Четвертый Рим - В. Галечьян

— Сколько же всего жителей в городе, — недоумевающе спросил юноша.

Он вдруг решил, что мрачное помещение, в которое они попали, только подземный пропускной пункт в прекрасный солнечный город, но слова мэра развеяли все его иллюзии.

— Вместе с вами двумя будет четыреста двадцать четыре! — ликующе сообщил мэр и предложил поскорее начать праздничный обед, чтобы передать кашу согражданам, пока она не остыла.

После каши с крошечным кусочком маленькой черноватой рыбки мэр счел обед законченным и, потирая живот и все время повторяя, что никогда так вкусно не ел, пожелал узнать, что все-таки происходит наверху, поскольку следящие антенны вышли из строя в результате каких-то незапланированных взрывов, а двое разведчиков, многократно проверенных и преданных, исчезли без следа на верхних горизонтах.

Услышав, что в городе происходит бунт против царской фамилии и регент захвачен в плен и казнен, мэр крайне взволновался и тут же на помосте созвал Верховный Совет. Высший законодательный орган включал все взрослое население города, обладающее правом голоса, и таких набралось шесть человек, не считая мэра.

Великолепная семерка все в тех же клетчатых рубашках и кедах уселась, болтая ногами, на помосте, и когда мэр поведал о сложившейся политической ситуации в столице, очень воодушевилась. Первым слово взял очень старый и безволосый член Совета, который, шамкая беззубым ртом, сообщил, что у него как ответственного за сохранность партийных архивов сохранились фамилии всех врагов коммунистической идеи в Москве и что, поработав пару часов над бумагами, он может выдать проскрипционные списки всех врагов народа и партии в третьем и даже в четвертом колене.

— Вместе с адресами? — спросил его другой член Совета, чуть помоложе, и, услышав положительный ответ, живо вскочил с места, сказав, что бежит чистить свой наган, оставшийся еще от прадеда — героя Перекопа.

Остальные члены Совета тоже взволновались, требуя слова, и пока мэр их успокаивал, Луций и Лина потихоньку сползли с помоста и стали продвигаться в сторону выхода. Никто не обращал на них внимания, потому что не дававший никому слово мэр с места в карьер объявил мобилизацию всех способных двигаться граждан.

— Еще вчера было слишком рано, — кричал мэр, рубя воздух кулаком с зажатой в нем вилкой, — а завтра будет уже поздно!

Поскольку беглецы быстро удалялись к дверям замечательного города, то последующие призывы и выкрики доносились до них все глуше. Правда, у самых дверей еще услышал Луций энергичную реплику «найти и уничтожить», и следом ударило ему в затылок слово «до тла».

2. БУНТ

— Послушайте, — сказал Нарцисс кучке пациентов психушки, которые собрались вокруг пруда и восхищенно разглядывали его залепленный зеленой ряской животик, — вы когда-нибудь задумывались: почему мы все так плохо живем? Посмотрите на Орфея, это же нежнейшей конституции человек. Душа его кроме духовных услад требует трюфелей и страсбургского пирога, а чем он прикрыт?

Тут все присутствующие внимательно посмотрели на певца, и обнаружилось, что прикрыт он тем, что дала ему при рождении мать, то есть собственной кожей. Правда, в срамных местах как спереди, так и сзади виднелись следы прикрепленных утром лопухов, но сами они уже давно облетели.

Среди больных оказались две дамы, которые внезапно обнаружили давно забытое чувство стыда и потупили глаза, и два историка, которые злобно заскрежетали зубами из-за того, что Нарцисс с Орфеем коварно задумали лишить их внимания масс. Подул легкий ветерок, и волосы Тойбина зашевелились от возмущения.

— Мы, — сказал он, — духовная элита, соль этой земли, а другую нам никто не даст. Жаль, что вы еще не созрели до Высшей Истины, а то бы мой коллега нам сейчас поведал, каким образом можно нажать на выходящую из фонтана ось истории, чтобы перевернуть весь земной шар.

— Я чувствую, — горячо вступился Губин, — что наработанной нами духовной энергии хватит не только на то, чтобы перевернуть земной шар, но и забросить его за Млечный Путь!

Историк поплевал на руки и растер ладони, чтобы показать свою готовность перейти от слов к делу. В толпе психов раздался слабый ропот, и на каменный обод фонтана взлетел экспансивный маляр Коля.

— Я им все морды разрисую, этим врачам-трепачам! — закричал он. — Пять лет глотаю таблетки, колюсь как лошадь после водопоя, а толку ни на грош. С каждым даем все более вспыльчив и зол, насосались медики нашей кровушки, пора ихнюю пустить!

