Последние поручения - Куив Макдоннелл

долгие годы знакомства с Банни, Джонни до сих пор не был до конца уверен, что понимает значение этой фразы, но она хотя бы казалась нормальной.

— Какой счет? — выкрикнул Подриг Доусон.

— Не думай о долбаном счете, — ответил Банни. — Сосредоточься на игре.

— О, — протянул Подриг, уныло пиная свой хёрл. — Мы уже настолько сильно проигрываем?

Игра возобновилась. Команда Святого Иуды слегка ожила, немедленно заработав пару штрафных ударов, что, по крайней мере, продемонстрировало хоть какие-то усилия — в отличие от предыдущих попыток завладеть мячом.

— Вот так, парни, поднажмите! Им это явно не нравится!

Джонни закатил глаза.

— Джонни?

— Да, Банни?

— Если бы со мной что-нибудь случилось, ты бы позаботился о клубе, верно?

Джонни снова обернулся:

— Так, скажи серьезно: ты был у врача или типа того?

— Нет, — ответил Банни, сердито махнув рукой. — Не тупи, а? Я всего лишь рассуждаю. Ты бы сделал это ради меня?

— Ей-богу, я уже еле сдерживаюсь. С чего у тебя такое настроение?

— Ничего, просто… СУДЬЯ!

Несколько двенадцатилетних детей из обеих команд столкнулись в центре поля на глазах у встревоженных родителей, образовав кучу-малу с болезненными вскриками. Судья дунул так сильно, что из свистка вылетела горошина.

Ни слова не говоря, Джонни схватил ведро и побежал на поле оказывать экстренную помощь.

— Почему бы вам ему не рассказать?

Банни обернулся на голос. Человек, умерший восемнадцать лет назад, сидел позади него на холодильнике для напитков.

— Почему бы вам не сказать ему, что, возможно, скоро вы уедете о-о-очень надолго? — сказал мертвец, насмешливо растягивая слова. — После всех этих долгих лет, когда вы учили поколения детей не сходить с прямого и узкого пути, — как думаете, что они почувствуют?

— Черт, заткнись уже на хер!

Дэниел Зайас улыбнулся ему, прищурив левый глаз, выглядевший неуместно рядом с дырой, где когда-то был глаз правый.

— Поговорите со своим другом. Расскажите ему, что вы сходите с ума. Призрак человека, которого вы убили восемнадцать лет назад, ходит за вами по пятам. Может, вам стоит обратиться к мозгоправу? Может, стоит попить каких-нибудь таблеток? Может, вам не следовало убивать меня, в конце концов?

— Я ни секунды не пожалел об этом, говно ты одноглазое.

— О, я знаю, что не был вашим первым. Но я тот, кто станет причиной вашего краха.

— У них нет ничего, что могло бы связать…

— Я вас умоляю! Мы оба знаем, что это неправда. Теперь, когда нашлись тела, они не отступят. Вы уже слышите их шаги. Они приближаются. Возможно, это займет время, но они приближаются. Вот почему я здесь.

Банни замахнулся хёрлом и нанес сильный удар по человеку, которого не было. От удара холодильник с напитками завалился набок, и его содержимое раскатилось по земле.

Банни снова оказался один. Развернувшись обратно к полю, он увидел, как смотрит на него двенадцатилетний Подриг Доусон — глазами, полными неведомого раньше страха. Все и так боялись Банни, но то был правильный страх. По крайней мере, прежде.

— На нем сидела оса. Маленькая настырная гадина.

Подриг кивнул и отошел подальше.

Банни провел свободной рукой вверх и вниз по лицу. Соберись с мыслями, соберись! Повернувшись, он увидел худую блондинку, выезжавшую с коляской из ворот.

Глава девятая

— Не могу поверить, — сказал Пол. — Это какой-то абсурд!

— Ага, — согласился Фил. — Почему я должен сообщать людям плохие вести? В моей жизни и так полно стрессов.

— В смысле? О чем ты говоришь?

Фил оторвал глаз от телеобъектива и посмотрел на Пола.

— Я о том, что говорила Бриджит: в тот момент, когда этот идиот займется сексом, я должен позвонить клиентке — его жене — и все ей рассказать. В моей жизни и так полно стрессов!

— А я совсем про другое, — ответил Пол. — Я про то, как Бриджит изгнала меня из компании!

Фил фыркнул и продолжил смотреть в камеру.

— Ах, это. Ты говорил то же самое час назад. Я думал, ты закончил.

— Закончил? Я потерял работу абсолютно безо всякой причины! Не думал, что ты такой черствый, Фил.

— Ну…

Глаза Пола сузились.

— Что «ну»?

— Ничего. Только последние несколько недель ты не занимался никакой работой, а потратил кучу денег. Теперь еще и весь офис залит желтой краской.

— Вот именно! И кто в этом виноват?

Фил откинул голову назад, принявшись разглядывать потолок фургона. Пол догадался, что он глубоко задумался.

— Ты?

— Нет! Келлехеры!

— Ну ладно, — ответил Фил, отпрянув от Пола. — Хорошо, это их вина. Только…

— Только что?

Фил снова посмотрел в камеру:

— Ничего.

— Господи, Фил, неужели ты умрешь, если поддержишь меня хоть раз?

На этот раз Фил даже не оторвал глаз от камеры, а просто поднял забинтованную руку. Его жена Да Синь, которой надоело видеть телефон мужа намертво приклеенным к руке, настояла, чтобы тот сходил в травмпункт и его снял.

— Я шесть часов проторчал в отделении неотложной помощи. Врач позвал туда всех знакомых, чтобы показать им меня. Я стал посмешищем, вот так-то!

Пол почесал затылок.

— Ну хорошо, извини. — В его голову закралась мысль, что, возможно, он ведет себя эгоистично. — Как дела у Да Синь?

— Ну, теперь она большая, как «Форд-Кортина»[23], так что дела у бедной девочки никуда особо не идут. Еще и малышка продолжает брыкаться всякий раз, когда слышит мой голос.

— Разве это не хорошо?

Фил искоса взглянул на Пола.

— Тебе до сих пор снятся сны? — спросил Пол, понизив голос.

— Ты имеешь в виду кошмары? Да.

Филу снился один и тот же повторяющийся сон, в котором он просыпался и обнаруживал, что его нерожденная дочь сбежала от матери и душит его пуповиной.

— Я тебе уже говорил: относись к этому попроще.

— Правда? — спросил Фил. — А ты знаешь, скольким людям я вообще нравился в жизни?

— Просто не веди себя как псих.

Фил не был психом, и Пол знал это лучше, чем кто-либо другой. И что имел в виду Фил, он понимал тоже. Как его лучший и единственный в мире друг, он мог категорически подтвердить, что Фил Неллис был из того сорта людей, к которым привыкнуть очень непросто. Школьные годы ни для кого из них не стали особо приятными, однако прочих детей по возвращении домой хотя бы утешала мысль: «По крайней мере, я не Фил Неллис!» Он был проклят собственной неллисианской логикой, которая ужасно походила на глупость, если смотреть на нее не под верным углом, что удавалось отнюдь не многим. Еще он был страшно упрям в устремлениях, а это значило, что если он чего-то не понимал, то начинал задавать вопросы, чертовски много