Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден

— Пойдете со мной? — предложил он.

Монголы отозвались одобрительными возгласами, и Хачиун шагнул вперед, на ходу вытаскивая стрелу из колчана. Он натянул тетиву, однако не стал стрелять, пока не подошел к первым рядам поверженных врагов. Некоторые были еще живы. Монголы подбирали их мечи, совали за кушаки. Конь без седока, мечущийся по полю битвы, едва не сбил Хачиуна с ног. Хачиун хотел было схватить его за поводья, но промахнулся. Убежать животное не успело — два других монгола остановили его почти сразу. Сотни бесхозных лошадей носились вокруг. Хачиун поймал одну, она захрапела и шарахнулась от лучников. Хачиун успокоил ее, погладив по морде. Вдруг заметил, что цзиньские воины начали перегруппировку. Неважно. Он показал, как сражаются его люди с луками в руках. Похоже, пришло время показать, на что они способны верхом.

— Берите мечи — и по коням! — крикнул ханский брат.

Новый приказ прошелестел по рядам воинов. Радостно улыбаясь, монголы прямо по трупам бежали к лошадям, вскакивали в седла. Лошадей хватило всем. Правда, многие животные были напуганы и покрыты кровью бывших владельцев. Хачиун вспрыгнул на коня, поднялся в стременах — посмотреть, что делают враги. Жаль, рядом нет Хасара, подумал он. Брату понравилась бы затея атаковать цзиньцев на их же лошадях. С устрашающим воплем Хачиун ударил коня пятками, посылая в галоп, и пригнулся.

Когда Чингис по трупам добрался до выхода из ущелья, там царило смятение. Цзиньские арбалетчики перебили почти всех пленных, и на земле высились горы железных арбалетных стрел. Все же кое-кому удалось добежать до цзиньских позиций, и теперь несчастные пленные, обезумев от ужаса, окровавленными руками хватали арбалеты, мешая стрелять, цеплялись за сплетенные из прутьев заграждения.

Сотни людей ворвались в первые ряды цзиньских воинов, прокладывая себе путь руками и ногами. Найдя оружие, пленные отчаянно отбивались, пока не падали, сраженные насмерть.

Чингис продвигался вперед под свист арбалетных стрел, пригибаясь к седлу, когда они пролетали слишком близко. Он сделал все, что мог. Впереди ждала огромная цзиньская армия. Хан подъехал к концу ущелья, увидел, что выход не похож на ворота, как он думал раньше, и сплошная каменная стена — только с одной стороны. С другой высилось огромное дерево, от вершины которого тянулись веревки к скале напротив. Стоит цзиньцам опустить его поперек ущелья, и оно разделит монгольское войско на две части, подумал Чингис. Тогда все будет кончено. Лошадь брела по мертвым телам и наконец остановилась перед грудой трупов. Испугавшись, что дерево вот-вот рухнет, Чингис закричал в бессильной ярости. Окликнул воинов впереди, показал на громаду, угрожающую их честолюбивым мечтам. Воины спешились и полезли обрезать веревки.

Чингис вгляделся — и заметил сумятицу в рядах цзиньцев. Там что-то происходило. Чингис даже привстал в стременах. Выжившие пленники пытались пробиться сквозь плетеные заграждения, укрывавшие стрелков, пока те перезаряжали арбалеты. Чингис затаил дыхание, глядя на своих воинов, которые присоединились к измученным пленным. На мечах монголов играли яркие солнечные блики. Цзиньские арбалетчики перестали наконец стрелять, замахали руками. Похоже, у них кончились стрелы. Маленькие, но смертельно опасные железные шипы густо усеяли землю, плотной щетиной торчали из распростертых тел. Еще немного — и монголы пробьют брешь в обороне врага, подумал Чингис. Только бы дерево не перекрыло ущелье. Хан вытащил отцовский меч, и тревога вдруг отступила, словно плотину прорвало. Сзади его люди поднимали мечи и копья, коленями сжимали бока лошадей, заставляя животных перепрыгивать через горы трупов. Остатки плетеных заграждений не выдержали, их отшвырнули в сторону. Чингис проехал под тенью огромного дерева и не смог остановиться — лавина воинов подхватила хана, понесла к императорской армии.

Всадники клином врезались во вражеское войско. Углубляться в ряды противника было опасно: цзиньцы атаковали не только спереди, но и с боков. Чингис без устали кромсал мечом все, что двигалось. Сражаться не на жизнь, а на смерть он мог часами. Вдруг он заметил, что сотни обезумевших от страха цзиньских всадников налетели на собственное войско сзади, сминая ровные ряды. Вокруг мелькали клинки, Чингис отбивался и не мог улучить минуту, чтобы разобраться в происходящем. Только когда еще одна шеренга на скаку ворвалась в самую середину вражеской кавалерии, в лихих наездниках на цзиньских конях хан узнал своих воинов. Почувствовав панику и смятение, Чингис издал хриплый вопль. Сзади его воины продвигались в гущу врагов, методично уничтожая арбалетчиков, уже не представлявших опасности. Тем не менее без поддержки с флангов монголам пришлось бы туго, если бы не лучшие в мире конники, которые неистовствовали среди врагов, сея хаос.

