Дневник 1905-1907 - Михаил Кузмин

5_____

Такое же солнце, сижу дома. Обедала глухая Маклецова. Перед грациями заехал к Renouveau выслушать отчет, оказавшийся довольно плачевным: незначительность разговора, холод, кокетство, внешняя любезность, стена. В<альтер> Ф<едорович> был в мрачной меланхолии. Я утешал его, чувствуя себя почти исцеленным. Свидание у них на субботу. Que le bon Dieu les bénisse![305] Болтали, играли Cimarosa. У Венгеровых была зеленая скука. Сомов пел, Изабелла играла, Зинаида говорила глупость за глупостью, я читал, Валечка хандрил. Чудные ночи, гулять бы, кататься, пить вино с тем, кого любишь на время. Дягилев говорит, что Руслов — некрасив, но мне часто нравятся рожи больше красавцев{919}.

6_____

То же солнце, те же дома; заходил Добужинский, писем нет. По телефону звала Чеботаревская, чего этой суке от меня надо — не понимаю. Письмо от Руслова, длинное и милое, резвое{920}. В театре, конечно, куча людей, дела и пр. Все тащили в «Вену», но я, Сомов, Нувель и гимназисты поехали к Палкину. Было премило, и Св<ятополк->Мирский очень понравился моим друзьям. Был там Рачалев, которого Нувель макротировал для Сомова. Да, на днях Валечка слышит диалог у чайной: «Ну, Ванька, пойдем, полно педерастничать». — «А вот и черный барин». — «А спина-то у него какая крепкая». — «Барин, а барин, выеби его, право». Нувель поспешно ретировался.

7_____

С утра были сложности: пришли клопоморы, звонкопроводчики, приплелся невпущенный Павлик, приехал Воротников из Москвы. Толстый, une tante crachée[306], знает и Руслова и его товарищей (Колю Фирсова, Лари), Судейкина etc.; был, конечно, очень любезен, просил зайти часов в 5, чтобы выслушать какую-то вещь. Телефон из театра: зовут в 7 ч. к Добужинскому{921}. Зашел отгласить Лемана, к Тамамшевым, где видел его товарища и его двоюродн<ого> брата (вроде Ликиардопуло), и к Воротникову, куда пришел томный студент Пикар. Спешил обедать и к Добужинскому; везли под мостами по Обв<одному> каналу, где чернь и ломовые; повеяло Александрией, au delà[307], восторгом: ночь, вид торговой части, подонков столицы. Я очень попался, ругая Будкевич при ее муже. У Валечки посидели, он в восторге от вчерашнего вечера, от Мирского, от молодежи — не я ли это все делаю друзьям, а разве В<иктора> А<ндреевича> не я изобрел? У Сомова были Бенуа, Аргутинский, Яремич, Нурок и Добужинский — было скучно, во всяком случае, скучнее, чем с гимназистами, которые милы даже молча, будучи молодыми. Нашел письмо от Костриц и от Наумова, зовущего завтра в 3 ч.{922}

8_____

Поздравительная телеграмма от Воротникова. В серый день шел к В<иктору> А<ндреевичу>; так как в приемной была дама, принимал меня в палате, болтая о всякой всячине пусто и внешне; звал навещать, когда угодно; о Нувеле ни слова. Расстались вежливо и далеко. Пришел Тамамшев, принес цветы; обедал у Чичериных; хотят меня показывать почтенным людям. Pierre Мейендорф, которому меня указали, сказал: «Il a l’air très intéressant»[308]. У «современников» был Гнесин со своими романсами. В<альтер> Ф<едорович> предложил мне приехать к Маврину, ждавшему Дягилева из Народного Дома. Тот был в очень короткой студенч<еской> куртке, assez excitant[309]. Приехал С<ергей> П<авлович>, оживленный, как всегда, полный рассказов; иронически, по-моему, хвалил мои бандо и жилет. Меня возбуждало видеть людей, которые, вероятно, по нашем уходе лягут вместе. Без меня был Верховский. Да, получил письмо от Мирского, очень милое, просит их позвать скорее, что они уже соскучились etc. Это лестно, что молодые не скучают с нами, ищут, и приходят, и хотят приходить. С<ергей> П<авлович> читал какое-то анонимное письмо, по-нашему, от Юрочки. Скоро ли будут деньги: я что-то очень много проживаю.

