Несчастный случай по расписанию - Михаил Серегин

– Увижу, когда получится, – упрямо заявила Ольга, которая не любила так просто сдавать свои позиции. – Ты сейчас собираешься в клинику ехать?

– А чего откладывать? Конечно, – ответил Чистяков.

– Тогда я с тобой, – предложила Синицкая. – Хочу профессионально поговорить с лечащим врачом. Ты как, Боря, с нами?

Мостовой не успел ответить, как его позвал дежурный. Борю срочно вызывало начальство. Решили, что Игорь с Ольгой поедут в клинику, а потом вечером все вместе встретятся дома у Мостового.

– Хорошо, что вы приехали, – сказал Александр Михайлович, вынимая руку из кармана белого халата и здороваясь с Чистяковым.

Врач был худ и морщинист. На вид ему лет пятьдесят или больше, но глаза Александр Михайлович имел удивительно молодые и веселые. Создавался эффект, что одному человеку вставили глаза совершенно другого человека, лет на тридцать моложе. Глаза были внимательные и со смешинкой.

– Здравствуйте, коллега, – врач осторожно пожал пальчики Синицкой. – Давайте присядем, и я немного расскажу вам, в чем дело, прежде чем вы пойдете к мальчику. Надеюсь, моя просьба навестить его вас не очень обременила?

– Нет, не обременила, что вы, – улыбнулся Чистяков. – Занятный мальчуган. И как он себя чувствует?

– Пока говорить что-то определенное еще рано. Психиатрия, знаете ли, вообще дело темное, – улыбнувшись, ответил Александр Михайлович и кивнул на Синицкую. – Вот коллега знает. Пока я еще не готов делать выводы и ставить диагноз. Чтобы разобраться в причинах состояния мальчика, нужно время. Просто для него ваши визиты нужны как поддерживающая терапия или реабилитация. Для него все здесь чужое, люди чужие. Вы обратили внимание, что мы здесь носим по старинке белые халаты, а не голубенькие и зелененькие костюмчики, как в других стационарах? Успокаивает. На белый цвет наши пациенты реагируют не так. Я заметил, что на современные медицинские костюмы больные реагируют как на спецовку людей, которые чинят их здоровье. А мы лечим, понимаете?

– Интересная теория, – с улыбкой заметила Синицкая. – И не лишена правдоподобия.

– Очень интересная, – согласился врач и хитро посмотрел на девушку, – тем более что многие считают, что психиатры сами немного становятся с прибабахом, как и их пациенты.

Синицкая смутилась и не нашла, что ответить. Врач снова улыбнулся и потрепал девушку по руке.

– Так вот, – продолжил Александр Михайлович, – у меня такое ощущение, что мне что-то мешает в работе. Конечно, простыми наши пациенты не бывают, но тут… – врач немного замялся, подбирая слова, – невольно возникает ассоциация. Представьте, что вы с вечера вскопали грядку, разборонили, разбили все комочки. Приходите утром, а она вся затоптанная, замусоренная, камней кто-то набросал…

– Кто? – не понял Чистяков.

– Не обязательно «кто», – покачал головой врач, – это образ. В данном случае нужно понимать, что мешает.

Тут в разговор вклинилась Ольга, и Чистяков перестал понимать, о чем идет речь. Специальная терминология и все такое прочее. Он оставил Синицкую беседовать с доктором, а сам пошел в палату к Вадиму.

Мальчик сидел с ногами на кровати и смотрел в окно. На звук открывающейся двери он отреагировал мгновенно. Игорь успел заметить мелькнувшую настороженность или страх, что войдет кто-то, кого мальчик видеть не хочет. Например, тетя со шприцем или санитарка с ведром и грязной половой тряпкой, которая будет его ругать.

Глазенки Вадима вспыхнули радостью, когда он увидел вошедшего Чистякова. Он тут же соскочил с кровати и зашлепал босиком навстречу. Игорь не был сторонником игр с детьми во взрослых. Поэтому он не стал панибратски подавать руку и восклицать «здоро€во». Чистяков подхватил мальчишку под мышки и отнес на кроватку.

– Куда же ты босиком-то побежал? Вон смотри, что я тебе принес, – и высыпал на кровать содержимое пластикового пакета.

Ребенок остается ребенком, даже если у него взрослые проблемы. Глазенки Вадика загорелись радостью. Причем, как отметил Чистяков, яблоки, бананы и апельсины не очень его заинтересовали. А вот «паззлы», комиксы и раскраски вместе с цветными карандашами вызвали больше эмоций. Чистяков открыл дверцу тумбочки и понял, почему ребенка не очень обрадовали фрукты. В тумбочке их было достаточно. «Ясное дело, – подумал спасатель, – мачеха ведь наверняка его навещает».

– Человек-паук, – прокомментировал Вадик, тыкая пальцем в раскрытый комикс.

