Ни дня без победы! Повесть о маршале Говорове - Алексей Кирносов

В сентябре 1918 года белые захватили Елабугу.

Захватчикам в первую очередь требуются деньги и пополнение войска. Колчаковцы очистили Елабужский банк и объявили «всеобщую мобилизацию». Говоров, взятый на учёт, как подпоручик старой армии, был схвачен и мобилизован в белое воинство. Снова ему дали погоны подпоручика и назначили командиром батареи 8-й дивизии второго уфимского корпуса.

— За что идёшь воевать? — спросил Лазарев.

— Разберусь на месте, — ответил Леонид уклончиво. — Не волнуйтесь, учитель. Мои пушки будут стрелять по врагам.

— А на той ли ты стороне? — молвил Лазарев.

Леонид улыбнулся и обнял учителя на прощанье.

На пристани, в ресторане, в ожидании запоздавшего парохода, он встретился с теми, кого меньше всего хотел видеть.

— Господин подпоручик, прошу подойти!

Леонид давно отвык от того, что он «господин» и «подпоручик». Не сразу повернул голову туда, откуда раздался возглас. Увидел за столиком в углу Аркадия Леденцова и Павла Стахеева. Павел одет в клетчатый штатский пиджак, а на Леденцове китель с погонами капитана. Следовательно, Леденцов имеет право подозвать его к себе, как младшего по чину. Можно и не пойти, не станет же капитан поднимать скандал в ресторане по такому мелкому поводу. Но, приглядевшись, Говоров увидел под столом костыли. Аркадий ранен…

Леонид отправился к ним, холодно поздоровался.

— Здравствуй, Говоров, — подал руку Аркадий. — Выходит, наш?

— Я бы голову отдал, что ты в большевистской шайке, за Совдепию воюешь! — подал голос Стахеев.

— Чего ему большевики? — усмехнулся Аркадий. — Они все институты и академии позакрывали. Впрочем, господин верховный тоже не торопится их открывать… Шучу, Говоров. Победим взбесившихся пролетариев, наладим государственную машину и откроем для тебя институт. Мы воюем серьёзно. Видишь? — Он тронул костыль. — Своя российская пуля. Может, тем самым солдатом пущенная, с которым в окопах под Ригой у одного камелька портянки сушили. Странная наша Русь… Как заглянешь в невесёлую российскую историю — который раз брат на брата секиру поднимает. От киевских ещё князей традиция. Объясни, почему?.. Жаль, что не можешь. Алгебру ты хорошо объяснял. Только всё начисто вылетело из головы… Как в артиллерию попал?

— Окончил курсы при Константиновском училище.

— Аристократ! А мы юнкера казанские…

— Что толку-то? — вмешался Стахеев. — Пошёл бы вместе с Аркашей в пехотное, тоже был бы сейчас капитаном. А то подпоручик, мельчайший чин, меньше его и нету! Завидуй приятелю.

— Чинам завидуют дураки! — оборвал купчишку Аркадий. — Ты вообще никогда чинов не получишь, а Говоров, если захочет, генералом станет. У него под фуражкой голова!

— Надо же кому-то и купеческой обязанностью заниматься, не всем же воевать… — оправдался Пашка.

— Вот именно: кому-то… Как полагаешь, — спросил он Говорова, — скоро большевиков победим?

— Чтобы победить, надо знать, за что воюешь, — уклонился Леонид от прямого ответа.

— Мы за Россию воюем! — почти выкрикнул Аркадий.

— Какую? В которой что ни век, то брат на брата секиру поднимает, как ты выразился? Такой России народ больше не хочет.

— Ну, это понятно, — потише заговорил Аркадий. — Будет Россия другая, помытая. Конституция. Ещё что-нибудь эдакое…

— Убивать сограждан за «что-нибудь эдакое», не видя ясности и святой цели, — это крайне подлое занятие, — твёрдо сказал Леонид.

— Большевистские речи! — округлил глаза Пашка Стахеев. — Нет, Говоров, не бывать тебе генералом… А ты не шпион?

— Заткнись, орясина! — гаркнул на него Аркадий. — Вот ему-то и надо быть генералом. А не всяким болванам из Николашкиной свиты…

Подошёл, наконец, пароход, и Говоров уехал, зная, что покидает Елабугу навсегда.

6. ПРИГЛАШЕНИЕ НА УЖИН

Батарейный повар Македон Иваныч, которого солдаты за пристрастие к непонятным для русского желудка кулинарным опытам называли Закидон Иваныч, на этот раз готовил кулеш, простое блюдо из пшённой крупы с мясом. Не обошлось, правда, без небольшого закидона: мясо в котёл было положено конское, от подобранной на поле боя убитой лошади.

