Могучая крепость (ЛП) - Вебер Дэвид Марк

II. Кабинет Робейра Дачарна, Храм, Город Зион, Храмовые Земли

.II.

Кабинет Робейра Дачарна, Храм, Город Зион, Храмовые Земли

— Робейр, ты не можешь продолжать это делать, — категорично заявил Замсин Трайнейр.

— Делать что? — спокойно, почти холодно спросил Робейр Дачарн, отрываясь от бесконечного моря бумаг, которое ежедневно текло по его столу.

— Ты прекрасно знаешь, что.

Трайнейр закрыл за собой дверь личного кабинета Дачарна и, пройдя через комнату, встал перед столом викария.

— Ты думаешь, Жаспер единственный, кто заметил, что ты делаешь… или не делаешь? — требовательно спросил он.

Дачарн откинулся на спинку кресла, положив локти на подлокотники, и ожидающе уставился на Канцлера Церкви Господа Ожидающего. Как и всегда, в его кабинете было идеальное, спокойное освещение и точно подходящая температура. Кресло под ним — как и всегда — было почти невероятно удобным. На стенах, как и всегда, была изображена медленно, почти незаметно меняющаяся мозаика из свежих зелёных деревьев, растущих на фоне далёких голубых гор. И воздух — как и всегда — был наполнен нежными звуками фоновой музыки.

Все это выглядело резким, почти — нет, не почти — непристойным контрастом с ужасами, которые Инквизиция Жаспера Клинтана уже сейчас обрушивала на мужчин, женщин и детей во имя Господа.

— И что именно я не делаю, Замсин? — он спросил. — Скажи мне. Неужели я не участвую в судебном убийстве моих собратьев-викариев? Оказался неспособным аплодировать пыткам женщин, жён, которые, вероятно, даже не знали, что делали их мужья… предполагая, что их мужья вообще что-то делали? Или не способен выразить своё одобрение решению сжечь заживо шестнадцатилетних девочек, потому что их отцы разозлили Жаспера? Это то, что я не способен сделать, Замсин?

Глаза Трайнейра распахнулись от холодного, едкого презрения Дачарна. Он долго смотрел на другого викария, затем его собственный взгляд опустился, и он какое-то время стоял, глядя на рабочий стол Дачарна, пока, наконец, снова не поднял глаза.

— Всё не так просто, Робейр, и ты это знаешь, — сказал он.

— Или наоборот, всё именно так просто, — ответил Дачарн. — Ты можешь возразить, что здесь задействованы другие факторы, другие соображения, но это не делает ни один вопрос, который я только что задал тебе, менее обоснованным или менее уместным. Ты можешь лгать себе об этом, если хочешь, но я не буду. Больше нет.

— Неужели ты не понимаешь, как отреагирует Жаспер, если ты начнёшь говорить подобные вещи кому-нибудь ещё? — Глаза Трайнейра были почти умоляющими. — Если он просто думает, что ты пытаешься инспирировать какое-то сопротивление Инквизиции…

Голос Канцлера затих, и Дачарн пожал плечами.

— К моему собственному стыду, — сказал он категорично, — я ничего подобного не делаю. Я держу рот на замке… и пусть Бог простит меня за это. Потому что, поверь мне, Замсин, если бы я хоть на мгновение подумал, что смогу инспирировать какое-то эффективное сопротивление — что я смогу остановить это… это зверство, я бы это сделал. Я бы сделал это, даже если бы знал, что завтра сам умру за это.

Он встретил пристальный взгляд Трайнейра прямо и без колебаний, и напряжение, повисшее между ними, словно зазвенело в глубокой тишине кабинета.

Под непоколебимым взглядом Дачарна глубоко внутри Замсина Трайнейра что-то дрогнуло. Что-то, что когда-то тоже верило в истинность призвания служить воле Божьей.

Он всегда считал, что, во многих отношениях, Робейр Дачарн был самым слабым из «Группы Четырёх». Возможно, он был гораздо умнее — и принципиальнее — чем Аллайн Мейгвайр, но в конечном счёте неполноценнее. Не желающим сталкиваться с тем, что должно было быть сделано ради поддержания авторитета Матери-Церкви. Он был из тех людей, что готовы смотреть в другую сторону, соглашаться, когда кто-то другой был готов сделать то, что должно быть сделано, до тех пор, пока этого не требовали от него.

