Цугуми - Банана Ёсимото

Как раз в тот момент, когда предпраздничная суета охватывает весь город, неожиданно замечаешь первые, пусть пока совсем небольшие, признаки надвигающейся осени. Солнце всё ещё такое же жаркое, но ветер с моря становится более мягким, и песок уже не такой горячий. Периодически идёт мелкий дождь, который смачивает рыбацкие лодки, пришвартованные вдоль берега. Всё больше начинаешь понимать, что лето поворачивается к тебе спиной.

В один из дней накануне фестиваля у меня неожиданно поднялась температура, пришлось лечь в постель. Видимо, я слишком перевозбудилась во время подготовки к празднику. Случилось так, что Цугуми тоже слегла, и Ёко пришлось выполнять роль медицинской сестры, курсируя между нашими комнатами с пакетами льда и жидкой рисовой кашей, которая должна была нас вылечить. При этом она всё время повторяла, что мы должны обязательно выздороветь до начала фестиваля.

У меня редко поднимается температура, поэтому от одного того, что я узнала, что она выше тридцати восьми градусов, у меня закружилась голова. Ничего не оставалось делать, как лежать с красным от жара лицом.

Ближе к вечеру, как обычно даже не постучав, раздвинув двери, вошла Цугуми.

Я лежала, повернувшись к окну, за которым далеко простиралось небо, красное от вечернего заката. Во всём теле я чувствовала вялость и продолжала смотреть в окно, не испытывая ни малейшего желания разговаривать с Цугуми.

– Ну что, температура? – спросила она и толкнула меня ногой в спину.

Мне ничего не оставалось, как повернуться к ней лицом. Её волосы были завязаны сзади в пучок, и, одетая в светлую пижаму цвета морской волны, она выглядела вполне здоровой.

– Не похоже, что у тебя температура, – сказала я.

– Такая температура для меня нормальная, – улыбаясь, сказала Цугуми и неожиданно схватила мою руку, которая лежала поверх одеяла.

– Да, одинаковая.

Обычно, когда у Цугуми жар, её рука бывает на удивление горячей, но сейчас действительно этого не чувствовалось.

Цугуми привыкла к высокой температуре. Когда я подумала, что она постоянно живёт с ней, меня охватило глубокое волнение. При высокой температуре мир вокруг тебя как бы вращается быстрее, тело становится тяжёлым, а сердце так и стремится вырваться наружу. Твои мысли часто концентрируются на вещах, которые обычно и не замечаешь.

Цугуми, сев на корточки около моей подушки, сказала:

– Если говорить только о темпераменте, то у меня его хватит на двоих.

Я рассмеялась:

– Если бы можно было жить на одном темпераменте.

Цугуми тоже улыбнулась.

Этим летом Цугуми была чрезвычайно красива. Казалось, каждый был готов смотреть на неё не отрывая взгляда. Довольная улыбка на её лице была подобна весеннему снегу на вершинах гор.

– Когда у тебя температура, мир вокруг выглядит каким-то странным. И это приятно, – странно сощурив глаза, сказала Цугуми. Она была похожа на маленького зверька, который радовался, что нашёл себе подругу.

– Верно, он выглядит более свежим, – сказала я.

– Такие, как я, у которых часто бывает жар, постоянно болтаются между этими двумя мирами и в конце концов теряют ощущение, какой из них настоящий. И, таким образом, жизнь проходит на большой скорости.

– Поэтому чувствуешь себя всё время немного опьяневшей.

– Да-да, именно так.

Улыбаясь, Цугуми встала и так же неожиданно вышла из комнаты, как и вошла, а в моих глазах ещё долго стоял её образ.

В ночь перед фестивалем Цугуми и я полностью выздоровели. Мы решили идти вчетвером: Цугуми, Кёити, я и Ёко. Цугуми была особенно радостно настроена оттого, что сможет показать Кёити, как проходит фестиваль в нашем городе.

Каждый год на этот фестиваль мы надевали лёгкие кимоно и сейчас помогали друг другу обернуть оби и завязать специальный узел на спине. Наши кимоно были голубого цвета с рисоваными белыми цветами. Мы разложили розовые и красные оби на татами в большой комнате гостиницы, чтобы подобрать подходящие к нашим кимоно. Я выбрала для Цугуми красное оби и, обёртывая его, поразилась, насколько тонкая у неё талия. Сколько бы я ни затягивала оби, всё равно оставалась щёлочка, и в конце концов у меня создалось впечатление, что я держу в руках не талию Цугуми, а только оби. Это меня очень расстроило.

