Могучая крепость (ЛП) - Вебер Дэвид Марк

— Что же касается того, как я это обнаружил, то, хоть я и хотел бы поставить это себе в заслугу, но я не могу. — Дачарн был не единственным, чьи глаза распахнулись от изумления, когда Жаспер Клинтан отрёкся от заслуг в раскрытии заговора такого масштаба, как тот, который он только что описал. — Так получилось, — продолжил он, — что кто-то, кто был завербован заговорщиками и узнал, что они на самом деле замышляют, обратил на него моё внимание.

— Кто? — Дачарн услышал свой собственный требовательный голос.

Клинтан некоторое время молчал, почти задумчиво смотрел на него, а затем кивнул. Он с лёгким кряхтением отодвинул свой стул, прошествовал к двери в комнату и открыл её.

— Да, Ваша Светлость? — спросил Инквизитор в пурпурной сутане за дверью.

— Приведи его, — решительно сказал Клинтан.

— Сию секунду, Ваша Светлость.

Инквизитор поклонился, затем повернулся и быстро пошёл по коридору, в то время как Клинтан вернулся на своё место за столом. Он снова сел, скрестил руки на груди и сидел молча, ожидая.

Ожидание было не таким долгим, как казалось — Дачарн был уверен в этом — но, казалось, прошла вечность, прежде чем дверь снова открылась и Инквизитор вернулся. Его сопровождал ещё один мужчина, на этот раз в белой с оранжевой отделкой сутане архиепископа.

— Я полагаю, что все вы знаете архиепископа Хэнки, — сказал Клинтан.

Глаза Дачарна сузились. Он конечно же знал Никласа Стантина, архиепископа Хэнки, хотя и не очень хорошо. Их пути пересекались несколько раз, особенно когда речь заходила о деталях финансов Хэнки, но по-настоящему он никогда Стантина не знал. Теперь он рассматривал явно напуганного человека, стоящего перед ними, гадая, что скрывается за этим изысканно скроенным фасадом. В карих глазах Стантина было что-то тёмное, и его руки заметно дрожали, прежде чем он спрятал их в рукавах сутаны.

— Никлас пришёл ко мне в прошлом мае, — продолжил Клинтан. — Он разыскал меня, потому что ему стало известно о поистине ужасном заговоре так называемых людей Божьих прямо здесь, в викариате. Они обратились к нему, и в течение некоторого времени, как он открыто признаётся, он позволил обманывать себя и попасться на их ложь. Они убедили его, что их целью было просто «искоренить» некоторые «злоупотребления» внутри Матери-Церкви. — Великий Инквизитор тонко улыбнулся. — Похоже ли это на то, что мы слышим из других стран о «Реформистах», топчущих друг друга в своём стремлении предать Мать-Церковь Стейнейру и его еретикам?

Дачарн почувствовал, как у него упало сердце, когда он понял, какой резонанс поднимет этот вопрос у других испуганных викариев. Действительно, он увидел огонёк в глазах Трайнейра, и по выражению лица Мейгвайра было очевидно, что тот был готов использовать любые средства, необходимые для подавления любого «заговора Реформистов», исходящего изнутри Храма.

— Сначала Никлас был настолько впечатлён их очевидной искренностью и набожностью, что позволил себя обмануть, — продолжил Клинтан, позволив им полностью осознать его вопрос. — Со временем, однако, он пришёл к пониманию, что их действительные цели были гораздо более зловещими. А потом разразилась эта история с Черис. В своём стремлении воспользоваться возможностью, которую, по их мнению, она предоставляла, они совершили ошибку, зайдя слишком далеко в открытую, и он начал видеть вещи, которых не видел раньше, в том числе свидетельства глубоко скрытого личного разложения. Я думаю, он был по понятным причинам испуган — как тем, что он обнаружил, так и тем, как Мать-Церковь и Управление Инквизиции могут отреагировать на его собственное участие. Ему потребовалось некоторое время и много молитв, чтобы осознать, что его долг — довести всё это до моего сведения. Изложить это мне, чтобы Мать-Церковь могла защитить себя от этого нападения из ночи. Он понимал, какому личному риску подвергался, сообщая мне об этом, но всё же был полон решимости сделать это, и он это сделал.

