Грон. Трилогия - Роман Злотников

Адмирал резко дернул плечом и посмотрел на море. Во все стороны от флагманской пентеры море на многие тысячи локтей было покрыто гордыми силуэтами триер, а совсем рядом, всего в каких-то восьми десятках локтей, гордо резали морскую волну тридцать две квартиеры. Золотая эскадра, гордость горгосского флота. Каждая из квартиер лишь немного уступала по боевой мощи флагману. Правда, огромные тараны этих кораблей представляли собой всего лишь декоративную конструкцию из легких кипарисовых балок, обшитую тонкими листами благородной бронзы. Эти монстры были слишком громоздки, чтобы эффективно использовать таран в морском бою. Но найдется слишком мало кораблей, способных нанести им такой удар. И еще меньше тех, кто сумел бы забросить абордажные крючья на их высоко вздымающиеся над водой борта. Адмирал вздохнул. Это были, конечно, величественные корабли, радующие сердце Императора и Верховного жреца, когда, на день морского супруга Магр, Тугранга, бога — пожирателя кораблей, адмирал Играм проводил Золотую эскадру перед императорской ложей по Каналу всех богов, отделяющему императорские Сады наслаждений от остального города. Они также приводили в неистовство тысячные толпы простолюдинов, которые в этот день плотно забивали набережные. К исходу дня сотни доведенных до экстаза зрителей посвящали свои жизни Великой Магр, оборвав свое бренное существование с помощью ритуального шнура, который у всех, живущих под грозной рукой Магр, всегда был обмотан вокруг пояса. И после того как толпа расходилась, зловещие жрецы-погребенщики в черных балахонах с изображениями жуков-трупоедов на спине и углах воротника, сноровисто подхватывали тела ритуальных самоубийц с посиневшими и вздувшимися лицами и вываленными языками, наваливали их на священные повозки Магр и с какой-то зловещей, но будничной торжественностью везли на двор столичного храма для ритуального сожжения. Но сам адмирал предпочел бы, чтобы вместо этих плавающих символов горгосского могущества построили бы на те же деньги сотню боевых триер. Он прошелся от борта к борту. Потом повернулся и посмотрел в сторону, с которой прибыла триера, подобравшая Искарота. В отношении этого капитана адмирал испытывал двойственное чувство. С одной стороны, Искарот оказался единственным из офицеров, выживших в той битве, и он принес крайне важные сведения, но с другой стороны, способ, которым он сохранил свою жизнь… Бросить корабль и под покровом ночной тьмы ускользнуть на шлюпке, напоследок увидев, как твое судно у тебя на глазах взяли на абордаж враги… За это любой капитан заслуживал только одного — смерти. И если бы Искарот не был сыном его старого друга и он бы не собирался в недалеком будущем отдать за него свою четвертую, младшую, дочь, то, не задумываясь, поступил бы именно так. А сейчас надо было придумать, как оправдать его в глазах всего флота и, что гораздо важнее, первосвященного Сгрума. Ибо если жрец заупрямится и потребует посвятить Магр жизнь Искарота, то адмиралу ничего не останется, как смиренно выполнить приказ жреца.

— О могущественный, куда прикажете подавать обед? Играм вскинул голову. Его личный повар склонился перед ним в почтительном поклоне, нарисовав на откормленном лице свое самое благоговейное выражение. Адмирал почувствовал, что действительно проголодался.

— Накрывайте в адмиральской каюте. Передайте приглашение капитану Смрогу и… Впрочем, идите. — Адмирал, хотевший сначала пригласить и Искарота, решил, что подобный ход пока преждевременен. За его столом обычно обедал и первосвященный Сгрум. И если он настроен к Искароту не очень хорошо, то вполне может отказаться от застолья, и тогда все расчеты адмирала по поводу своего предполагаемого зятя можно пустить на подтирку для гальюнов. Хотя подобный вариант не исключался в любом случае. Адмирал раздраженно искривил лицо.

Жрец был сильно охоч до дожирского, а запасы адмирала изрядно опустели, и у него оставалась всего дюжина бутылок, которые он берег на крайний случай. Уже целую четверть за обедом подавали только имессонское. Адмирал, заметив дюжего офицера с туповатым выражением на лице, жестом подозвал его. Тот выпятил грудь и шагнул вперед, громко ударив подошвой о палубу.

— О м-м-м-могущественный! Скруй, Адмирал поспешно прервал его:

— Благодарю тебя, вознесенный Скруй, не мог бы ты предложить первосвященному Сгруму присоединиться к нам за обедом с доброй бутылкой дожирского.

— Д-да исполнится в-в-в-воля М-м-магр, с р-р-р-радостью. Когда дюжий офицер исчез за занавесью каюты первосвященного, адмирал слегка поморщился. Еще одно чудо на его голову. Племянник Верховного жреца. И этот заика еще смеет мечтать о карьере морского офицера…

Обед начался в молчании. Жрец всем своим видом показывал, насколько большое одолжение он делает всем сотрапезникам тем, что присутствует здесь. Не забывая, однако, регулярно вздымать руку с кубком, который слуга тут же торопливо доливал дожирским. Наконец, когда глаза первосвященного слегка подобрели, адмирал решил, что пора переходить к делу.

— Как вы находите дожирское, первосвященный? Жрец пьяно ухмыльнулся.

— Как всегда, превосходным, мой дорогой адмирал. — Тут его ухмылка переросла в гримасу. — В отличие от ваших капитанов, которые бегут, бросая свои корабли.

Над столом повисла напряженная тишина, а жрец, пьяно хихикнув, продолжил:

— Сегодня вечером я метну бабки с пальцев жертвенного раба. Посмотрим, возможно, Магр смилостивится над ним и дозволит ему быструю смерть.

Адмирал стиснул кулаки и, кивнув слуге, чтобы тот вновь наполнил кубок первосвященного, произнес с плохо скрытым напряжением в голосе:

— Но, как мне кажется, его вина не столь велика. Ведь, по существу, он совершил великое деяние, угодное Магр, доставив нам сведения о неизвестном флоте, угрожающем нам в этих водах.

— Бред! — пьяно взревел жрец. — Он должен был отправить гонца, а не бежать сам.

— Капитан Искарот всю ночь пробирался между вражескими кораблями, стараясь побольше разузнать о враге, — возразил адмирал.

— Чепуха, — возмутился жрец, — все, что нужно, он должен был увидеть во время битвы. А если ему это не удалось, то я не знаю, как он стал капитаном. К тому же достаточно было только сообщения о том, что появился вражеский флот. Ибо я не знаю никого, кто мог бы противостоять силам, находящимся под вашей командой. Три сотни боевых триер — слишком мощная сила. — Жрец икнул, потом с комичной суровостью закончил — Так что я, пожалуй, не буду бросать бабки. Столь вызывающая трусость требует особого искупления.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});