Весь Хайнлайн. Свободное владение Фарнхэма - Роберт Хайнлайн

Столичных жителей он расспрашивал сам. Нет, на этот прием мы никого с собой не брали — никакой Марион. Прием Эстер? Минутку, минутку — она дает их так много… Ах, этот — нет, мне очень жаль… Подождите, дайте подумать — вы имеете в виду Селби Марион? Нет, Селби Марион миниатюрная женщина с огненно-рыжими волосами. Очень жаль, дорогой мой. — Хотите выпить? Нет? Что за спешка?

Да, конечно. Мою кузину, Фэйркот Марион. Вот ее стерео — там, на органе. Вы не ее разыскиваете? Ну что ж, позвоните как-йибудь, расскажите, что у вас получается. Всегда рада оказать услугу другу Эстер — у нее каждый раз так весело…

Кого-то мы на этот прием прихватили — кто это был, дорогой? Ах, да — Рейнольдс Ганс. И с ним какая-то незнакомая девушка. Нет, имени ее мне не припомнить. А ты не помнишь, дорогой? Если им нет еще тридцати, я их всех ласково называю конфетками. Но вот адрес Рейнольдса — можете спросить у него…

Мистер Рейнольдс ни в коем случае не считал эти расспросы бестактными. Да, он помнит тот вечер — восхитительный скандальчик. Да, с ним была кузина из Фриско. Да, ее звали Марион — Хартнетт Марион. А откуда вы знаете? Скажите, как интересно! Однажды он и сам проделал нечто подобное. Думал, что совсем потерял след девушки, но на следующей неделе она появилась на другой вечеринке. Правда, к сожалению, она замужем и влюблена в своего мужа — причем взаимно. Нет, нет, он не имел в виду, что Марион замужем — речь шла о другой девушке, по имени Фрэн-син. Есть ли у него фотография кузины? Подождите, дайте вспомнить… Кажется, нет. Впрочем, минутку — есть вроде в альбоме любительский снимок, они тогда были еще детьми. Где? В один прекрасный день он приберет эту квартиру и вышвырнет кучу всякого хлама — как только что-то понадобится, вечно ничего не найдешь! Вот. Вот Марион — в переднем ряду, вторая слева. Это она?

Это была она! Она!

Как можно заставить быстрее лететь авиетку? Сколько углов можно срезать, не попавшись патрулю? Вперед… вперед… вперед!

Прежде чем позвонить у ее дверей, Монро-Альфа на мгновение остановился, стараясь унять сердцебиение. Сканер осмотрел его, и дверь открылась.

Он застал Марион одну.

При виде девушки Клиффорд замер — побледнев, не в силах ни двинуться, ни заговорить.

— Здравствуйте! Входите, — сказала она.

— Вы… вы меня примете?

— Конечно. Я вас ждала.

Монро-Альфа посмотрел ей в глаза — они были по-прежнему теплыми и нежными, хотя глубоко внутри в них таилось и беспокойство.

— Я… не понимаю. Ведь я пытался вас сжечь.

— Вам только кажется. На самом деле вы этого не хотели.

— Я… Но… О Марион, Марион!

Клиффорд двинулся к ней, споткнулся и чуть не упал. Голова его ткнулась в колени девушки. Его сотрясали мучительные рыдания человека, за свою жизнь так и не научившегося плакать.

Марион погладила его по плечу.

— Дорогой мой, дорогой…

Подняв наконец глаза, он увидел, что лицо у девушки тоже мокрое от слез, хотя и не слышал, чтобы она плакала.

— Я люблю вас, — сказал Клиффорд так трагически, словно это было непоправимым несчастьем.

— Знаю. И я вас люблю.

Много позже она попросила его:

— Пойдем со мной.

Монро-Альфа последовал за ней в другую комнату, где Марион забралась в недра платяного шкафа.

— Что ты делаешь?

— Мне нужно сначала кое о чем позаботиться.

— Сначала?

— Да. На этот раз я выполню твою просьбу.

Разговаривая с ней на обратном пути, Клиффорд употребил оборот: «После того, как мы поженимся».

— Ты собираешься жениться на мне?

— Конечно! Если ты согласна.

— Ты готов жениться на дикорожденной?

— Почему бы и нет? — он сказал это храбро, даже небрежно.

Почему бы и нет? Гордившиеся своей патрицианской латинской кровью римские граждане легко могли бы объяснить, почему. Белые аристократы Старого Юга могли бы детально растолковать ему, почему нет. Апологеты «арийского» расового мифа могли бы дать научное определение этим причинам. Без сомнения, в каждом из этих случаев лица, взявшиеся раскрыть ему глаза на весь ужас и всю непристойность его намерения, имели бы в виду разные «расы», но аргументы их были бы одними и теми же. Даже Джонсон-Смит Эстер могла бы объяснить ему, «почему нет» — и будьте уверены, за подобный унизительный союз навсегда вычеркнула бы его из списка. Наконец, короли и императоры теряли троны из-за куда менее неравных браков.

— Это все, что я хотела знать, — проговорила Марион. — Иди сюда, Клиффорд.

Он приблизился, несколько озадаченный. Девушка подняла левую руку, и он прочел крошечные вытатуированные под мышкой цифры. Регистрационный номер был… неважно. Однако классификационная буква была не «В», означавшая основной тип, и не «С», свидетельствовавшая о принадлежности к дикорожденным, — это была литера «X», обозначавшая экспериментальную группу.

Обо всем этом Марион рассказала ему чуть-чуть позже. Ее прадед и прабабушка по мужской линии были дикорожденными.

— Конечно, это немного сказывается, — говорила Марион, — и я простужаюсь, если забываю принимать пилюли. А иногда забываю — я вообще рассеянная, Клиффорд.

Ребенок этих двоих, ее дед по отцу, уже взрослым был определен как вероятная благоприятная мутация — почти наверняка благоприятная. Мутация эта относилась к числу исключительно тонких и трудновыявляемых и зависела от сферы эмоциональной стабильности. Наверное, проще всего было бы сказать, что дед Марион был цивилизованнее всех остальных. Естественно, была предпринята попытка сохранить эту мутацию — и Марион являлась одной из ее носительниц.

Глава XIII

«Не больше уединения,

чем у гуппи в аквариуме»

Едва войдя в дом, Гамильтон услышал восторженный визг Филлис:

— Феликс!

Отшвырнув в сторону портфель, он поцеловал ее.

— Что стряслось, Филл?

— Вот это. Смотри. Читай.

«Это» оказалось фотостатом рукописного послания. Гамильтон прочел вслух:

— «Эспартеро Карвала приветствует мадам Лонгкот Филлис и просит разрешения навестить ее завтра в половине пятого». Хм-м-м… Высоко метишь, дорогая.

— Но что я должна делать?

— Делать? Ты протягиваешь руку, говоришь: «Как поживаете?», а затем угощаешь чем-нибудь, вероятно, чаем, хотя я слышал, что она пьет, как рыба.

— Филти!

— В чем дело?

— Не шути со мной. Что мне делать? Не развлекать же ее пустой болтовней! Она вершит Политику. Я не знаю, о чем с ней говорить.

— Допустим, она член Совета политики. Но она же человек, не так ли? И дом у нас — в полном порядке, верно? Пойди, купи себе новое платье — и будешь чувствовать себя во всеоружии.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});