Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден

За импровизированным барьером показались цзиньские пикинеры, и желудок Субудая свело. Шквал стрел отбросил смельчаков, посмевших выглянуть из-за дерева, но пики остались, торчали, словно зубы, по всей длине преграды. Субудай сглотнул пересохшим ртом.

— Топоры! — проревел он. — Несите сюда топоры!

Он не знал, сколько понадобится времени, чтобы разрубить огромный ствол. Одно было ясно: пока монголы не прорвутся на ту сторону, их хан будет в западне.

ГЛАВА 24

Чингис увидел, что дерево упало, взвыл от ярости и мощным ударом снес с плеч голову вражеского воина. Его окружало море красно-золотых знамен, они реяли на ветру с шумом, похожим на шорох птичьих крыльев. Чингис сражался один, с одержимостью обреченного. Цзиньцы еще не поняли, что перед ними хан монголов. Лишь те, кто оказался неподалеку, старались сокрушить этого воина, который, свирепо рыча, дрался как безумный. Он кружил и метался между цзиньцами, используя как оружие все, что попадалось под руку, лишь бы остаться в живых. За ним тянулся шлейф боли, но Чингис не останавливался. Любая заминка означала смерть среди полчища вражеских стягов.

Цзиньцы почуяли неожиданное смятение, к ним вернулась уверенность, и они с криками бросились на монголов. Чингис увидел, как по флангу стремительно пронеслись свежие отряды всадников, и потерял Хачиуна из виду. Хана окружали враги, а у него не было даже лошади. В воздухе висела густая пыль. Чингис знал, что смерть близка.

Чингис уже потерял надежду, когда какой-то всадник пробился к нему, расшвыряв вражеских воинов, поднял и усадил позади себя. Хан узнал Толуя, борца. Задыхаясь, поблагодарил багатура, и мечи обоих монголов опустились прямо на тех, кто выкрикивал угрозы. Арбалетные стрелы отскакивали от кольчуг, Толуй только ворчал, когда железные, в палец шириной, пластинки трещали под ударами, а то и отрывались.

— Ко мне! Защитим хана! — взревел Толуй.

Заметив лошадь без седока, он поскакал к ней. Пока Чингис перебирался в пустое седло, вражеский меч скользнул по его бедру, и хан закричал от боли. Ударил ногой, ломая вражескую челюсть. Боль привела в чувство, отогнала отчаяние — в промежутке между взмахами меча хан успел оценить ситуацию.

На поле битвы царил хаос. Похоже, цзиньцы нарушили боевой строй, как будто простого перевеса в числе достаточно для победы. Тем не менее с восточной стороны их командир уже восстанавливает порядок. Еще немного — и отряды цзиньских всадников ударят с фланга по воинам Чингиса, пока те отчаянно бьются с превосходящими силами врага. Чингис дернул головой — стряхнуть кровь, заливавшую глаза. Он не помнил, как его ранили, но кожа на голове саднила, а шлем куда-то исчез. Чингис почувствовал вкус крови, сплюнул, а заодно полоснул по шее еще одного вражеского воина.

— Все к хану! — закричал Толуй. Его голос разнесся далеко вокруг.

Хачиун услышал призыв, взмахнул мечом. Он не мог пробиться к брату, многие из его людей полегли на поле брани, от девяти тысяч осталось не больше пяти. Их колчаны давно опустели, а сами они были слишком далеко от ущелья и хана.

Хачиун взмахнул мечом, ранил собственного коня в бок. Брызнула кровь, животное заржало и понеслось вперед, сбивая людей. Хачиун ответил отчаянным воплем, призывая воинов следовать за ним. Вцепившись в поводья, он с трудом направил лошадь в нужную сторону. Поскакал галопом сквозь толпу цзиньцев, поражая мечом всех, кто осмелился встать на его пути. Обезумевший конь наткнулся на какое-то препятствие, затрещала сломанная грудина. От внезапной остановки Хачиун перелетел через голову животного, но успел ударить еще одного врага. Кто-то из его воинов окликнул его, Хачиун схватился за протянутую руку, ослепленный болью, вскочил на коня позади спасителя.

Пять тысяч монголов сражались словно безумные, не думая о себе. Те, кого окружили враги, наносили раны собственным лошадям, пускали их в бешеный галоп, лишь бы вырваться на равнину между горами. Они спешили на помощь Чингису.

Под Хачиуном споткнулся второй конь, и монгол едва не упал. Животное удержалось на ногах, и Хачиун направил его на открытое пространство. Повсюду носились бесхозные лошади, Хачиун перепрыгнул на одну из них и едва не вывихнул руку, ловя поводья. На несколько мгновений вырвался из битвы, успокаивая перепуганное животное, и вновь ринулся в бой. Его люди скакали рядом. После прорыва сквозь цзиньские войско их осталось не больше трех тысяч.