Чистяков решил дать мальчику возможность насладиться первым впечатлением от гостинцев и не приставать с разговорами. Да и неизвестно еще, нужны ли мальчонке его разговоры. Может, ему просто приятно его присутствие. Эта мысль Чистякову показалась разумной. Если Вадик с порога не бросился лепетать, почему, мол, ты, дядя, не приходишь, и рассказывать о том, как ему здесь живется, то ему нужно не столько общение, сколько именно присутствие дяди. Это попахивает тем, что мальчик чувствует себя в его присутствии защищенным. Этот дядя два раза появился в трудную и неприятную для мальчика минуту, если не сказать – страшную. Может, рефлекс выработался. Интересно, а с мачехой у него есть чувство защищенности? Все-таки женщина, которая заменила ему мать. Интересно, а как давно он лишился настоящей матери? Может, он ее и не помнит совсем?

– Ну, как ты здесь поживаешь, Вадик? – спросил Чистяков и погладил мальчика по голове.

– Хорошо, – ответил Вадик не слишком радостным голосом, не отрываясь от журнала.

«Дисциплинированный мальчик, – одобрил Игорь. – Понимает, что такое «надо». Сказали взрослые, что нужно лечиться, значит, нужно». Вадик нашел в комиксе изображение человека-паука, который, вися на своей паутине, прижимал одной рукой к груди девушку.

– Человек-паук, что ли, тоже ангел? – спросил мальчик и поднял свою мордашку к дяде.

– Не обязательно быть ангелом, чтобы помогать людям, которые попали в беду, – стал объяснять Чистяков. – Надо просто хотеть помочь и помогать.

– А где у тебя крылышки? – воззрился на дядю мальчик, пытаясь заглянуть ему за спину.

– Я их все время не ношу, – стал выкручиваться Чистяков. – Они же помнишь, какие беленькие и пушистенькие? Если их все время носить, то они быстро пачкаются.

– Ты их оставил постирать? – понял по-своему ситуацию Вадик.

– Ага, – обрадовался Чистяков. – Они сейчас сушатся на балконе на солнышке.

– Балкон – это, что ли, вешалка? – спросил Вадик.

До Чистякова дошло, что в квартире мальчика нет балкона, а есть лоджия. Он, наверное, и не знает, что называют балконом.

– Ну, да, – решил Чистяков уйти от объяснений. – А как тебя здесь кормят? Вкусно?

– Вкусно, – ответил мальчик. – Кашу и суп. И кисель.

В палате Вадика Чистяков просидел почти час. За это время они перебрали и обсудили все комиксы, сложили два паззла и съели по одному яблоку и апельсину. На этом настоял Вадик. Чистяков специально не стал расспрашивать мальчика про его семью и про то, что заставило вылезти в тот злополучный день на карниз за окном. Врач прописал положительные эмоции, значит, ими и нужно потчевать ребенка.

Вадик так освоился с дядей, что вскоре уже начал смеяться в голос, а когда Чистяков заявил, что ему пора уходить, чтобы отправиться на помощь другим мальчикам и девочкам, то отнесся к этому известию очень серьезно.

– Они тоже в больнице лежат? – понимающе спросил он.

– В больнице, – согласился Чистяков, и тут до него дошло, что мальчик ни разу не спросил, как дядю зовут.

Вадик обращался к нему «дядя» и на «ты». Этого ему было достаточно, или он считал, что так и надо. Может, просто в силу своего возраста не понимал, что у человека обязательно должно быть имя? Вообще-то, уже должен был понимать. Проявление странностей? Недостаток общения с посторонними людьми, тем более взрослыми людьми? Вот это уже больше похоже на истину, подумал Игорь. Наверное, они ни к кому не ходили, и к ним никто не ходил. Нелюдимая семья. «Хотя что я их сразу обвиняю? – поймал себя на мысли Чистяков. – Я же не знаю, как давно умер ее муж и отец Вадика. Может, не так уж и давно. Может, она его очень любила, сильно переживает смерть, отсюда и затворничество? Может же быть желание никого и ничего не видеть? Может. А мы тут раздули целую историю, что она мальчика недолюбливает, что странная семейка… Что мы вообще про эту семью знаем? Может, Вадим больше всех там страдает из-за смерти отца? Психиатрия – дело темное, как сказал Александр Михайлович. А человеческие души – и вовсе потемки».

Дежурная сестра сказала, что Синицкая уже уехала и просила ее не ждать. Чистяков поблагодарил, подмигнул, оценив фигуру и тесноту халатика медсестры. Спать все же хотелось ужасно. Теперь добраться бы быстрее до дома и завалиться на кровать! После общения с Вадиком настроение у Чистякова было приподнятым. Во-первых, приятно, когда тебя хотят видеть, пусть и такие клопы, как этот мальчишка; хорошо, когда ты нужен. А во-вторых, может, Ольга и права? Может, в самом деле Чистякову в жизни не хватает общения с детьми? Жениться, нарожать своих и возиться с ними целыми днями. «Извините, – сказал Игорь сам себе, – а жена? Дети – это хорошо, а вот жена в виде приложения? Нет уж, тут надо подходить в комплексе. Будет любимая жена, значит, и детишек народим. Исходное – все-таки она, а дети – следствие. Еще бы определиться, какой она должна быть, эта жена…»