На исходе ночи - Евгений Габуния

Монументальный выразительный образ создан в одной из последних работ — «Сидящей женщине». Об этой скульптуре художник написал так:

«Сидящая женщина», особенно если смотреть на нее сзади, запечатлела воспоминания о моей матери, чью спину я растирал, будучи мальчиком, когда она страдала от ревматизма. У нее была мощная сильная фигура, и я помню, как массировал ее с чувством некоторого замешательства. Я ощущал плоское пространство спины, несмотря на грубые выступы костей. Спина моей матери мне дала многое».

В другой известной скульптуре — «Двух связанных лежащих фигурах» — Мур отразил проблему отношений между людьми. «Король и королева», «Семейная группа», «Лежащие куски», «Женщина» и другие отражают постоянные для творчества Мура мотивы. В заключение хочется добавить, что никакое описание не в состоянии дать представления об этих оригинальных, в чем-то примитивистских, асимметричных, подчиненных мысли художника и потому необычайно выразительных скульптурах. При всей своей внешней «непохожести» они с огромной силой передают внутреннюю суть человека и отношений между людьми. Эти скульптуры надо просто видеть.

День седьмой

застал нас в автобусе. Мы едем по уже примелькавшейся Оксфорд-стрит в Британский музей. Но сначала мы заглянули в «Лавку древностей», увековеченную Диккенсом. Теперь здесь небольшой магазинчик, где продаются предметы старины, произведения искусства, сувениры, книги — все это стоит дорого и простому туристу не по карману. Можно здесь приобрести и прижизненные издания великого писателя. Недалеко от «Лавки древностей» находится краснокирпичное здание конторы, в которой Диккенс работал клерком.

Не знаю, сколько времени нужно, чтобы не то что осмотреть, а просто обойти залы Британского музея с его богатейшими коллекциями монет, медалей, памятниками первобытного, древнего, средневекового, восточного искусства, гравюрами, рисунками, манускриптами и папирусами… Во всяком случае, не те несколько часов, что в нашем распоряжении. Поэтому мы осмотрели залы, посвященные искусству Древнего Египта и Древней Греции: знаменитый Розеттский камень с загадочными древнеегипетскими иероглифами, расшифрованными Жаном Шампольоном, мраморы афинского Акрополя, в том числе фризы Парфенона и кариатиды из храма Эрехтея. Я всматривался в эти бесценные древние мраморы, и память уносила меня далеко от туманных берегов Темзы, на залитые солнцем берега Эгейского моря. В такой же ноябрьский день много лет назад я стоял на вершине Акрополя. Под ярким, не по-осеннему горячим солнцем, словно живые, светились высеченные из пентеликонского мрамора колонны Парфенона. Двадцать пять веков храм продолжает волновать людей красотой, совершенством форм и пропорций.

Время не пощадило великого творения Фидия. Увы, самые тяжкие, неизлечимые раны Акрополю нанесли люди. И позорное первенство по праву занимает некий малопочтенный шотландский лорд Элджин, снискавший повсюду в мире поистине геростратову славу. С помощью подкупа он получил в начале XIX века разрешение турецких властей (Греция тогда находилась под османским игом) на вывоз мраморного «лома» в Англию. Не дрогнувшей рукой лорд выломал фризы, барельефы, украшавшие Парфенон, и кариатиды из Эрехтейона — самого священного храма Акрополя, чтобы продать английскому правительству эти бесценные сокровища за 30 тысяч фунтов стерлингов.

До сих пор в моих ушах звучат исполненный боли и возмущения голос нашего гида, молодой гречанки, поведавшей о преступлении лорда-вандала. С особым возмущением и брезгливостью она говорила о лицемерии администрации Британского музея, которая в ответ на требования греков возвратить украденные бессмертные творения, словно в издевку, прислала гипсовые слепки кариатид Эрехтейона.

Другой лорд — Байрон, только не шотландский, а английский, страстно и преданно любивший Грецию, гневно заклеймил грабителя Элджина в сатире «Проклятие Минервы».

На одной из колонн Парфенона великий английский поэт сделал полную горечи и сарказма надпись: «Quod non fecerunt gothi, hoc fecerunt scoti»[49].

Древнегреческие мраморы, вывезенные Элджином, — лишь маленькая толика бесценных памятников древних и великих культур, которые со всех концов Британской империи и всего мира правдами, а чаще неправдами, оказались на берегах Темзы. Вниз, к морю, по этой полноводной реке плыли корабли, груженные изделиями, сработанными в «мастерской мира». А навстречу им поднимались суда с трюмами, набитыми не имеющими цены произведениями искусства. Потому так богаты лондонские (да и не только лондонские!) музеи, антикварные магазины, салоны, картинные галереи…

Однако вернемся снова к Британскому музею — самому большому национальному музею на Британских островах — и заглянем ненадолго (чтобы не мешать очень занятым и очень серьезным людям, склонившимся над книгами в его Reading Room[50]. Под его огромным позолоченным куполом в абсолютно круглом зале, стены которого окружают стеллажи с книгами, — 401 место. Где-то в глубине, далеко от входа, расположено кресло № 07, которое занимал Карл Маркс. Чуть правее, через четыре стола — кресло В. И. Ленина.

В. И. Ленин и Н. К. Крупская приехали в Лондон из Мюнхена в апреле 1902 года. Они сняли две комнаты недалеко от Британского музея, библиотека которого считалась одной из богатейших в мире.

29 апреля 1902 года сюда впервые пришел крутолобый коренастый молодой человек с живыми, искрящимися умом глазами. Он предъявил служителю читательский билет на имя Якоба Рихтера, доктора прав. Кто из постоянных читателей, встречавших молодого доктора в зале, мог тогда предположить, что перед ними — будущий вождь первого в истории государства рабочих и крестьян, имя которого через какие-нибудь пятнадцать лет будут повторять люди во всех уголках земли?

Прежде чем стать читателем Ридинг Рума, доктору Якобу Рихтеру, как и другим посетителям зала, нужно было доказать дирекции Британского музея, что в других библиотеках нет интересующих его книг и что ему уже исполнился 21 год, а также представить авторитетную рекомендацию. К своему письму директору музея от 21 апреля 1902 года В. И. Ленин приложил рекомендацию Генерального секретаря Всеобщей федерации тред-юнионов И. Х. Митчелла. В рекомендации Митчелл указал свой домашний адрес. Однако в связи с тем, что его дом находился на сравнительно новой улице, не попавшей еще в справочники, этот адрес не отвечал строгим музейным правилам. Поэтому через день Митчелл пишет новую рекомендацию с адресом бюро Всеобщей федерации тред-юнионов, которую и приложил В. И. Ленин к своему второму письму от 24 апреля.