Откровения Екатерины Медичи - К. У. Гортнер

— И как поживает наша маленькая итальянка? Привыкает ли она к нашему образу жизни?

Я покосилась на короля. Он изогнул бровь, как бы говоря: «Смелей!»

— Мадам, я чувствую себя здесь как дома с самой первой минуты. — Судорожно сглотнув, я прямо взглянула в глаза его фаворитки. — Я люблю Францию.

— Вот как? — Пунцовые губы герцогини сложились в холодную улыбку. — Очаровательно. Нечасто Франции выпадает случай отвоевать кусочек Италии!

Я не знала, что на это ответить, и поспешно ретировалась к своему стулу, а король уселся вместе с дочерьми. Герцогиня направилась к своим спутницам и, проплывая мимо, пышными юбками задела мои ноги. От ее близости меня пробирала дрожь и теснило в груди. Она устроилась на банкетке, и женщины тотчас окружили ее. Их утомленные лица выражали гордость своей близостью к столь высокой особе. Взгляд герцогини праздно проскользил по комнате, затем остановился на мне, однако я не посмела вновь посмотреть ей в глаза.

— Анна, ты слышала? — внезапно воскликнул Франциск. — Мадлен говорит, Екатерина уже одолела Плутарха.

— В самом деле? — промурлыкала герцогиня. Ее манера превращать все сказанное в вопрос уже изрядно действовала мне на нервы. — Она, право же, весьма развитая особа. Надеюсь, ей не покажется, что здесь она тратит время зря.

— О нет, мадам! — вскричала я, удивив всех своей горячностью. — Вовсе нет!

Быть может, я испугалась, что герцогиня как-то воспрепятствует моим занятиям с принцессами, или же меня просто нервировал ее немигающий взгляд. Как бы то ни было, я задрожала с головы до ног; герцогиня окинула меня долгим испытующим взором и вдруг с пугающей решительностью поднялась с банкетки.

— Ваше величество, — сказала она, — полагаю, нам с герцогиней Орлеанской настала пора познакомиться поближе. Надеюсь, принцессам придется по душе прогулка по саду?

Герцогиней Орлеанской? Она, верно, хочет поговорить с одной из своих спутниц. Я поспешно встала, собираясь обратиться в бегство.

— Дорогая моя, куда же ты? — остановила меня зеленоглазая красотка. — Неужели забыла, что ты и есть герцогиня Орлеанская?

Я застыла. Все, кто был в комнате, гуськом вышли, оставив меня наедине с любовницей короля.

Она указала на банкетку, и я послушно села. Боже милостивый, что же я натворила? Чем я могла оскорбить ее?

— Их высочества от тебя в восторге, — начала герцогиня. — Похоже, ты мастерица заводить друзей.

— Их высочества просто… очень добры. Я… мне приятно их общество.

— И это естественно. Однако же, будучи замужней особой, ты должна также быть образцом нравственности. — Герцогиня оперлась о спинку стула, сверкнув великолепным изумрудным браслетом. — Понимаешь, о чем я говорю?

— Нет, мадам. — У меня пересохло во рту. — Неужели я чем-то вызвала неудовольствие его величества?

Герцогиня коротко рассмеялась. У нее был чарующий переливчатый смех.

— О нет, напротив! Король также от тебя в восторге. Можно сказать, ты его очаровала. Я же, с другой стороны… — Она вдруг резко встала и, шагнув ко мне вплотную, поддела ногтем мой подбородок. — Я не люблю соперниц, малютка.

— Но я… я вам не соперница, мадам! — Я недоуменно воззрилась на нее. — Разве такое возможно?

— Тебе почти пятнадцать. — Герцогиня махнула рукой. — В твоем возрасте меня уже считали опасной соблазнительницей.

— Но я не такая! Мне с вами никогда не сравниться.

Она поколебалась. Губы ее дрогнули в невольной улыбке, согревшей холодное лицо.

— Ты не понимаешь?

— Боюсь, что нет. — Я внутренне похолодела.

Герцогиня присела на банкетку рядом со мной, так близко, что я почуяла запах амбры, исходивший от ее шеи.

— Не понимаю, каким образом до тебя не дошли слухи, ведь сейчас при дворе только об этом и говорят. Болтают, что, поскольку муж тобой пренебрегает, ты стремишься завлечь в свою постель Франциска, дабы доказать, что он не зря выписал тебя во Францию.

— Да ведь он мой свекор! — Я задохнулась. — Я, конечно, люблю его, но… совсем не так. Это же… это было бы кровосмешение!

— Только если бы вы были в кровном родстве, — промурлыкала герцогиня и вдруг разительно переменилась.

Минуту назад она была пугающе холодна, теперь же на меня смотрела проказливая милая девочка с улыбкой на губах, в ореоле рыжих волос. Я поняла, почему король Франциск обожает ее.

Теперь она взирала на меня с неприкрытым любопытством.

— Я и вправду верю, что ты обладаешь тем, в чем тебе все отказывают, — невинностью. А меня, похоже, обманули. Я считала, ты хочешь отнять у меня Франциска. Заметь, это была бы не первая такая попытка.

Я не могла шелохнуться. Двор смеялся надо мной. Меня полагали заброшенной женой и вероломной распутницей. Обо мне сплетничали за моей спиной.

— О чем ты думаешь? — мягко спросила герцогиня.

Я отвела глаза. Голос не желал повиноваться. Я чувствовала себя простушкой перед этой искушенной дамой, хотя изнывала от желания излить ей свои горести.

— Понимаю, — вздохнула она. — Немного правды в этих слухах есть.

Она говорила с такой уверенностью, словно эта тайна была начертана у меня на лице, а потому я не решилась притворяться.

— Да, — прошептала я. — Генрих… пренебрегает мной.

— Ах, дорогая моя, но неужели тебя так уязвляет его равнодушие? Ты хочешь, чтобы он любил тебя, и обижаешься, что он так предан своему приятелю Гизу и этой своей ужасной любовнице?

— У него есть… любовница? — Внутри меня точно разверзлась бездна.

— Разумеется! — махнула рукой герцогиня. — Об этом все знают. Или, по крайней мере, мы так думаем, хотя в точности никому не известно, что за отношения их связывают. Какое-то время она была гувернанткой Генриха — после его возвращения из Испании ее пригласили ко двору обучать принца этикету. Какой ужасный скандал он устроил тогда Франциску! Корил отца за то, что тот отослал его в Испанию, да и сейчас не может этого простить, а Франциска это бесит. Итак, Франциск приставил ее к Генриху, чтобы тот научился как следует вести себя. Впрочем, когда Генриху исполнилось тринадцать, она сложила с себя эти обязанности и вернулась в свой замок Ане. Все считают, что Генрих до сих пор бывает там. Говорит, будто отправляется на охоту, но сколько же можно охотиться?

Меня бросило в жар. У Генриха есть любовница! Он меня одурачил. «В надлежащее время», — сказал он тогда в Марселе. В надлежащее время мы научимся жить как муж и жена. Неужели вот это он и имел в виду? Что я буду смиренно взирать на то, как он блудит со своей бывшей гувернанткой? Что я стану предметом омерзительных сплетен из-за того, что он превратил наш брак в посмешище?