«Ты имеешь в виду, что он был так напуган тем, что ты сделаешь со всеми ними, если узнаешь сам, что пришёл к тебе, чтобы продать остальных и купить для себя лучшие условия, которые только мог», — холодно подумал Дачарн.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Можем ли мы услышать это от самого архиепископа Никласа? — спросил Трайнейр болезненно нейтральным тоном.

— Конечно, можете. — В голосе Клинтана прозвучало почти раздражение, как будто он не мог поверить, что у Трайнейра мог вообще быть какие-то вопросы, и он взглянул на ожидающего, молчаливого архиепископа. — Расскажи им, Никлас.

— Да, Ваша Светлость, — ответил Стантин.

Он посмотрел на трёх других викариев, откашлялся и с трудом сглотнул. Затем он глубоко вздохнул.

— Всё было так, как уже описал Великий Инквизитор, Ваши Светлости. — Его голос слегка дрожал, но он прямо посмотрел им в глаза. — Сначала я искренне верил, что викарий Сэмил и викарий Ховерд принимают во внимание только наилучшие интересы Матери-Церкви. На самом деле, я верил в это в течение нескольких лет. Лишь постепенно некоторые части того, что они говорили, начали звучать так, словно они противоречили другим частям, и даже тогда я смог убедить себя, что просто неправильно что-то понял. Но они заставили меня… делать то, что заставляло меня чувствовать себя некомфортно. Шпионить за моими братьями епископами и архиепископами. Собирать информацию о членах викариата — даже о самом Великом Викарии. Искать, специально, улики, которые могли быть использованы для шантажа или давления на членов Инквизиции. И, кроме того, всё, что могло бы быть использовано в качестве оружия против Канцлера, Великого Инквизитора и Казначея.

Он помолчал, словно собираясь с мыслями, а затем продолжил.

— Я начал понимать, что то, что они собирали, было информацией, которая могла быть использована против личных врагов по викариату. Это глубоко обеспокоило меня, особенно когда я начал обнаруживать некоторые… неприятные аспекты их собственной жизни. — Его рот на мгновение искривился в том, что могло быть гримасой отвращения… или, возможно, страха. — Я обнаружил, что за добродетельным фасадом, который они пытались представить, на самом деле они были преданы личной распущенности, которая потрясла меня. Ваша милость, я не ханжа и не понаслышке знаю реальность. Я знаю, что епископы, архиепископы, даже викарии остаются мужчинами, что все мы подвержены искушениям плоти, и что слишком часто мы им поддаёмся. Я не готов осуждать кого-либо из моих братьев в Боге за эту слабость, потому что все смертные слабы и несовершенны. Но есть извращения, перед которыми я должен провести черту. Противоестественные похоти и жестокое обращение с детьми — это больше, чем я мог бы вынести.

Глаза Дачарна расширились. Клинтан же не думал, что сможет продать вот это остальным викариям? Не о Сэмиле и Ховерде Уилсиннах, из всех возможных мужчин!

И всё же, даже подумав об этом, он был поражён тем, насколько чертовски искренне и убедительно звучал голос Стантина. Между прочим, люди, уже стремящиеся оправдать уничтожение того, кто, по их убеждению, был их врагом, ухватятся за такие дополнительные обвинения.

«Что ж, теперь я знаю, на какие условия ты согласился, когда продал свою душу, Стантин», — холодно подумал он.

— Когда мои глаза прозрели, — продолжил Стантин, — я начал видеть ещё больше вещей, которые я старался не видеть. А потом началась война с Черис, и внезапно все они стали взволнованы, все горели желанием воспользоваться возможностью — благоприятным шансом — которую им предоставили наши первоначальные поражения. Я осознал, что им было всё равно, если Мать-Церковь разрушится, лишь бы они были в состоянии установить свой собственный контроль над тем, что осталось в обломках. Они были полностью готовы к тому, что «Церковь Черис» будет расти и процветать, если это позволит им навязать свою собственную «доктринальную реформу» здесь, в Зионе, и назначить себя правителями Матери-Церкви.

Архиепископ Хэнки печально покачал головой, выражение его лица было выражением человека, которого предали те, кому он доверял… а не человека, который предавал тех, кто доверял ему.