Весь Хайнлайн. Свободное владение Фарнхэма - Роберт Хайнлайн

Мордан, похоже, считал крайне благоприятным то обстоятельство, что они с Филлис обладали множеством общих менделианских характеристик[24]. По его словам, это не только упростило процесс отбора гамет, но и гарантировало генетическое укрепление самих характеристик. Парные гены окажутся подобными и не вступят в противодействие.

С другой стороны, Гамильтон видел, что арбитр поощряет союз Монро-Альфы и Хартнетт Марион, хотя они были несхожи друг с другом до такой степени, насколько это теоретически возможно. Гамильтон обратил внимание Клода на это резкое различие. Однако Мордан не реагировал на его сигнал.

— В генетике не существует неизменных правил. Каждый случай — это дискретный индивидуум. И потому правила применяются избирательно. Они отлично дополняют друг друга.

Было совершенно очевидно, что Марион сделала Клиффа счастливым — счастливее, чем Феликс когда-либо его видел.

Дубина стоеросовая!

Гамильтон давно уже проникся убеждением, что если Клифф в чем-то и нуждался — так это в хозяине, который выгуливал бы его на поводке, в дождь уводил бы под крышу и ублажал щекоткой, когда он дуется. Впрочем, это мнение ничуть не умаляло его подлинной привязанности к другу.

Похоже, Марион удовлетворяла всем этим требованиям. Она почти не выпускала Клиффорда из виду, занимая при нем должность, эвфемистически именуемую «специальный секретарь».

— Специальный секретарь? — переспросил Гамильтон, когда Монро-Альфа рассказал ему об атом. — А чем она занимается? Она математик?

— Ни в коей мере. В математике она ничего не смыслит, однако считает, что я удивителен! — Клифф по-мальчишечьи улыбнулся, и Гамильтон поразился, как изменилось при этом его лицо, — А кто я такой, чтобы ей противоречить?

— Если так и дальше пойдет, Клифф, у вас еще прорежется чувство юмора.

— Она думает, что я и сейчас им обладаю.

— Может быть, и так. Я знавал человека, разводившего бородавочников. Он утверждал, что цветы при этом делаются красивее.

— Почему? — спросил озадаченный и заинтригованный Монро-Альфа.

— Не берите в голову. Так все-таки, чем же занимается Марион?

— О, дел ей хватает! Следит за всем, о чем я забываю, под вечер приносит мне чай, а главное — она рядом всегда, когда нужна мне. Когда что-то не получается или я чувствую себя усталым, я поднимаю глаза — и вижу Молли, она сидит и смотрит на меня.

Может, она перед тем читала или еще чем-нибудь занималась, но стоит мне поднять глаза — и не нужно никаких слов: она сидит и глядит на меня. Уверяю вас, это очень помогает — я теперь совсем не устаю, — и Монро-Альфа опять улыбнулся.

Неожиданно Гамильтон ощутил, будто заглянул в душу Клиффорду — и понял: все беды Монро-Альфы происходили из-за того, что он никогда не был счастлив. Бедному простаку нечем было защититься от окружающего мира. Марион же хватало сил на двоих.

Ему хотелось понять, как приняла свое новое положение Хэйзел, однако, невзирая на всю близость с Клиффом, он заколебался. Впрочем, Монро-Альфа заговорил об этом сам:

— Знаете, Феликс, меня немного беспокоит Хэйзел.

— Вот как?

— Да. Она давно говорила, что хочет оформить развод, но я как-то не придавал этому значения.

— Почему же? — напрямик спросил Феликс.

Монро-Альфа покраснел.

— Ну, Феликс, вы все время меня сбиваете… Во всяком случае, она была очень приветлива и доброжелательна, когда я рассказал ей о Марион. Она хочет снова вернуться на сцену.

Не без сожаления Гамильтон подумал, что для отставного артиста подобная попытка почти всегда оказывается неудачей. Однако следующие слова Клиффа показали ему, что он поспешил с выводами.

— Это была идея Торгсена…

— Торгсена? Вашего босса?

— Да. Он рассказывал Хэйзел о внешних базах — особенно, конечно, о Плутоне, но, полагаю, и о Марсе тоже, да и обо всех остальных. У них там совсем нет развлечений — если не считать видеозаписей и чтения.

Хотя специально над этой проблемой Гамильтон никогда не задумывался, однако прекрасно представлял себе ситуацию. За исключением туристских городов на Луне, ничто не привлекало людей на другие планеты — только работа, исследования и изыскания. Немногие, посвятившие себя этому, мирились с тяготами внеземной жизни и по необходимости влачили монашеское существование. Само собой, Луна являлась исключением из правила; находясь у самого порога Земли, на расстоянии простого прыжка, она была столь же популярна в качестве места для романтических вояжей, как некогда Южный полюс.

— Не знаю, Торгсен ли подсказал или Хэйзел сама додумалась, только она решила собрать труппу и отправиться на гастроли по всем внешним базам.

— Вряд ли это коммерчески осмысленно.

— А этого и не требуется. Торгсен добивается правительственных субсидий. Раз уж космические исследования признаны необходимыми, доказывает он, значит, и моральное состояние персонала является заботой правительства — вопреки традиции, требующей невмешательства государства в дела искусств и развлечений.

— Хорошенькое дело! — присвистнул Гамильтон. — Да ведь этот принцип почти столь же незыблем, как гражданские права!

— Да, но это вопрос конституции. А планировщики — не дураки. Им совсем не обязательно ждать прецедента. Возьмите хоть то, чем мы с вами сейчас занимаемся.

— Да, конечно. Как раз по этому поводу я к вам и заглянул — посмотреть, как далеко вы продвинулись.

В то время когда происходил этот разговор, Гамильтон потихоньку, на ощупь разбирался в цельной картине Великого Исследования. Каррузерс не дал ему никаких конкретных рекомендаций и предложил первые несколько недель потратить на то, чтобы составить общее мнение о проекте.

То направление, которым занимался Монро-Альфа — Большой Стеллариум, — продвинулось заметно дальше прочих. Это и понятно: оно было задумано как самостоятельное предприятие намного раньше, чем кому-либо пришла в голову сама мысль о Великом Исследовании, впоследствии включившем его в себя в качестве составной части. Сам Монро-Альфа присоединился к этой работе значительно позднее, однако Гамильтон не сомневался, что со временем его друг выдвинется на одно из ведущих мест. Впрочем, сам Клиффорд придерживался противоположного мнения.

— Харгрейв справляется с этим делом гораздо лучше, чем смог бы я. Я получаю от него указания — я и еще человек шестьдесят.

— Неужели? А я считал, что вы один из руководителей всей затеи.

— Я специалист, и Харгрейв знает, как использовать меня наилучшим образом. Очевидно, вы понятия не имеете, насколько разветвлена и специализирована математика, Феликс. Я вспоминаю конгресс, на котором присутствовал в прошлом году, — там было больше тысячи человек, но на одном языке я мог говорить самое большее с дюжиной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});