Клинок пропорол горло ханской лошади, струя крови вырвалась из раны, оросила кровью лица воинов, сражающихся рядом. Животное споткнулось, Чингис едва успел спрыгнуть, всем весом упал на двоих цзиньцев и сбил их с ног.

Потеряв возможность следить за ходом сражения, хан продолжил бой на земле. Оставалось надеяться, что все сделано правильно. Его воины выезжали из ущелья, устремлялись в самую середину побоища… Словно бронированный кулак, монгольское войско нанесло цзиньцам сокрушительный удар.

Командующий Чжи Чжун ошеломленно смотрел, как монголы уничтожают передовые отряды его армии. Еще раньше они обратили в бегство цзиньских конников, направив несчастных на собственные позиции. Генерал мог бы удержать их и снова послать в бой, да только проклятые монголы пустились в погоню на украденных лошадях. Дикари владели искусством верховой езды в совершенстве и почти сразу пробили брешь в рядах его воинов, на полном скаку выпуская стрелу за стрелой. Мечники отступили, а потом генерал увидел, что монголы выбрались из ущелья и теснят цзиньцев, как мальчишек.

Генерала не посетила ни одна дельная мысль. Подчиненные ждали его приказов, но все происходило так быстро, что с ним на несколько минут случился столбняк. Еще не все потеряно. Больше половины его войска еще не вступило в сражение, двадцать кавалерийских полков ждут чуть поодаль. Чжи Чжун подозвал своего коня, вскочил в седло.

— Перекройте ущелье! — скомандовал генерал, и посыльные поспешили к передовой.

Его люди выполнят приказ, если еще живы. Лишь бы закрыть врагам дорогу — тогда Чжи Чжун окружит и уничтожит тех, кого занесло в самую гущу императорской армии. Спиленное дерево установили в ущелье по его приказу, на всякий случай. Теперь оно было единственной возможностью выгадать время и перегруппировать войско.

С трудом удерживая испуганную лошадь, Субудай увидел, что Чингис выехал на равнину. Все больше и больше людей прорывались вслед за ханом, и давка в узком ущелье стала понемногу ослабевать. Субудаевы Волчата гикали и улюлюкали, предвкушая встречу с врагом. Всадники теснились так плотно, что почти не могли двигаться, прижатые друг к другу. Некоторых даже развернуло в обратную сторону, и теперь они изо всех сил старались пробиться вперед.

Субудай вдруг заметил, что одна из веревок, привязанных к вершине дерева, натянулась, и поднял взгляд. Цзиньцы пытались свалить дерево, оно угрожающе раскачивалось. Субудай сразу понял: упав, дерево отрежет его от тех, кто успел выбраться из ущелья.

Его люди не замечали опасности, пятками пришпоривали лошадей и весело перекрикивались. Совсем как мальчишки. «Впрочем, они мальчишки и есть», — подумал Субудай. Еще одна веревка вверху натянулась. Субудай выругался. Дерево, конечно, огромное, но, чтобы свалить его, много времени не потребуется.

— Цельтесь вон туда! — вскричал Субудай, первым спуская тетиву.

Его стрела пронзила глотку цзиньцу, который тянул за веревку, он упал, опрокинув двух своих товарищей. Веревка ослабла, но подоспели еще цзиньцы, торопясь выполнить приказ командующего, и дерево закачалось. Волчата ответили шквалом стрел, сразили не один десяток врагов. Поздно. Уцелевшие цзиньские воины столкнули тяжеленный ствол, дерево рухнуло с оглушительным треском. Когда оно упало, Субудай был в двадцати шагах от равнины. Лошадь отпрянула, и ему пришлось изо всех сил натянуть поводья, чтобы сдержать испуганное животное.

Грохот вывел оставшихся в живых пленных из кровавого исступления. Субудай ошеломленно уставился на неожиданное препятствие. В ущелье, битком набитом людьми и лошадьми, на миг воцарилось молчание, разорванное ужасным воплем несчастного воина, которому перебило ноги. Дерево преградило путь на высоте человеческого роста. Ни один конь не смог бы перепрыгнуть его. Тысячи пар глаз невольно обратились к Субудаю, который и сам не знал, что делать.

За импровизированным барьером показались цзиньские пикинеры, и желудок Субудая свело. Шквал стрел отбросил смельчаков, посмевших выглянуть из-за дерева, но пики остались, торчали, словно зубы, по всей длине преграды. Субудай сглотнул пересохшим ртом.