать, вдоль и поперек.

— Знаю. Но я работаю немного иначе, понимаете.

Тяжелый вздох.:

— Продолжай.

— Я заметила, что те два дела расследовали разные группы, только два криминалиста и три следователя участвовали в обоих расследованиях. И никто из этих пятерых не мог точно знать, кого допрашивали в рамках этих дел. А поскольку ни одно из дел не было раскрыто, у них истек срок давности, а объем у них — колоссальный.