— Эй, Закидон Иваныч! — закричал батарейный фельдфебель Полохайло, узнав про конину. — Мы тебе татаре, что ли?!

— Говядины не подвезли, господин фельдфебель! — доложил повар.

— Так в деревне стоим! Пошёл бы, реквизировал полкоровы в пользу защитников православной веры!

Македон Иваныч ответил, утерев усы после пробы конинного бульона:

— Реквизировать у населения его благородие настрого запретил.

— Грех ему в пузо! — ругнулся фельдфебель Полохайло. — Все реквизируют, а мы голодуй тут по его милости. Однако у нас в запасе на худой конец американские консервы имеются из говядины. Их бы положил!

— Худого конца пока не наблюдается, господин фельдфебель, — возразил Македон Иваныч. — А на консервы господином подпоручиком наложен строгий запрет неприкосновенности запаса. Да вы отведайте конинки-то, не побрезгуйте. Я её с порохом отварил, чтобы напоминала по вкусу заграничное животное лангусту.

Фельдфебель Полохайло не побрезговал, отведал.

— А ничего, Закидон Иваныч, — похвалил он варево. — Здорово на лангусту смахивает. Без уведомления и не отличишь!

Командир батареи подпоручик Говоров составлял список гостей, которых он приглашал к себе на праздничный ужин по случаю якобы трёхлетней годовщины своей военной службы. К различным юбилеям он был в высшей степени равнодушен, но требовалось собрать людей под благовидным предлогом, причём только совершенно надёжных людей. Одна ошибка в списке приглашённых могла стать смертельной для всех остальных. Вписывая фамилии, вычёркивая и снова вписывая, Леонид Александрович как бы исследовал своих солдат. Конечно, народ был разный. Солдаты из богатых мужиков понимали, что Советская власть гладить их по головке не собирается: лишнее отберёт и бедняков эксплуатировать не даст. Они перешли на сторону белых сознательно. Эти в список, конечно, не попадали. Но гораздо больше было на батарее солдат из бедняков, обманутых колчаковскими пропагандистами или мобилизованных под угрозой порки. Обман долго не живёт. Постепенно раскрывались глаза, и Говоров в разговорах с солдатами старался этому помочь.

— А ведь верно, не туды прём… — задумывался солдат после разговора с командиром. — Куды ж теперича поворачивать оглобли?!

Об этом Говоров помалкивал. Но для себя решил: перейти к красным с группой боеспособных, обученных солдат. Десятка два батарейцев были им идейно подготовлены, и Говоров выжидал удобный момент для решительного разговора.

Но тут дивизию повели в тыл на подавление крестьянских волнений. Ждать нельзя было, так как, отказавшись участвовать в карательной операции, подпоручик выдал бы себя с головой. Дело усложнилось тем, что до линии фронта, до Красной Армии теперь далеко.

Составив наконец окончательный список, Говоров вышел из дома и заглянул в сарай на дворе, где повар оборудовал кухню.

— Македон Иваныч, — позвал он. — Значит, как договорились: нынче у меня праздничный ужин. Вот тебе список: на этих людей оставишь расход и через часок, после ужина, когда управишься с посудой, подашь ко мне в избу.

В назначенное время приглашённые собрались. Македон Иваныч расставил по столу миски, положил ложки и разлил по мискам свой «кулеш с лангустой», как назвал блюдо фельдфебель Полохайло. Из разносолов Македон Иваныч добыл кислой капусты, огурцов и миску ядрёной красной икры, которую солдаты сначала приняли за бруснику. Чай подан был в огромном медном самоваре.

Застучали ложки и кружки, завязался разговор. Солдаты поздравили своего командира с трёхлетием службы и подарили ему на память искусно вырезанную из берёзового наплыва лошадь.

— Вкусна ягода, однако сильно рыбой пропахла, — сказал фейерверкер Никаноров, знакомый Говорову ещё по Томской мортирной. — Ты её, Закидон Иваныч, селёдочным тузлуком заливал, что ли? Но смачно получилось.

Никаноров облизал ложку и снова сунул её в икру.

— Это икра рыбья, а не ягода, — объяснил Македон Иваныч.

— У какой же это рыбы такая икра?!

— Рыба называется кета, — пояснил Македон Иваныч. — Ловится такая на Дальнем Востоке.

— Экая вкусность! — заговорили солдаты, распробовав икру. — Ваше благородие, а господа её каждый день кушают?

— Не знаю, — ответил Говоров. — К господам имею мало отношения, входил только по вызову. Я сын крестьянина и по роду своему такой же мужик, как и вы. Только что выучился на отцовские копейки.

— Значит, ты и не барин вовсе… Тогда объясни нам положение…

Разговор пошёл посерьёзнее, батарейцы заговорили с командиром откровенно.