Дочь Монтесумы. Сердце Мира - Генри Хаггард

К вечеру мы достигли деревни хлебопашцев. Дома были построены из необожженного кирпича, посредине села был сооружен алтарь с возложенными на него плодами и цветами. Большинство жителей только что вернулись с работы, о чем свидетельствовали следы земли на их обуви и платье. И на их лицах я опять увидел то же выражение безучастия ко всему. Женщины, очень красивые, по мнению индейцев, были в том же тяжелом настроении. При виде сеньора только немногие выражали любопытство, но через несколько секунд оно исчезало бесследно. Здесь почти не было детей. Поражало еще то, что одну женщину было почти невозможно отличить от другой, если они были одинакового возраста. Впрочем, ничего не было в этом удивительного: все жители составляли одну большую семью.

Для нас приготовили особый дом, в него пока вошел один Зибальбай. Подойдя к Майе, я спросил ее:

– Всегда ли люди здесь с таким скучающим выражением лиц?

– Да. То есть простолюдины, которые работают. Здесь существует два сословия: господа и народ. Каждый простолюдин должен работать три месяца в году, а остальные девять отдыхать. Все плоды работы собираются в общие склады и распределяются между всеми детьми народа Сердца. Но храмы, касик и некоторые знатные господа имеют своих рабов, которые служат им из поколения в поколение, от отца к сыну.

– А если они не захотят работать?

– Значит, они обречены на голодную смерть, так как им не отпускают никакой пищи из общественных складов. После того как они смирятся, на них возлагают самые тяжелые работы.

Теперь было понятно, почему у этих людей такой униженный вид. Что можно было ожидать от людей, лишенных честолюбия или ответственности и поставленных в полную зависимость от общественных порций? В позднейшие годы я слышал, что появились учителя, которые проповедуют подобную систему для всего человечества, но готов поручиться, что если бы они пожили в стране Сердца, где эта система применялась веками, то отреклись бы от своего учения!

К нам явился посланный от Зибальбая с приглашением войти в дом. Там мы нашли уже готовый обильный ужин. Я предполагал, что мы здесь заночуем, но касик коротко и повелительно сказал, что нам предстоит дальнейший путь. Мы скоро добрались до небольшого поселка на берегу озера, где нас ожидала лодка с девятью гребцами. Но так как дул попутный ветер, то был поднят парус и мы поплыли к острову со Священным Городом, до которого было пятнадцать миль. Мы все молчали, любуясь красивой картиной озера, освещенного луной. Индейцы-гребцы также были безмолвны, так как тут присутствовал их государь. Город все более и более приближался, его очертания становились отчетливее, хотя он продолжал казаться мне сказочным. Но скоро моя нога ступила на обетованную землю.

– Что нас ожидает там? – прошептал сеньор на ухо Майе, пользуясь тем, что Зибальбай сидел в отдалении и казался погруженным в крепкую думу.

Она только укоризненно покачала головой.

– Не бойтесь! Мы преодолеем все трудности и опасности, – постарался я ободрить своего друга. – Избыток здешних богатств перейдет в наши руки, и я отомщу притеснителям моего племени! Индейское царство восстановится от моря до моря!

– Может быть. Для вас даже весьма вероятно, что так случится. Но мы идем разными путями…

До нас доносились только громкие крики перекликавшихся сторожей на городских стенах, но сам город точно вымер. Ветер стих, и мы шли на веслах. По небольшому, по-видимому, искусственному каналу мы причалили к каменной пристани, совершенно безлюдной. От нее вела широкая лестница к воротам, которые были заперты. Зибальбай нетерпеливо велел шкиперу лодки позвать начальника стражи.

По лестнице спустился вооруженный индеец, спрашивая, кто мы.

– Я – касик! Открывай ворота! – крикнул Зибальбай.

– Касик? Как это? – удивился стражник. – Наш касик сегодня ночью справляет свой свадебный пир, а у нас в стране только один касик. Отправляйтесь, странники, обратно и явитесь днем, когда ворота будут открыты!

При этих словах Зибальбай затрясся от гнева, а сердце Майи, напротив, переполнилось радостью.

– Повторяю тебе: я – Зибальбай, твой касик, вернувшийся из путешествия!

Стражник заволновался.

– Безумный, или ты хочешь стать пищей для рыбы? – громко сказал шкипер лодки. – Это действительно Зибальбай, и никто другой.

– Прости меня, отец! – взмолился стражник, падая на колени. – Но касик Тикаль, правящий после тебя, велел сказать, что ты умер в пустыне, и запретил упоминать твое имя в городе!

Зибальбай поднялся с места, и мы последовали за ним. Проходя мимо коленопреклоненного стражника, он обратился к шкиперу, также шедшему с нами:

– Вели повесить завтра этого человека на торговой площади, чтобы другим не было повадно спать на сторожевом посту!

Мы шли по широкой улице, окаймленной великолепными зданиями, но они казались безлюдными; улица также была пустынна.

– Я вижу город, но не вижу жителей, – заметил сеньор.

– Вероятно, они празднуют свадьбу на городской площади! – ответил я. – Я даже слышу их…

Порыв ветра действительно донес до нас гул голосов. Минут через пять мы сами подошли к обширной площади, посреди которой возвышалась громадная пирамида с храмом в честь Сердца. На ее вершине горел священный огонь. Между стенами пирамиды и окружающих площадь зданий веселился народ: одни плясали, другие пели, третьи смотрели на выходки шутов, наконец иные ели и пили за расставленными повсюду столами с обильной пищей. Между последними были и дети. Они казались самыми почетными гостями – старшие внимательно прислушивались к каждому их слову. Все присутствующие были в белых одеждах, некоторые – в шлемах с развевающимися перьями. Праздник был грандиозный. Не радовался только Зибальбай.

Старый касик все время держался в тени и кого-то искал глазами. Потом он осторожно стал пробираться к одному столу, поставленному в числе нескольких других посреди аллеи, окаймлявшей одну из сторон площади. За ним сидели двое: мужчина и женщина. Следуя за Зибальбаем, мы подошли так близко, что могли слышать всю их беседу. Местный язык так мало отличался от нашего наречия, что даже сеньор понимал, о чем они говорили.

– Какой веселый пир, жена! – произнес мужчина.

– Да, – ответила женщина. – Оно и не могло быть иначе: вчера Тикаль был избран советом Сердца в касики, а сегодня он стал мужем красавицы Нагуа, дочери Маттеи!

– Только рано еще было провозглашать его касиком. Зибальбай может вернуться, и тогда…

– Он никогда не вернется, и его дочь – тоже. Они давно погибли в пустыне. Я жалею девушку, она была всегда такая ласковая… А о Зибальбае нечего грустить! Тикаль за один год устроил больше праздников, чем Зибальбай за много лет. Тикаль смягчил закон, и теперь мы, обычные женщины, можем, как и знатные, носить украшения! – И она любовно посмотрела на свой браслет.