Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая - Станислав Владимирович Далецкий

институт и стал офицером? Но раз так записано, то пусть так и будет.

– Тогда распишитесь, что сведения верные, – сказал следователь, протягивая Ивану Петровичу протокол. Тот расписался и следователь продолжил:

– Теперь перейдём к показаниям по существу. Я буду задавать вопросы, а вы отвечайте под протокол.

Вопрос: Где Вы работали и проживали до прибытия в лагерь?

Ответ: Самостоятельно я начал жить с 1906 года. С 1906 года по 1908 год работал учителем в Могилевской губернии, село Осокое. С 1908 года по 1912 год учился в Вильненском учительском институте. С 1912 года по 1914 год работал учителем в Могилевской губернии в средней школе.

С 1914 по 1918 год служил в армии – по 1917 год, февраль – нижним чином. В 1917 году окончил Омскую школы прапорщиков. С 1918 года, февраль месяц, член Токинского уездного Совдепа по июнь месяц. С июня по декабрь 1918 года в Омской тюрьме.

Был арестован белыми как член Совдепа. В декабре 1918 года был мобилизован в армию Колчака, где служил по ноябрь 1919 года, на хозяйственных должностях в штабе полка в чине поручика. В августе 1919 года был командором роты, был ранен и лежал в госпитале по май 1920 года в городе Иркутске. С июня 1920 года по июнь 1921 года служил в Красной армии, где последнее время был командиром батальона в Сибири.

С августа 1921 года по 1927 год работал учителем средней школы в городе Вологде. С 1927 года по 1930 год в городе Вологде – антикваром.

С 1930 года по 1935 год жил в городе Москве занятием антикваром. С апреля 1935 года по день ареста – май месяц 1935 года в городе Токинске, где гостил у родных.

Вопрос: За что Вы осуждены?

Ответ: Осужден я за спекуляцию по ст. 107 УК и за непрописку в милиции в г. Токинске по ст. 192 УК.

Вопрос: Подвергались ли Вы арестам, если подвергались, то когда и за что?

Ответ: При царизме я арестовывался один раз в 1905 году, летом, не помню в каком месяце, в городе Могилеве на Днепре. Под арестом я просидел дня три или четыре, или пять, но не больше недели. Нас было тогда арестовано шесть человек. Двоих братьев Стронгиных, Сегаль, Шанавский и шестого фамилию не помню.

Мы все пятеро были выпущены почти одновременно, за исключением шестого, которого фамилию не помню. Он просидел под арестом с полмесяца.

При аресте в 1905 году нас допрашивали по вопросам сборов нелегальных на вечеринках. Из числа арестованных, нас двое было эсеров: я и Шанавский, трое бундовцев: 2 брата Стронгиных и Сегаль и один меньшевик, фамилию которого не помню. В процессе допроса вспомнил фамилию меньшевика – Шуринов.

В 1918 году в июне месяце в городе Токинске был арестовал белыми, при аресте был направлен в город Омск. Под арестом находился до декабря 1918 года.

При Советской власти я арестовывался пять раз, не считая последнего ареста в 1935 году, когда я был осужден.

Первый раз я был арестован в городе Иркутске в 1920 году, как бывший белый офицер.

Второй раз я был арестован в городе Иркутске в 1921 году в связи с окончательным увольнением бывших белых офицеров из Красной армии, и после данного ареста меня направили под надзор ВЧК в город Вологду.

Третий раз меня арестовали в городе Вологде в 1927 году в дни представления Керзона ультиматума.

Четвертый раз меня арестовали в 1930 году в городе Вологде, по обнаружению при обыске у меня прокламаций революционного движения девятисотых годов различных партий и письмо Гиммера (видный деятель большевиков).

Пятый раз я был арестован в 1932 году в апреле месяце в городе Москве, где меня при аресте только допросили и в тот же день выпустили. Опрашивали меня по вопросам найденных у меня фотографических карточек, как то: фотокарточка Лобкова – Займена, который был белыми арестован и расстрелян на Оренбургском фронте при попытке перейти фронт.

Вторая карточка Тверитина Вениамина, большевика, который исчез неизвестно куда. И еще много карточек, которых сейчас не помню. Все карточки были виднейших работников, большинство из которых были большевиками. А также опрашивали меня в отношении моих и жениных документов. Данные фотокарточки и документы были в шкатулке, которые пришли на мое имя в Москву из Белоруссии и в связи с тем, что железная дорога перепутала адрес, мой багаж был предназначен к распродаже на аукционе и при вскрытии багажа у меня в шкатулке и были обнаружены эти фотокарточки.

Документами моими интересовались в меньшей степени, чем фото, так как они были официального характера. Также, в данной шкатулке было обнаружено письмо жены, написанное адресатом, которым тоже интересовались при моем задержании. Письмо данное было от большевика Тверитина, написанное моей жене с предложением снабдить паспортом одного большевика и не расшифровывало его партийной клички, а фамилии его я не помню, также и жена его фамилии не помнит.

Вопрос: Скажите, участвовали Вы в подпольной работе, как эсер при царизме? Почему Вы не вступили в члены коммунистической партии?

Ответ: В члены коммунистической партии я не вступал, потому что разницы в основных целях большевиков и эсеров не видел. Верный традициям народовольцев, считал партию эсеров безупречной. Тем более, что эсеры в борьбе с царизмом, были не меньшие патриоты, чем большевики. Причем, я, как рядовой член партии эсеров, не замечал принципиальных различий между большевиками и эсерами.

На этом допрос закончился, Иван Петрович подписал протокол, следователь Куликов вызвал охранника, который и проводил зк в камеру СИЗО.

Миронова в камере, не было – его перевели к другим зк, чтобы сообщники: Домов и Миронов, как считало следствие, не могли сговориться между собой о том, какие показания давать, а прямых улик, как понимал Иван Петрович, у следователя не было и не могло быть, потому что обвинение базировалось только на клеветническом доносе, о чем и сказал следователь, назвав этот донос сигналом.

В камере кроме Ивана Петровича, сидели еще пятеро зк: уголовники, лет по 20-25, которые, как понял Иван Петрович из их разговоров, попали в СИЗО за отказ выходить на работу. Каждый из этих уголовников был в лагере уже не первый раз, попадая за мелкое воровство и пьяные драки, а потому они считали уже всякий труд зазорным и под различными предлогами отказывались выходить на работы, за что и сидели в СИЗО.

Иван Петрович был для этих зк почти как дедушка, они так и начали звать