Разборки в Токио - Айзек Адамсон

Я что-то бормотал в ответ, и тут из-за двери выглянул Ихара.

– Какие проблемы? – спросил он секретаршу, не замечая меня.

– Да вот такие, – ответил я. – Твоя секретарша полагает, что есть закон, запрещающий ходить по лестнице.

Ихара перевел взгляд на меня, и только тут я заметил, что на детективе довольно толстые очки. Видимо, ослеп от стольких лет подсматривания через телеобъективы, направленные из дальних окон в глубокую ночь. Но узнал он меня сразу.

– Билли Чака, – явно изумился он. – Сколько лет. Прошу, заходите.

И направился обратно в свой кабинет, оставив дверь открытой. Проходя мимо секретарши, я смело встретил ее хмурый взгляд. И едва сдержался, чтобы не показать ей язык.

Офис Кэйдзи Ихары представлял собой мрачную пещеру без окон, которая больше походила на обычный кабинет молодого директора неполной средней школы, чем на рабочий офис современного детектива. Высоко в углу над старой металлической картотекой в рамочке висел выцветший надменный фотопортрет принца Акито, снятый в его холостяцкие годы. Прекрасная ширма для широкоугольной видеокамеры. Я устроился, если можно так сказать, на дешевом деревянном стуле. Кресло Ихары было гораздо удобнее. Дорогое наклонное кожаное кресло прямо из каталога. Но Ихаре оно служило лишь подпоркой. Он предпочитал импозантно стоять позади заваленного бумагами стола.

– Итак, господин Чака, – начал он. – Что привело вас в Токио? Ладно, не надо. Что привело вас в «Глаз Сыскаря»? – Ихара явно гордился названием.

– Пришел просить руки вашей секретарши.

– Ну да, – хмыкнул он. – Ладно, извините ее. Госпожа Юкио просто выполняет свою работу. Видите ли, мы еще не установили видеокамеры на лестничных площадках. И она делает логическое допущение, что любой, кто преодолел семь лестничных пролетов, очевидно, пытается избежать камер в лифтах. Она всего лишь осторожничает. – В его голосе проскользнула нотка гордости. Не знаю, гордился ли он секретаршей или видеосистемами в лифте. Затем он сменил тему:

– Вам следует просить прибавку к зарплате, – сказал он.

– Я теряюсь, Ихара, – о чем вы?

– Или проконсультироваться по поводу гардероба. В такой одежде затруднительно воспринимать вас всерьез.

Я быстро оглядел себя. Черные остроносые ботинки, черные брюки, тонкий черный кожаный ремень и приличная белая рубашка. На клоуна вроде не похож.

Заметив мое смущение, Ихара откашлялся и сказал:

– Законодатели мод предлагают сейчас отличные вещи из цветных тканей.

– Не спорю, – сухо ответил я. Сара называла меня одушевленным символом инь-ян. Она пыталась купить мне цветные рубашки – красные, синие, зеленые, – ноу меня к ним душа не лежала. Я в них чувствовал себя флагом.

– Кроме того, – сказал он, почувствовав, что цветная одежда – больная тема, – глупо подниматься пешком по лестнице выше четвертого этажа. Это знает каждый.

Что он имел в виду, я не понял, и это отразилось на моем лице.

– Цк, цк… Билли Бака.

Это слово означало «идиот» и рифмовалось с моим именем.

– С вашими наклонностями могу представить, сколько врагов вы себе нажили. И тем не менее допускаете такую ошибку и пользуетесь лестницей. Неужто вы не понимаете, почему лестницы гораздо опаснее лифтов?

Я оставался при своем мнении, а Ихара, скорее всего, при своем. Ему нравилось разглагольствовать больше меня, так что я устроился поудобнее и стал слушать.

– Никто не станет подниматься пешком по лестнице выше четвертого этажа. Те, кто это делает, поступают так, ибо считают, что остальные так делать не будут. Почему? Они не хотят, чтобы их видели. Почему? Потому что они преступники, которые планируют совершить или уже совершили преступление.

Ихара сделал паузу, чтобы его логика дошла по назначению. Я думал о том, что парни, которые отвечают на свои же вопросы, обычно сами смеются над собственными шутками. Парни просто тащатся сами от себя.

