Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания - Валентин Фалин

– Когда политик уже не очень ориентируется в реалиях происходящего, он сам перестает быть реальностью. Обстановка развивается без него и против него. А если политик к тому же эгоист? Чем меньше его принимают другие, тем легче он нравится сам себе, больше верит в гороскопы. Вы в эти гороскопы не укладывались.

Г. Киссинджер повторяет сожаление, что его соображения, «продиктованные лучшими намерениями», были превратно истолкованы.

Отсутствие четкой позиции у Горбачева беспокоило нас больше, чем политиков на Западе. Его выступления в ООН или Страсбурге запустили на высокие орбиты не слова. Это тот случай, когда слова сразу взрослеют и не слушаются родителей, начинают жить собственной жизнью, в которой «предкам» не всегда сыщется койка в углу.

Поездка в Китай – очень хорошо. Почти шесть тысяч километров самой протяженной в мире межгосударственной границы станут мирными. Они могут опять соединить нас в добрососедстве, от которого никто не проиграет. Тревожит предвзятый подход Горбачева к экономическим преобразованиям в КНР. Все, на его вкус, не так. Все нам не годится. Все это он лучше знает и понимает, чем руководители Китая. На заседаниях политбюро генеральный прогнозирует – реформы в китайской деревне уже уперлись в «естественные пределы» или вот-вот упрутся, а в промышленности китайцы больше отдают, чем зарабатывают, и скоро будут вынуждены искать нечто новое.

Тяжелые волнения на площади Небесного Спокойствия, совпавшие по времени с визитом М. С. Горбачева в Пекин, наверное, утвердили советского лидера во мнении – сначала политические реформы, потом экономические. Политика ему ближе, ибо делается, он в этом уверен, преимущественно лозунгами и концепциями. Демократизация, гласность, отмена всех табу работают и на пустой желудок. Ладно работают, на взгляд сытого, не разумеющего голодного.

События в Пекине – мне дополнительный повод напоминать, что перемены в Восточной Европе нельзя сводить к «специфике» Польши или Венгрии. В кризисе – послевоенный порядок, нами насажденный и не лучшим образом адаптированный к местным условиям «друзьями». В кризисе – вся система отношений в «социалистическом содружестве». Нужно быть готовым к взрыву, хотя не совсем ясно, где рванет вначале.

По моим представлениям, больше всего стенки котла истончились в ГДР. Антирежимные выступления могут быть подавлены. Но к чему это приведет? Наши войска останутся в казармах. Их неучастие в подавлении волнений и даже мятежа не есть, однако, нейтралитет. Нейтралитета в любом из возможных конфликтных вариантов быть не может. Мы не спасемся от обвинений в том, что Советский Союз на стороне насилия. Одно-единственное остается – пытаться убедить Э. Хонеккера: если изменения неотвратимы, лучше самому их возглавить.

Генеральный секретарь ЦК СЕПГ Э. Хонеккер делает остановку в Москве по пути в Магнитогорск. Полвека назад он участвовал в закладке металлургического комбината, съевшего тем временем железорудную гору и вгрызающегося уже в земное чрево. Горбачев в дипломатических выражениях, но ясно дает понять, что нужны реформы, и незамедлительно. Э. Хонеккер впервые без заикания произносит «перестройка». Не исключено, замечает он, что она подходит для Советского Союза. ГДР, однако, живет в других условиях, требующих иных действий.

Объяснились. По-видимому, Э. Хонеккер счел за достоверный сигнал, будто Горбачев или Шеварднадзе, находясь в США в конце 1988 г., списали ГДР со счета, и предупреждал: он намерен держаться до упора. Наш генеральный в свою очередь не оставлял сомнений, что 1953 г. мы не повторим. Из обязательств по взаимной помощи выпадал «внутренний враг».

«Предали», «отвернулись» от ГДР? Если верить Э. А. Шеварднадзе, советское руководство «списало» ГДР где-то в 1986 г. Не до конца, правда, раскрывает, кого понимает под «руководством», которое будто обсуждало эту тему. Судя по многочисленным беседам с М. С. Горбачевым и А. Н. Яковлевым в 1986–1988 гг., они не разделяли мнения «руководства», о котором говорит Шеварднадзе. Может быть, бывшему дипломату приходит на память точка зрения посла Л. И. Менделевича, возглавившего в МИДе управление планирования, когда я отклонил известное вам предложение министра? С Менделевичем мы могли залезать в самые сокровенные дебри и сравнивали оценки также перспектив, которые имелись у ГДР. Мой коллега считал, что республика не доживет до 2000 года.

Допустим, Шеварднадзе перенял оценку посла. Отчего же его вывело из равновесия мое интервью Д. Загеру в 1988 г., да в такой степени, что советским посольствам в Берлине и Бонне вменялось дезавуировать «частное мнение председателя АПН»? Считалась установочной другая оценка: история решит проблему единства Германии через пятьдесят лет. Я рекомендовал Горбачеву не обозначать полувековой лимит, довольствоваться отсылкой к истории. Но он остался при своем. Вот если бы Шеварднадзе тоже усомнился, что пятьдесят лет поддаются обзору, генеральный, возможно, прислушался бы.

А интервью с Д. Загером было, право, стаканом воды, да и то неполным. Бурю в нем поднимать не стоило. Всего-то я позволил себе усомниться в том, что четырехстороннее соглашение по Берлину есть конечное слово премудрости. Как юрист по образованию, я даже обязан был усомниться. С Древнего Рима повелось считать «самым плохим решением то, которое нельзя изменить». Спрашиваю секретаря ЦК А. Ф. Добрынина, побывавшего заездом в Бонне и тоже «опровергавшего» меня, читал ли он то, что опровергал? Нет, не читал. Но посол Квицинский, имея указание Центра, очень просил.

Э. Хонеккер официально пригласил М. С. Горбачева участвовать в праздновании сорокалетия ГДР. Ехать – не ехать? Надо ехать, даем совет, но не столько на торжества, сколько для встречи со всем руководством республики. Ведь пока генеральный вел просветительную работу лишь с первым, а тот, как мы догадывались, информировал коллег, не клянясь ни на Библии, ни на «Капитале» К. Маркса, что передает сущую правду. Если встречу с руководством в полном составе твердо обещают – ехать.

И этот вариант едва не сорвался. Массовый уход граждан ГДР на Запад через Венгрию, затем Прагу и Варшаву, демонстрации в Дрездене, Лейпциге и других городах настраивали не на празднества. Не до торжеств. Но не ехать тоже нельзя. Это была бы антихонеккеровская демонстрация.

Остальное большинство видело и, наверное, помнит. От аэродрома Шенефельд до резиденции для почетных гостей в Нидершёнхаузен улицы запружены людьми. Они встречают генерального секретаря ЦК КПСС и президента СССР плакатами, приветственными возгласами «Горби, Горби!». Приветствия в адрес лидера перестройки тождественны отпору политике «размежевания» Э. Хонеккера. А он рядом в машине с советским гостем и должен это пропускать через себя. На всем протяженном маршруте я заметил лишь один плакат, обращенный к лидеру ГДР, его держал средних лет мужчина метров за двести до поворота к резиденции: «Эрих, действуй, как до сих пор!»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});