— Вперед! — крикнул Хачиун, тряхнув головой, чтобы немного прояснить мысли.

Он почти ничего не видел, в голове гудело после удара о землю, лицо распухло, но он летел на помощь брату. Впереди, примерно в одном ли от него, двадцать тысяч всадников генерала Чжи Чжуна торопились к ущелью, чтобы перекрыть выход. Двадцать тысяч свежих лошадей и наездников. Их было слишком много, однако Хачиун не остановился. Поднял меч и поскакал навстречу врагу, оскалившись окровавленным ртом.

Всего лишь тысяча монголов успела выбраться на равнину прежде, чем рухнуло дерево. Половина из них уже погибли, остальные взяли в кольцо хана, готовые защищать его до последнего вздоха. Цзиньские воины кружили около них, словно шершни из разворошенного гнезда, но монголы дрались как одержимые. Время от времени Чингис бросал взгляды на дерево, преградившее дорогу его войску. Он гордился своими людьми, рожденными воевать, — любой из них превосходил цзиньских воинов, которые едва держались в стременах и гибли десятками. Колчаны монголов опустели, зато каждый всадник так умело управлял лошадью, что человек и животное казались единым целым. Лошади знали, когда увернуться от меча, а когда лягнуть в грудь смельчака, рискнувшего подойти слишком близко. Как островок в бушующем море, монгольские конники отражали одну волну атаки за другой, и никто не мог их победить. Арбалетные стрелы стучали по кольчугам, да только у изрядно потрепанных отрядов арбалетчиков не хватало сил стрелять залпами. Цзиньцы боялись приближаться к этим свирепым воинам с окровавленными мечами. Кровь покрывала воинов Чингиса, запекалась липкой массой, ладони приклеивались к рукоятям. Было непросто убить этих людей. Они знали: хан с ними, и нужно простоять только до тех пор, пока остальные не прорвутся сквозь преграду. И все же число монголов неумолимо сокращалось, хотя, погибая, каждый забирал с собой один-два десятка вражеских воинов. Все чаще и чаще они оглядывались на вход в ущелье, и в мрачных глазах сквозило отчаяние.

Джелме и Арслан вместе подъехали к дереву, закрывающему проход, увидели бледного от злости Субудая. Юный темник кивнул старшим.

— Нужны еще люди с топорами, — сердито произнес Джелме. — С такой скоростью провозимся несколько часов.

Субудай бросил на него холодный взгляд.

— Принимайте командование. Я просто ждал, пока вы подъедете.

Не говоря ни слова, он развернул коня, глубоко вздохнул и обратился к своим людям.

— Волчата, спешьтесь! Возьмите мечи и луки! Пешком за мной!

Пока старшие темники командовали воинами с тяжелыми топорами в руках, Субудай влез на дерево, держа обнаженный меч, посмотрел на цзиньских пикинеров, отпихнул ногой копье и прыгнул вниз. Его люди поспешили за ним, по дороге опрокинув собственных рубщиков. Волчата не позволят командиру в одиночку спасать хана, они все полны сил и готовы отомстить цзиньцам за их хитрости.

Чингис увидел, что Волчата вступили в бой. Они напали сзади и сразу же пробили брешь в рядах ошарашенных цзиньцев. Казалось, юные монголы не чувствуют боли от ран. Субудай заметил наконец хана, бросился к нему. Волчата бежали за ним. Никто не смог бы их остановить, когда шеренгами по двенадцать человек они ворвались в ряды цзиньцев и пробились к Чингису, оставляя за собой след из мертвецов.

— А я ждал тебя! — окликнул хан Субудая. — Что ты попросишь у меня в этот раз?

Юный темник рассмеялся от радости, что Чингис жив, увернулся от цзиньского меча и вспорол живот его владельцу. С усилием вытащил клинок из тела и побежал дальше, наступив на распростертого мертвеца. Цзиньцы дрогнули, но их по-прежнему было намного больше, чем монголов, огромная армия наверняка поглотила бы и тумен Субудая. На одном из флангов протрубили в рог, подавая цзиньской кавалерии сигнал к атаке, Чингис повернулся и увидел, что цзиньцы расступаются, очищают путь для наступления. Монголы переглянулись, когда вражеские конники пустились в галоп сквозь свое войско. Чингис скроил ухмылку. Тяжело дыша, он бросил своим людям:

— Хорошие кони! Когда закончим, я выберу первым!

Те, кто услышал его, рассмеялись, затем ударили пятками уставших лошадей и легким галопом поскакали навстречу врагу, низко пригнувшись в седлах. Субудай остался удерживать позицию у входа в ущелье. Монголы уже мчались во весь опор, когда две лавины всадников столкнулись.