Любовь побеждает все - Нора Робертс

Она тихо засмеялась и снова стала смотреть на море.

— Чтобы понять причину, надо быть на моем месте.

— Расскажите мне о своем детстве.

Она никогда ни с кем об этом не говорила. Но ведь она также никогда не сидела на пляже и не ела гамбургер с деловыми партнерами! Что ж, все когда-нибудь бывает в первый раз!

— Она всегда была замечательной матерью. И остается ею. Кларисса такая любящая, такая великодушная.

— А ваш отец?

— Он умер, когда мне исполнилось восемь лет. Он был моряком, поэтому часто отсутствовал. Он был хорошим моряком, — с едва заметной улыбкой добавила она. — Мы жили счастливо. У нас имелись сбережения и кое-какие драгоценности. Проблема заключалась в том, что мы вовремя не оплачивали счета. Не то чтобы нам не хватало денег. Просто Кларисса забывала. Вы поднимали трубку телефона, и телефон молчал, потому что она внесла деньги не на тот счет. Думаю, именно тогда я начала заботиться о ней.

— Вы тогда были слишком молоды для этого.

— Я не возражала. — На этот раз улыбка расцвела на ее лице. На щеках у нее, как и у матери, были чуть заметные ямочки. — Я гораздо лучше ее вела хозяйство. Наш доход сразу стал гораздо больше, когда она начала читать по ладони и составлять гороскопы. Она тогда, можно сказать, процветала. У нее была потребность помогать людям, давать им… я не знаю… уверенность. Надежду. И все же это было странное время. В нашей гостиной бывало множество людей, у нас были приятные соседи, некоторые из них регулярно приходили с просьбой погадать, но вне дома соблюдали некоторую дистанцию. Словно не были до конца уверены в Клариссе.

— Вы, наверное, чувствовали себя не очень уютно?

— Иногда. Она делала то, что должна была делать. Некоторые держались подальше от нас, от дома, но она, похоже, никогда этого не замечала. Но, как бы то ни было, слухи распространялись, и она подружилась с Ван Кэмпами. Мне, наверное, было лет двенадцать или тринадцать. Когда в нашем доме впервые появилась кинозвезда, я испытала благоговейный страх. Через год это стало само собой разумеющимся. Я знала, что актеры приходили к ней, прежде чем получить роль. Она всегда говорила им одно и то же.

Они должны полагаться на собственные чувства. Кларисса никогда ни за кого не принимала решений. А они все равно приходили. Потом похитили маленького Ван Кэмпа. Представители прессы толпились на лужайке, беспрерывно трезвонил телефон. В конце концов, я увезла ее в Ньюпорт-Бич. Там она могла вести себя сдержанно, даже если возник бы еще один случай.

— А еще были убийства Райдауэра.

Она резко встала и подошла ближе к воде. Дэвид приблизился к ней.

— Вы не представляете, как она из-за этого страдала. — Ее голос дрожал от избытка эмоций, она обхватила себя руками. — Вы представить себе не можете, какой урон это может нанести такому человеку, как Кларисса. Я старалась остановить ее, но знала, что не смогу.

Она закрыла глаза, и Дэвид положил руку ей на плечо:

— А почему вы хотели ее остановить, если она могла помочь?

— Она убивалась. Она страдала. Господи, она почти жила этим, еще до того, как к ней обратились, — Эй Джи открыла глаза и повернулась к нему. — Понимаете, она занималась этим еще до того, как к ней обратились.

— Я в этом не уверен.

— Вы и не можете быть уверены. — Она нетерпеливо покачала головой, словно ожидая этого. — Наверное, это надо пережить. Во всяком случае, к ней обратились за помощью. Клариссе большего и не требовалось. Убиты пять девочек. — Она снова закрыла глаза. — Она никогда не говорит об этом, но я знаю, что каждую из них она видела. Я знаю. — Эй Джи резко встряхнула головой, отгоняя тяжелые мысли. — Кларисса считает свои возможности даром… но вы не представляете, каким проклятием может быть такой дар!

— Вам бы хотелось, чтобы она замолчала? Разве это возможно?

Эй Джи снова засмеялась и провела обеими руками по волосам, растрепанным ветром.

— Это возможно, но не для Клариссы. Я уже давно смирилась с тем, что ей надо отдавать. Я лишь проклинаю людей, не умеющих принять это.

— А вы? — Он готов был поклясться, что внутри у нее все застыло от этого невзначай брошенного вопроса. — Вы стали агентом, чтобы защищать вашу мать?

Она снова расслабилась.

— Отчасти. Но мне нравится то, чем я занимаюсь, — Глаза ее опять посветлели. — Мне это удается.

— А Аврора? — Он провел руками по ее плечам.

От одного этого прикосновения в ней пробудилось страстное желание. Она подавила его.

— Аврора я только для Клариссы.

— Почему?

— Потому что я сумею защитить и себя, и свою мать.

— От чего?

— Уже поздно, Дэвид.

— Да. — Одной рукой он провел по ее шее. Кожа была мягкой, теплой, словно поцелованной солнцем, и нежной.

У него были сильные руки. Она заметила это раньше, но сейчас это, казалось, имело большее значение.

— Вот так-то лучше.

— Я тоже начинаю так думать. Будь я проклят, если могу понять, почему мне так хочется вас целовать.

— Дайте время. Это пройдет.

— Почему бы нам это не проверить? — Он поднял бровь и посмотрел на нее. — Я поцелую вас, и, может быть, тогда мы поймем, почему так волнуем друг друга? — Когда он прижал ее крепче, она напряглась. — Боитесь? — Почему его возбуждал сам факт, что она может хотя бы немного его бояться?

— Нет.

Поскольку Эй Джи приготовилась, она почти верила, что это правда. На этот раз он не одержит над ней победу. Она этого не допустит. Она нарочито подняла руки и сплела их вокруг его шеи. Когда он заколебался, она прижалась губами к его губам.

Он готов был поклясться, что песок зашевелился у него под ногами. Он был уверен, что грохот волн стал сильнее, а раскаты грома наполнили воздух. Дэвид намеревался контролировать ситуацию, но он об этом забыл, когда губы коснулись губ. Аромат Эй Джи, одновременно и теплый, и прохладный, и сладкий, и резкий, одурманил его. Он ощутил непреодолимую потребность выяснить, какому из этих ощущений можно доверять, и прежде, чем опомниться, окунулся в поцелуй и увлек ее за собой.

Слишком быстро! В голове ее завертелся водоворот мыслей. Слишком далеко зашли! Но ее тело проигнорировало предостережение и напряглось, прижавшись к нему. Она желала, и желание было яснее и острее, чем она испытывала прежде. Чувства бушевали в ней. Голод по нему рос так быстро, что она застонала. Это неправильно! Это не может быть правильно! И все же в голове у нее пронеслось: «Пусть все идет так, как идет!»

Чайка пролетела и унеслась, оставив лишь подобие тени, звук и эхо.

Когда они разъединились, Эй Джи чуть отступила назад. Вместе с дистанцией возник и холодок, но после обессиливающей жары она была ему рада. Она бы молча повернулась, но его руки крепко держали ее.