Когда мы, переодевшись, в вестибюле на первом этаже смотрели телевизор, пришёл Кёити. На нём была его обычная одежда, и Цугуми упрекнула его за то, что он не создаёт праздничную атмосферу. Однако он тут же показал свою ногу, обутую в новенькие деревянные сандалии на высокой подошве. Вопреки обычаю Цугуми не стала хвалиться своей одеждой, а взяла его, как ребёнка, за руку и поторопила: «Пошли скорее, а то не успеем осмотреть все лавочки до начала фейерверка», сказав это чрезвычайно ласково.

– Ой, что это? Кёити, что у тебя на лице?

Пока Ёко не сказала этого, мы ничего не замечали. Кёити стоял в тёмной части вестибюля, и только сейчас мы увидели, что под его глазом был синяк, который, правда, уже начал проходить.

– Похоже, мой отец узнал, что мы встречаемся, и ударил его! – возмутилась Цугуми.

– Это так, – горько усмехнулся Кёити.

– Неужели это правда? – спросила я.

– Не знаю. Отец не испытывает ко мне большой любви, – со смехом сказала Цугуми.

Так и не узнав всей правды, мы вышли из дома.

Рассеянно глядя на сверкающий Млечный Путь, мы добрели до конца улицы и миновали пляж. Из динамиков была слышна музыка танца о-бон, которую ветер разносил по всему городу. Вдоль берега горели маленькие фонарики, и, возможно, поэтому море и бегущие по нему волны казались темнее обычного. В медленной походке гуляющих людей улавливалась грусть об уходящем лете. Казалось, что весь город вышел на улицы.

Здесь было несколько наших старых друзей, с которыми мы учились в начальной, в средней и старших классах средней школы. С улыбками мы махали друг другу руками, обменивались короткими приветствиями и расходились в разные стороны. Звуки флейт, взмахи раскрытых вееров, порывы ветра, несущие запах солёной воды, – всё это смешивалось в одно целое и текло, как плывут по Реке бумажные фонарики.

Атмосферу фестиваля невозможно запомнить, остаётся только ждать следующего. Если не хватает всего лишь мелких деталей, невозможно восстановить всю его картину, его «душу». Смогу ли я быть здесь в следующем году? Или буду с тоской вспоминать о нем под небом Токио? Эти мысли проносились у меня в голове, когда мы шли вдоль рядов сувенирных лавочек.

Когда мы встали в длинную очередь желающих поклониться божеству в главном здании храма, произошёл небольшой инцидент. Не желая стоять в очереди, Цугуми решила не ходить в храм, но я и Ёко настойчиво уговаривали её, и она была вынуждена согласиться с нами.

– Вы действительно серьёзно верите в божество? И в этом-то возрасте? Вы подойдёте к алтарю, бросите деньги, ударите в ладоши – и что будет? – насмехалась она над нами.

Кёити в это время, как всегда, молчал, слегка посмеиваясь. Он вел себя вполне естественно, хотя все заметили насколько эгоистично вела себя по отношению к нему Цугуми. Цугуми вообще могла искусно притягивать к себе людей, подобных Кёити, и в какой-то момент это стало для неё потребностью.

Когда мы вошли на территорию храма, там была страшная неразбериха. Очередь тянулась до самой лестницы. Беспрерывно звонили колокольчики, и были слышны звуки падающих монет. Шаг за шагом мы подвигались к главному зданию храма, болтая обо всём, что придёт в голову. Иногда, раздвигая нас, люди пробирались на другую сторону очереди, что было вполне естественно, так как все стояли, тесно прижавшись друг к другу. Неожиданно появился один парень, который грубо растолкал Кёити и Цугуми и попытался пройти между ними. Он был молодой и сухопарый и по внешнему виду напоминал местных хулиганов. За ним шли два-три таких же, как и он, приятеля.

Конечно, мы возмутились. Однако реакция Кёити была совершенно невероятной. Он неожиданно снял деревянную сандалию с одной ноги и изо всей силы ударил ею по голове первого парня.

Я была потрясена.

Парень вскрикнул и обернулся. Глаза его раскрылись от изумления, и он поспешил в темноту. Его дружки, расталкивая очередь на лестнице, последовали за ним.

Все вокруг замолчали, пытаясь осмыслить то, что произошло, но уже через некоторое время очередь вновь стала двигаться, и шум возобновился. Только мы втроём продолжали пребывать в недоумении.

Наконец Цугуми прервала молчание:

– Даже я не зашла бы так далеко. Ёко и я прыснули со смеху.

– Вы не поняли, в чём дело. – Свет падал на мрачный профиль Кёити, но скоро его лицо приняло обычное спокойное выражение. – Эти парни посадили мне это, – серьёзно сказал он, показав на синяк под глазом. – Они напали на меня в темноте, и я точно не могу сказать, кто ударил меня. Но сейчас я уверен, что это сделал этот тип. Так ему и надо.