9_____

Сидел дома, писал, играл; пришел Леман, очень скучный, просидел до того, что я опоздал к Кондратьеву, куда был зван, и поехал просто к Нувелю. Он спал на диване, был будто недоволен спросонья. Явился Сомов, и, посидев, потащились в «Вену», где никого не было. Друзья вспоминали молодость, первые влюбленности, признания etc, было что-то вроде «Serapionsbrüders»{923}. Неплохо. Дягилев остается еще до середы. Ночью накануне у меня все были кошмары, огромная лошадь вскакивала в окно и ложилась на меня, бушевала вода вокруг утлой лодки, кто-то умирал. Но я совершенно здоров и настроен.

10_____

Заезжал Валечка из замка, полный надежд и упований. Завидую ли я ему? Свидание у них на среду. Вечером был у Верховских, где были Каратыгина, Черикова, Репины и офицер Швецов. К Ремизовым не попал. Завтра нужно ехать к Фокину. Какая тоска. Каждый день Чеботаревская дважды звонит меня по телефону.

11_____

К Фокину не поехал, а прямо к Нувелю и Сомову, где и просидели. Наверно, Бенуа будет злиться, оказавшись у Фокина вдвоем с Каратыгиным. Сидела Анна Андреевна оживленная и en train[310]. Прислали «Весы». Вечером был у Тамамшевых, играл Debussy; был Сережа и их кузен, очень приятный и не без кокетства.

12_____

Денег не прислали; топил печку, было как-то грустно. Каратыгин телефонировал, что Бенуа обиделся и отказался ставить балет{924}. Писал письма. Пошел к Нувелю; было тепло и скользко; вчера у него был Дягилев, сегодня он у него и т. д. Нашел у меня таинственный вид и вымотал-таки, что я сознался в посещении Покровского. Я ничего рассказать не мог, т. к. разговор с этим милым юношей, хотя и сердечный, был самый обыкновенный. Пришел Сомов, пели «Figaro», болтали; совсем тепло. Придумал стихи.

13_____

Встал очень поздно, денег опять не прислали; письмо от Чеботаревской, потом она и сама явилась en personne. Письмо от милого Руслова, длинное и сердечное. После обеда зашел к Чичериным и за кое-какими покупками. Был вечер, руки были заняты, насилу влез на извозчика. Вечером были Сережа и Нувель. Письмо от Бенуа, этот инцидент с балетом как-то приблизил ко мне его. Читал новеллы, стихи, начал «Мейер»{925}. Спал очень плохо.

14_____

Пришел политехник приглашать меня завтра в концерт, на афише которого я уже пропечатан. Уверен, что многие студенты брали билеты исключительно на меня. Переписываю для этой суки «Куранты». Идет снег, слегка болит голова, денег не шлют. Пришел Валечка, объяснившийся с В<иктором> А<ндреевичем> и принесший приглашение на завтра. Говорит, что мои шансы очень велики, но это меня как-то не радует и не верится этому. Поехали с ним к Чеботаревской и к парикмахеру. У Блоков была куча народа, скучнейшие актрисы, 3-ое Городецких{926}, Сологуб, Ремизов etc. Ремизов выражал свои восторги по поводу «Кушетки», и Городецкий тоже, но было скучно. Положительно, мне в тягость обилие женщин. Мейерхольд говорил мне комплименты, что я похож на гимназиста: «Молодой и прекрасный Мих<аил> Ал<ексеевич>» и т. п. Хотелось бы съездить в Москву в половине декабря и, заехав в Окуловку на обратном пути, пробыть там праздники. В<иктор> А<ндреевич> тоже уедет. Шел снег, и было тепло; долго дожидаясь на крыльце, я чертил по свежему снегу машинально палкою «В. Н.», хотя не думаю о нем нисколько.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});