Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания - Валентин Фалин

Идет согласование формулы переговоров. «Четыре + два» или «два + четыре»? Министру иностранных дел СССР дано «твердое» указание отстаивать первый вариант. Не потому только, что ответственность за «всю Германию» лежит на четырех державах и до последнего времени Федеративная Республика постоянно требовала подтверждения этой ответственности. Следовало учесть точку зрения Парижа и Лондона, которые не хотели превращаться в статистов. Но главное и основное – формула «четыре + два» правильнее расставляет приоритеты. На первом месте в германской проблеме безопасность Европы; достигается удовлетворительное решение по этому аспекту – не заставит себя ждать решение другого.

Э. А. Шеварднадзе возвращается со встречи министров шести государств. Гарцует, как джигит на белом коне, доволен и заряжает всех новыми надеждами. А. С. Черняев готовит заявление для прессы от имени президента. Оно содержит пассаж о принципиальном значении того, что переговоры будут вестись по формуле «четыре + два». На всякий случай помощник президента звонит министру и зачитывает ему свой проект. Тот отзывается одобрительно, но просит внести одно «уточнение»: министры остановились на формуле «два + четыре».

А. С. Черняев разговаривал со мной сразу после собеседования с руководителем дипломатического ведомства.

– Возмутительно. Михаил Сергеевич специально обращал его внимание, что для нас приемлема только формула «четыре + два». В телеграммах со встречи и по прибытии ни намеком не проговорился, что нарушил директиву. Представьте, я не позвонил бы в МИД, и заявление вышло в первоначальной редакции! Интуиция подсказала – перепроверься. Спросил, как же так? Хотите знать, что Шеварднадзе ответил? «Геншер очень просил, а Геншер хороший человек».

Сошло раз. Сойдет и второй. Ни с кем не согласовывая, по крайней мере президент не признавал, что с ним обговаривалось, Э. А. Шеварднадзе рассекает сиамских близнецов – внешние и внутренние аспекты объединения. Внутренние условия могут быть отрегулированы, а само объединение – стартовать независимо и до того, как удастся договориться по внешним аспектам.

Формула «два + четыре» вступила в действие. Советская сторона ставилась в безвыходное положение. Если мы вздумаем настаивать на чем-то, что Бонн или три державы не приемлют, то не будет «окончательного мирного урегулирования», по крайней мере с нашим участием.

Не это ли держал на уме М. С. Горбачев, когда кончал долгий телефонный разговор со мной в ночь перед решающими переговорами с канцлером Г. Колем на Северном Кавказе словами «боюсь, что поезд уже ушел»?

До отправления поезда, однако, коротко о встрече с президентом США Дж. Бушем, об обсуждении на ней германской проблемы.

В Белом доме мы сидим за столом, видевшим много гостей и выдержавшим в прошлом весомые решения. Два президента исходят из того, что мировая политическая карта скоро лишит прописки ГДР, на арену выйдет единая Германия. Открытым остается вопрос, как быть с правопреемством? Будет ли она, наследуя обязательства ФРГ и ГДР, членом двух организаций или останется, погашая эти обязательства, вне блоков? Советский Союз готов на любой из этих вариантов. США не приемлют ни одного. Их позиция – вся Германия в НАТО, и только в НАТО. А если на этой позиции не сойдемся?

Горбачев предлагает мне изложить правовые, военные и политические мотивы неприемлемости для советской стороны проатлантического решения. Президента СССР я, кажется, убеждаю. Дело за «малым» – убедить президента США. Американские руководители не оспаривают наших аргументов. Для них Германия в Атлантическом союзе аксиома, не требующая доказательств. Без Германии не будет союза, и вовсе не из альтруизма сочувствие к объединению немцев.

Но если ставки столь высоки, то подвижки в пределах НАТО возможны? Наш президент полагает, что у Дж. Буша есть еще невысказанные идеи. Вернувшись в резиденцию, он говорит мне:

– Мы с тобой были очень правы, что не послушались Эдуарда (Шеварднадзе). Трудно вычислить, что конкретно, но американцы имеют запасной вариант или даже варианты по условиям членства Германии в НАТО.

К июльскому (1990) приезду Г. Коля я написал Горбачеву строгую записку. Эта встреча – решающая и последняя возможность отстоять наши интересы. Не мелочиться, но нескольких принципиальных позиций советская сторона должна держаться твердо.

Президент готовится к последнему раунду объяснений с канцлером урывками. XXVIII съезд забрал много энергии и все время. Но деваться некуда. Г. Коль на пути в Москву, после драки размахивать кулаками будет поздно. Связываюсь с Горбачевым и прошу найти для меня десять – пятнадцать минут.

– В данный момент не могу, но твердо обещаю вечером тебе позвонить.

Вечер давно перешел в ночь. Через четверть часа начнутся новые сутки. Звонок.

– Что ты хотел сказать мне?

– В дополнение к написанному считаю долгом зафиксировать ваше внимание на трех моментах:

а) нам навязывают аншлюс. Он имел бы тяжелые последствия. Все моральные и политические издержки, а при механическом слиянии двух разнородных экономик, социальных структур и прочем они неизбежны и значительны, взвалят на Советский Союз и его «креатуру» в ГДР. Распространение юридических норм одного государства на другое сделает нелегальным все, что совершалось в ГДР на протяжении сорока лет, и превратит несколько сот тысяч человек в потенциальных подсудимых.

– Понятно, что дальше?

– …б) неучастие объединенной Германии в НАТО. Самое меньшее, на чем необходимо стоять до конца, – это ее неучастие в военной организации союза (по примеру Франции) и неразмещение на немецкой территории ядерного оружия. Согласно опросам, восемьдесят четыре процента немцев за денуклеаризацию Германии;

в) все вопросы, касающиеся нашего имущества и собственности в ГДР, а также материальных претензий к Германии, вытекающих из войны, должны быть отрегулированы до подписания политических постановлений. Иначе, по опыту Венгрии и Чехословакии, мы втянемся в бесплодные и обременительные для отношений дебаты. Наши эксперты должны научиться считать не хуже американских, а также приготовить свою ведомость по экологическим издержкам нападения Германии на Советский Союз, если немцы на это напрашиваются.

М. С. Горбачев задает несколько уточняющих вопросов, в частности по правовому статусу нашего имущества, особенностям процедур присоединения земель ГДР к ФРГ на основании статьи 23 боннской конституции, последствиям неучастия государства в военной организации НАТО. Потом говорит:

– Сделаю, что могу. Только боюсь, что поезд уже ушел.

Напомню, генеральный секретарь М. С. Горбачев всячески уклонялся от «тяжелой политической ответственности» за признание восходивших к правлению Сталина фактов существования секретных протоколов 1939 г. и катынского преступления. Став президентом, он в пару присестов решил германскую теорему. На удивление Г. Коля и Г.-Д. Геншера, всего мира, включая государственные и другие институты собственной страны.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});