Путешествие Иранон (СИ) - Мелисса Альсури

на край кристалла, мне показалось, что раздался едва слышимый треск. Насторожившись, я подобрался ближе, но девчонка при видя меня резко передернула плечами.

— Прости…

— Неужели тебе настолько наплевать на меня?!

— Конечно нет, но, милая, ты особенная. Твой разум проснулся в чужом теле, уже покинутом хозяйкой. Она очень желала о перерождении и очищении от прежних воспоминаний, благодаря чему ты смогла вернуться на острова, но, если бы не имя, я бы так и не нашла тебя, моя бусинка.

— Только имя у меня и есть…

От ноги снова раздался тихий треск, несмело подлетев, я уцепился за рукав девчонки, но она с легкостью сбросила меня с него, тут же вернувшись к отвратительному занятию.

— Внешний мир наверняка таил в себе много ужасов, путешествие туда было ошибкой, и Мундус исправил ее.

— Враньё! Ты не можешь этого знать! Что если, как и здесь, мы всего лишь в заточении, пока за горизонтом проносится жизнь!

— Иранон…

Ладонь ребенка дрогнула, пальцы царапнули по камню и неловко дернули край каменной корки, резко и слишком грубо обламывая ее на колене. Не успев понять, что случилось, Иранон подскочила на ноги, уронив отколовшийся кусочек и с ужасом взглянув на открывшуюся рану. Красная полоска расчертила бледную кожу, затекая в самые крохотные трещинки чуть сверкающих кристаллов.

— Ой…

— О, Спящий! Как же ты…

— Я случайно!

— Потерпи немного, дай перевязать.

Материнские руки с быстротой фокусника сняли шелковую повязку, украшавшую голову, не увенчанную крохотными рогами. Медные, как у Иранон, волосы охотно скользнули по плечам, закрывая удивительно молодое веснушчатое лицо с печально поблескивающими в уголках глазами цвета хвои. Присев, девушка осторожно и ловко начала перевязывать тонкую девичью коленку, вместе с дочерью наблюдая, как на кремовой ткани вызывающе проступили мелкие багровые пятна.

Сжав подол своей простой светлой туники, точно такой же, как и у всех обладателей Акрополя, Иранон с силой прикусила губу, стараясь вновь не расплакаться.

— Опять всё испортила…

— Не говори так.

— У меня никогда ничего не выходит.

— Милая, это всего лишь рана, у всех они бывают.

Сгорбившись так, словно ее отчитывают, девчонка стыдливо опустила взгляд. Кровь на ране почти остановилась, но теперь мелкое происшествие лишь сильнее подчеркнуло, как сильно Иранон устала от каменной брони, сковывающей ее тело и рассыпанной чешуйками-осколками даже по ключицам.

— Иди ко мне.

Склонившись к дочери, девушка с неожиданной легкостью подхватила ее на руки и, покачав, как малое дитя, вдруг понесла в сторону столь желанного выхода из нашей «камеры». Вцепившись в материнскую шею, Иранон, проглотив язык, молча провожала взглядом мириады ступенек, исчезающих под чужими ногами и ярким, будто выкрашенным акварелью, зеленым подолом платья.

Вскоре лестница в башню сменилась просторным цветистым залом, выбитым прямо в скальной стене — удивительный камень, ставший стенами здесь, переливался словно перламутровая раковина и мягко подсвечивал высокую статую, замершую в нише на пьедестале. Невиданный мной ранее бог в свободном одеянии держал в руках множество различных плодов, сыплющихся прямо к его ногам. Несколько крупных виноградин и целое яблоко упали даже на пол, застыв возле ниши и поблескивая на свету глянцевыми боками. Неровный радужный перелив создавал впечатление, будто фигура на пьедестале еще дрожит, а фрукты в ее руках и под ногами едва-едва замерли.

— Кто это, мам?

— Спящий, до того, как безумец призвал в наш дом скверну. Мир тогда был молод и прекрасен, как созревший на солнце плод, так же сладок и полон жизни, как парное молоко.

Заворожённый открывшимся мне зрелищем я хотел бы остаться чуточку дольше в зале, хотя бы мельком изучив природу столь необычного камня и лицо никогда невиданного божества, но тихие шаги девушки начали удаляться. Тяжелая деревянная дверь выхода скрипнула от толчка, пришлось поторопиться, чтобы вовремя вылететь на улицу и не оказаться запертым в многочисленных помещениях диковинного замка.

— Столько нового нас ждало, столько сил бурлило в его истоках, что привычный круг перерождения казался лишь забавой, наивной детской игрой, в которой оковы старевшего смертного тела воспринимались как дар, чтобы не забывали, сколь ценна возможность вновь и вновь ступать по земле.

Не сбавляя темпа, двигаясь очень мягко и размеренно, мать Иранон преодолела просторный двор, выложенный землянистыми мраморными плитами с розовыми прожилками, заметно стесанными за многие годы бессметным количеством ног. За ними, стоило только преодолеть полупрозрачную кристальную арку посреди поросшей мхом ограды, открылась улочка, одна из главных в городе, встречающая любого прохожего чистотой и аккуратностью дорожек, обилием цветущих кустарников и тихим журчанием каналов. Вечерняя прохлада уже спряталась среди ухоженных домов, редкие лужицы отражали в себе объятое пламенем небо, воздух наполнился влагой и последними отголосками тепла, какое бывает лишь в золотой час, когда тени длиннее всего, а медовые лучи солнца почти ощущаются на языке.

— Концом любого пути заведовал Нокс, властитель всех жертв, ему посвящалась любая смерть как благостный дар уже ненужных нам останков, пока память и дух передавались в ласковые руки Мундуса. Прародитель напитывал нас новыми силами, магией и плотью. Солар освещал наш новый путь, вел вперед, на всем его протяжении встречая нас каждый день. В его силах была возможность вдохновлять, озарять и поддерживать.

Огромные, поистине искусные каменные плиты разверзлись перед нами в самом конце улицы, уводя нас к уже знакомому мне месту у моря. Взглянув на Иранон, я с удовольствием отметил, как зажглись ее глаза при виде набегающих волн и как порозовели щеки от бриза и прощального жара небесного светила. Больше ни намека на слёзы, куда уж им, когда в руках матери окруженная столь желаемым миром она наконец-то могла оказаться в центре событий, будто всё море, все жужжащие в зарослях кузнечики, весь шум крон и шепот угасающего дня сегодня были только для неё.

Помотав головой и повозившись вдоволь, девочка довольно улеглась на мамино плечо, уткнувшись в изящную шею и вихрастую копну волос.

— А теперь?

— А теперь всё иначе, и мало кто согласился нести все прошлые знания до нынешних лет. Слишком тяжела эта ноша.

— Тяжелее меня?

— Тяжелее тебя, моя милая Иранон.

Я смотрел на то, как в