– Теперь предположим, что вам повезло и вы не тот бедняга, против которого замышляется преступление. Вы просто поднимаетесь по лестнице, минуете четвертый этаж, думая о своем, как и всякий нелюбитель лифтов. Но и в этом случае вы рискуете столкнуться с преступником. Ну а тот, естественно, не хочет оставлять свидетелей, которые смогут описать его внешность или дать показания о его присутствии на лестничной площадке. Защита, конечно, попытается дискредитировать репутацию свидетеля в ходе судебных разбирательств в силу простого факта, что и он в это время был на лестничной площадке выше четвертого этажа, и разве это само по себе не говорит о его преступных устремлениях и т. д. и т. п. Но маловероятно, что у преступников хватит смелости или прозорливости принять или предвидеть такой юридический риск. Почему? Потому что лучше ноль свидетелей, нежели один дискредитированный. Но кто знает, может, среди жюри найдется такой же лестничный ходок. Так что скорее всего преступник попытается убрать вас прямо на лестнице. Возможно, в спешке он не сумеет это сделать тут же, но велики шансы, что даже после мелкой стычки вы получите серьезные травмы, особенно если бандит сумеет столкнуть вас вниз. Падение с лестницы гораздо опаснее, чем падение в кабине лифта. И более того, если вас ранят на лестничной площадке, вполне вероятно, что помощь придет нескоро. Почему? Никто не поднимается пешком по лестнице выше четвертого этажа. И если даже после полученных ран вы еще способны звать на помощь, звукоизоляция на лестнице надежная. С другой стороны, моя секретарша – лишь одна из ста двадцати сотрудников в этом здании, кто пользуется лифтом минимум четыре раза в день. Сколько это выходит?

– Четыреста восемьдесят, – поспешно ответил я, украв у него кульминацию.

– Точно, – проворчал он. – Конечно, если предположить, что они ездят по одному, что не так. Но достаточно близко, и это доказывает, что, если вы поранитесь в лифте, вам почти сразу окажут медицинскую помощь, особенно если вам повезет и на вас нападут во время перерыва на ланч. А когда вас найдут на лестничной площадке, никто не знает. Остается только надеяться на ночного уборщика, но поскольку лестницей мало кто пользуется, он может не убирать ее сутками. Если это очень осторожный уборщик, он не будет заходить на лестницу неделями, помня о том, что по ней главным образом шастает криминал.

Совершенно одурев, я все же восхитился: ведь надо же так детально все это обдумать. Мне до такой паранойи еще расти и расти. Явно не замечая меня, Ихара продолжал:

– Следующий, кто скорее всего наткнется на лестнице на вас, умирающего, будет очередной преступник! И вам повезет, если вас, обессиленного, не добьют окончательно.

Он удовлетворенно хохотнул. Затем сделал вдох и, успокоившись, понизил голос:

– Короче говоря, как видите, лифт гораздо безопаснее лестницы, если не хочешь, чтоб тебя грохнули. – Он скрестил руки и стоял, покачиваясь с пятки на носок, как Муссолини.

Его лекция произвела на меня впечатление, но, пожалуй, не то, что задумывал Ихара. Почему в стране с одним из самых низких в мире уровнем убийств человек может так параноидально и подробно обсуждать, какой аппарат вертикальной транспортировки безопаснее – лестница или лифт? (Несмотря на логику Ихары, я все же предпочитал лестницы. Здесь больше шансов вообще избежать нападения, так как можно убежать, а в закрытом лифте бежать некуда.) Я решил, что, видимо, в последнее время Кэйдзи Ихара не раз попадал в неприятные ситуации, которые и заставили его углубиться в исследование методик выживания. Что касается меня…

– Вы меня убедили, – солгал я. – С этого момента пользуюсь только лифтом.

– И проживете дольше, – сказал он. – Так что же вас привело в «Глаз Сыскаря»?

– Мне нужна информации об одной организации.

– Название организации?

– Не знаю. Вот все, что у меня есть. – Сунув руку в карман, я извлек грубый набросок герба с портсигара Человека в Шляпе. Не произведение искусства, но основные элементы на месте.

Ихара глянул на него, потом на меня. Эмоции причудливым танцем промелькнули на его лице. Взглянув на листок еще раз, он сунул руку под стол.

Внезапно стена слева от меня раздвинулась. Не успел я понять, что происходит, моя голова врезалась в стол. Затем ее рванули за волосы назад, и я, вовремя сфокусировав взгляд, увидел плотного сердитого коротышку, чей кулак въезжал мне прямо в лицо. Моя голова резко дернулась, была поймана сзади и опять врезалась в стол.

Все поплыло красным туманом. Привкус во рту говорил, что у меня где-то кровит. Трудно сказать, губы или нос: лицо онемело, да и какая разница? С боков меня держали за руки два крепыша. Тот, что поменьше ростом, врезавший мне по лицу секундой раньше, теперь стоял позади меня. Он так двинул мне сзади по ногам стулом, что я вынужден был сесть.

– Иокогама до сих пор покоя не дает? – взвыл я. – А я думал, мы в расчете. – Пока я говорил, они привязали мне руки к стулу.