Большая часть Канцлера по-прежнему так думала. Но не весь он… не что-то внутри него, что когда-то имело убеждения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Может быть, он по-прежнему такой, — подумал он. — Может быть, вся эта его „возрождённая вера“ — всего лишь ещё один способ избежать участия в неприятных делах. Но я не думаю что это так. Не по-настоящему. Если бы всё дело было только в этом, он не стал бы настраивать таким образом Жаспера против себя. И он уверен, что Шань-вэй не стала бы настраивать против меня, когда я единственный потенциальный союзник против Жаспера, которого он может надеяться найти!»

— Если Жаспер когда-нибудь услышит, как ты говоришь что-то подобное, — услышал Трайнейр свой собственный голос, говорящий почти непринужденно, — то тот факт, что ты член «Группы Четырёх», тебя не спасет. Ты ведь понимаешь это, да? Что ты с таким же успехом можешь зайти дальше, и открыто выступить против него?

— Я мог бы оказаться и в гораздо худшей компании, — спокойно ответил Дачарн.

— Но не в более мёртвой компании.

— Вероятно, нет. Вот почему ты единственный, кому я это сказал. Конечно, ты всегда можешь пойти и сказать ему, что я сказал, так ведь? С другой стороны, если ты сделаешь это, и он сделает со мной то, что он уже сделал со многими другими мужчинами и женщинами, которых мы знали всю нашу жизнь, тогда ты останешься совсем один с ним и Аллайном, не так ли? Как долго, по-твоему, ты продержишься — особенно когда ты тот, к кому прислушивается Великий Викарий, единственный человек с источником власти, который может соперничать с Инквизицией — когда он начнёт беспокоиться о предателях в наших собственных рядах?

Трайнейр почувствовал, как его челюсть сделала попытку отвалиться. Он сдержал свой порыв, опираясь на опыт десятилетий политической борьбы, но острота того, что только что сказал Дачарн, потрясла его.

«А ведь он прав, чёрт бы его побрал. Я не могу позволить, чтобы Жаспер так думал. И я так же не могу позволить себе позволить Робейру погибнуть. Потому что, пока он всё ещё здесь, я всегда могу отвлечь Жаспера, чтобы он занялся им, если ему понадоблюсь я. А вот когда его не станет…»

— Ладно. Я не буду отрицать — не могу отрицать — твою точку зрения, — признался Трайнейр вслух. — Я не хочу остаться единственным потенциальным голосом оппозиции, теперь, когда он закусил удила. Но это не поможет тебе остаться живым и невредимым, если ты достаточно сильно настроишь его против себя. У меня могут быть эгоистичные причины не хотеть, чтобы с тобой… что-нибудь случилось. Но тебе тоже не принесёт никакой пользы, если я уйду на дно вместе с тобой, а я не хочу этого делать.

Настала очередь Дачарна задумчиво смотреть на Трайнейра. Это было самое откровенное признание, которое он когда-либо слышал от Канцлера.

— Скажи мне, Замсин, — сказал наконец Церковный Казначей, — ты действительно веришь хоть одному из представленных свидетельств? Будь честен — по крайней мере, со мной. Ты знаешь, как Инквизиция добивается «признаний», так что скажи мне. Ты действительно думаешь, что Сэмил и Ховерд Уилсинны — Сэмил и Ховерд, из всех на кого можно подумать — растлевали детей? Что они поклонялись Шань-вэй прямо здесь, в Храме? Что они были в предательской связи с Церковью Черис? Что ни планировали сотрудничать с черисийцами, признать «законность» раскола в обмен на поддержку Черис в том, чтобы посадить одного из них на трон Великого Викария здесь, в Храме?

Трайнейр отвёл взгляд. Он почти целую минуту стоял, невидящим взглядом уставившись на мозаику на стене, а затем глубоко вздохнул и снова посмотрел на Дачарна.

— Нет, — тихо сказал он. — Нет, я не верю в это. Но я верю, что они плели заговор против Жаспера. И, как следствие, это означает, что и против нас с тобой тоже. Ты может быть достаточно уверен в своей вере, чтобы спокойно отнестись к чему-то подобному. Я нет. Я признаю это — я не такой. Но я думаю не только о своей собственной безопасности, своей собственной власти и комфорте. Планировали ли они вступить в сговор с черисийцами или нет, это, на самом деле, в некотором смысле, не имеет значения. Если бы им удалось свергнуть Жаспера, это создало бы огромный вакуум власти в Храме и викариате. Одному Богу известно, чтобы из этого получилось, чтобы это значило для сплочённости Матери-Церкви в данный момент. Но что ещё хуже, они могли попытаться свалить его… и потерпеть неудачу.