Ванька-ротный - Александр Шумилин

Наши солдаты точно определяли на слух, когда немцам в дом приносили еду, когда они после еды выходили покурить и повонять на свежем воздухе.

— Вот сволочи, третий раз сегодня обедают! — говорил кто-нибудь из солдат |дежуривших возле лаза|.

А те, кто лежали на каменном полу, начинали ворочаться.

Как огневая опорная точка, наш подвал никакой особой ценности не представлял. Он был во всех отношениях, для нашей обороны не удобен. Он был далеко выдвинут от основной линии обороны. |Находился в оторванном положении от неё|. Каждый выстрел из узкого подвального окна в сторону немцев оборачивался, для нас каждый раз новыми потерями |своих солдат|.

При первом же выстреле с нашей стороны, немец открывал бешеный пулемётный огонь |из нескольких пулеметов| и бил |по несколько часов подряд| со всех сторон по тропе и по всем окнам подвала. Сотни трассирующих, бронебойных и разрывных сразу врывались вовнутрь подвала. От стен летели брызги, пули со скрежетом и визгом рикошетили по каменным сводам. Деваться было некуда. Все ложились на пол, отползали в углы, но кого-то задевало |хорошо, если легко|. Лучше не стрелять, — рассуждали солдаты.

Наш подвал занимал исключительно невыгодное место. Тропа, по которой ходили солдаты в подвал, на всём протяжении пути простреливалась немцами. В своём конце тропа подходила к боковой стене подвала, обращённой к немецкой пулемётной точке, обложенной мешками с песком. Немецкую пулемётную точку, к сожалению, нам нечем было подавить[153].

Для того, чтобы попасть в подвал, нужно было на виду у немцев подойти к боковой стене, повернуться к ним лицом, опуститься на колени, лечь на землю и, скользя на животе по снегу, отталкиваясь руками, попасть ногами в узкое отверстие слухового окна, которое было расположено в стене у самой земли. Попав в окно ногами и подаваясь задом в подвал, солдат протискивал свое тело через узкое отверстие. Даже ночью, при плохой видимости, немцы могли заметить неосторожное движение солдата, который по тропе подбегал или подползал к этой стене. |Все, кто шли в подвал или возвращались обратно, перед выходом на тропу надевали чистый маскхалат|. Немцы знали, что с наступлением темноты мы пойдем по тропе к подвалу и обратно. И они охотились за нами. Снежная тропа была утоптана и местами даже обледенела. Вдоль тропы с одной стороны возвышалась небольшая бровка. За ней можно было в некоторых местах лежать или ползти. В подвал каждую ночь ходил старшина роты и его помощник повозочный. Повозочный на спине нес термос с солдатской похлебкой, а старшина тащил на плече мешок с мороженым хлебом. Некоторое время спустя, когда уходил старшина, в подвал отправлялась группа солдат на смену. Они меняли солдат, отсидевших в подвале неделю. С наступлением темноты немец |набивал патроны в металлические ленты и| начинал обстрел наших людей вдоль тропы. Попадали под пули в основном боязливые и нерасторопные. У них не хватало выдержки, соображения и мгновенной реакции, как у нашего старшины. Он тоже рисковал каждую ночь. Но ходил осторожно, и в то же время решительно. Каждую ночь на тропе |солдаты расплачивались своей кровью| появлялись убитые и раненые. |Этому делу словами не научишь, хоть ты ему кол на голове теши|. Утром немцы прекращали стрельбу, утомившись за ночь. На посты вставали другие расчеты. |Они тоже знали свое дело|. Короткими очередями из пулемета они перебивали нам телефонный провод и связь с подвалом обрывалась до самого темна. Утром, как обычно, телефонист брал телефонную трубку, продувал ее, прокручивал ручку вызова и клал трубку назад. Кричать в трубку "Алё! Аля! Алю!" было бесполезно. Телефонист нехотя подымался с пола, подходил нагнувшись ко мне.

Я лежал на полу, в другом углу за аркой, и он докладывал мне:

— Связь перебита, товарищ лейтенант!

— Ладно! Ступай! — отвечал я ему хриплым голосом, не ворочаясь и не поднимая головы. Телефонист медленно уходил на место, ложился около аппарата и закрывал глаза. Дел и забот в подвале у него до следующей ночи не было. Ночью сменщик протянет провод, и он уйдет к себе в Журы, где размещался его взвод связи. У окон подвала стояли наши часовые и дежурный пулеметный расчет |пулемета "Максим"|. Остальные лежали на полу |и спали|. Сон сохранял в человеке |тепло и| жизненные силы. Жизнь в подвале замирала до ночи. Печей в подвале не было. Дрова в подвал доставить было невозможно. Топить и разводить костер на полу было нечем. Подвал всю зиму не топился. Наверху было за тридцать, а в каменном мешке больше того. Тридцать градусов легче переносить лежа в снегу. А внутри каменного подвала излучение холода прошибало и пронизывало все тело насквозь до самых костей. Солдат кормили один раз в сутки. Постоянное недоедание и переохлаждение вводили солдат в тяжелую дремоту. Без телефонной связи было спокойней. Из батальона не звонили. Мы были целиком отрезаны от мира.

— Товарищ лейтенант!

— Ну что?

— Немцы могут ночью навалиться сверху, сунут в окна гранаты и бутылки с горючей смесью. |Связи никакой! В батальоне и полку не будут знать, что с нами случилось!| Все мы сгорим или задохнемся в дыму.

|- Мы, конечно, можем забиться в дальний угол, надеяться| Немцы в подвал не полезут! |Мы будем сидеть, подыхать и наивно надеяться, что нам вот-вот окажут помощь полковые или наши батальонные. А им до нашего пожара в подвале далеко, не видать и давно наплевать. В батальоне, в полку и дивизии, считай, везде сидят умы и стратеги. У них беззаботная жизнь в тепле и сытости. Мы надеемся, что они придумают, как вызволить нас из огня. Им сообщат об этом, а они и в ус не дуют| На то и война, чтобы солдаты стояли насмерть! |Березин| Никто не допустит, чтобы по вине разгильдяя ротного лейтенанта солдаты живыми оставили подвал. За каменными стенами в четыре кладки ты можешь умереть, но никак не сдать своих позиций |ради того, чтобы остаться в живых. Практически никто никакой помощи нам не собирался оказывать|.

— На то мы и стрелковая рота, чтобы держать оборону |, от немца защищать батальонных, полковых и тылы|. На нас, на стрелковых ротах держится весь фронт |в то время, как у нас|. За нашей спиной |скрывались от немцев батальонные, полковые, дивизионные и фронтовые тылы| сидят командир батальона и полка. И если стрелковая рота не выдержит и дрогнет, и солдаты разбегутся, то, считай, фронт на нашем участке будет открыт |, прорван и затыкать его дивизии нечем|.