С этими словами неизлечимый шизофреник бросился на случайно проходящую мимо сестричку и сорвал с нее халат. Атакованная испуганно заверещала и попыталась удрать, но толпа больных окружила ее и стала усиленно искать вещественные доказательства заговора.

Оставив несчастную женщину в розовой сорочке и шлепанцах, больные сделали из халата белый флаг и направили ее в качестве парламентера к сестре-хозяйке. Среди выдвинутых больными требований были: увеличить в два раза сухой паек, одеть всех пациентов в шелковые портьеры и признать их Всемирным правительством земного шара. Когда сестричка, размахивая халатом, как белым флагом, бросилась в хозяйственный флигель, больные под предводительством историков уселись под солнышком в саду и стали ждать капитуляции.

Привлеченные шумом и криками потихоньку из главного корпуса стали подтягиваться все новые и новые пациенты. Через полчаса вокруг стихийно возникшего прямо на лужайке штаба восстания уже скопилось несколько десятков вполне официальных больных. Почувствовав силу, историки решили больше не ждать и — как принято у революционеров — захватить больничную кассу и единственный уцелевший в кабинете главного врача телефон. Тут же постановили глушить пленных таблетками до полного перерождения личности.

В качестве положительного примера Тойбин привел несчастного психолога, который после поимки его и пленения навертел факелы из медицинских книжек и только рыскал по ночам в больничном саду в поисках любого движущегося предмета, предлагая тут же на месте совершить половой акт.

— Он настолько углубился в природу, — закончил историк свою поучительную притчу, — что предлагал заняться свободной любовью одиноко растущей ветле и пытался залезть ей в дупло рукой.

Узнав про эту сногсшибательную перемену с одним из главных гонителей, все приободрились и выразили желание для начала захватить столовую, чтобы подкрепиться перед основным сражением. Губин разделил мятежников на пятерки, поставил во главе каждой бригадира и велел вооружаться оружием пролетариата — булыжником. Перед штурмом он произнес небольшую речь.

— Если поглядеть со стороны, — сообщил Губин внимательно слушающей его армии душевнобольных, — то можно подумать, что мы ввязались в героическое, но безнадежное дело. На самом же деле не столовая или даже гардероб привлекают нас. Это только начальные задачи нашего движения, которые будут реализованы попутно, в процессе захвата всей полноты власти в стране и в бывшем Советском Союзе…

— Во всем мире!!! — прервали историка выкрики с места, и он, поправившись, продолжал: —…Естественно, что далее мы произведем выплеск энергии в остальной мир и захватим его.

Затем оратор коротко остановился на известных в мировой истории случаях, когда небольшие группы убежденных в своей правоте людей захватывали при правильной постановке дела целые страны и континенты. Особое внимание он для воодушевления собравшихся уделил подвигам испанских конквистадоров в Южной Америке и коммунистов-ленинцев в России. И те, и другие брали не числом, а зверской жестокостью к врагам и прекрасной организацией.

Воодушевившись, колонна больных, сметая на своем пути редкие преграды в лице дежурных санитаров и медсестер (напуганных реальной жизнью вне стен сумасшедшего дома и впущенных назад психами исключительно из милости), прошла вестибюль больницы и штурмом взяла помещение столовой. Когда все расселись по местам, оказалось, что число восставших уже перевалило за сто, и они так же устрашающе звенели своими мисками и ложками, как римские легионеры мечами о щиты.

После того как Тойбин предложил сварить поваров прямо в котле за саботаж и махинации со сливочным маслом, те вылезли из подсобок и стали накрывать на стол. Бдительный профессор заметил, что вскоре к шеф-повару подбежала та самая, раздетая до белья, сестричка и стала с ним о чем-то шушукаться. Однако, как ни напрягал он слух, как ни пытался подкрасться поближе, ничего нового услышать ему не удалось. Тогда Тойбин, тут же в столовой посовещавшись с инициативной группой, решил после обеда создать управление внешней разведки, чтобы оперативно подслушивать все разговоры противника.

Шеф-повара с целью устрашения и отвращения от любых каверз схватили и привязали спиной к громадному мешку с мукой так, что он вовсе не мог двинуться. Правда, ушлые повара, чтобы освободить своего шефа, пошли на шаг, полный такого коварства, что даже многоопытные историки не могли ему противостоять. Громогласно заявив, что начало нового витка истории необходимо отметить блинами со сметаной, они стали с большой скоростью черпать муку из привязанного к их шефу мешка и вскоре наполовину его опорожнили. Никто им ничего не сказал, потому что блины в самом деле вышли замечательными и, хотя все россказни о сметане оказались надувательством, блюдо так и шло на «ура». Как только шеф-повар почувствовал, что вес в мешке поубавился, он быстренько вскочил на четвереньки и убежал, семеня конечностями, вместе с остатками фуража на спине.