Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс

Задолго до того, как закончилось сообщение этих занимательных подробностей из биографии джентльмена, мистер Майвинс улегся в постель и захрапел, предоставив робкому незнакомцу и мистеру Пиквику извлекать пользу из жизненного опыта мистера Сменгля.

Но и эти два упомянутых джентльмена получили меньше пользы от трогательных повествований, чем могли бы получить. Мистер Пиквик некоторое время пребывал в дремотном состоянии, как вдруг ему смутно почудилось, будто пьяный возобновил свои комические куплеты, а мистер Сменгль с помощью кувшина воды деликатно намекнул ему о нежелании присутствующих слушать пение. Затем мистер Пиквик опять погрузился в сон, неясно сознавая, что мистер Сменгль все еще рассказывает историю, суть коей, по-видимому, сводилась к детальному разъяснению вопроса о том, как он одновременно подделал расписку и поддел джентльмена.

ГЛАВА XLII,

доказывающая, подобно предыдущей, справедливость старой истины, что несчастье сводит человека со странными сожителями, а также содержащая невероятное и поразительное заявление мистера Пиквика мистеру Сэмюелу Уэллеру

На следующее утро, когда мистер Пиквик открыл глаза, первое, на чем они остановились, был Сэмюел Уэллер, который восседал на маленьком черном чемодане и, пребывая, по-видимому, в глубокой рассеянности, пристально смотрел на величавую фигуру бойкого мистера Сменгля, тогда как сам мистер Сменгль, полуодетый, сидел на своей кровати, занимаясь совершенно безнадежной попыткой заставить мистера Уэллера опустить глаза. Мы сказали совершенно безнадежной, ибо Сэм, одним взглядом окинув одновременно шапочку, башмаки, голову, лицо, ноги и бакенбарды мистера Сменгля, продолжал смотреть на него в упор, явно выражая живейшее удовольствие, но проявляя к чувствам мистера Сменгля не больше внимания, чем проявил бы, созерцая деревянную статую или набитое соломой чучело Гая Фокса[134].

— Ну, что? Узнаете меня теперь? — нахмурившись, спросил мистер Сменгль.

— Готов показать под присягой, — весело ответил Сэм.

— Не говорите дерзостей джентльмену, сэр, — сказал мистер Сменгль.

— Ни под каким видом, — отвечал Сэм. — Если вы мне сообщите, когда он проснется, я буду держать себя самым экстра-наилучшим образом.

Это замечание, включавшее туманный намек на то, что мистер Сменгль не джентльмен, разожгло его гнев.

— Майвинс! — с раздражением сказал мистер Сменгль.

— Что прикажете? — откликнулся этот джентльмен со своего ложа.

— Кто этот парень, черт бы его подрал?

— Ей-богу, об этом я вас должен спросить, — сказал мистер Майвинс, лениво выглядывая из-под одеяла. — Он здесь по какому-нибудь делу?

— Нет, — отвечал мистер Сменгль.

— Так спустите его с лестницы и скажите, чтобы не смел подниматься, пока я не приду и не попотчую его, — заявил мистер Майвинс.

Быстро дав такой совет, сей превосходный джентльмен погрузился в сон.

Судя по этим недвусмысленным симптомам, разговор грозил перейти «на личности», и мистер Пиквик счел своевременным вмешаться.

— Сэм! — сказал мистер Пиквик.

— Сэр? — откликнулся сей джентльмен.

— Ничего нового не случилось со вчерашнего дня?

— Особенного ничего, сэр, — отвечал Сэм, взглянув на бакенбарды мистера Сменгля. — Избыток спертого воздуха в тюрьме помог произрастанию сорной травы самого низкого сорта, но за исключением этого все обстоит благополучно.

— Я встану, — сказал мистер Пиквик. — Дайте мне чистое белье.

Какие бы враждебные замыслы ни лелеял мистер Сменгль, он быстро от них отвлекся при распаковке чемодана, содержимое которого, казалось, побудило его немедленно составить наилучшее мнение не только о мистере Пиквике, но и о Сэме, каковой был самым чистокровным оригиналом, стало быть как раз ему по душе, — об этом мистер Сменгль поспешил заявить достаточно громко, чтобы этот эксцентрический субъект мог услышать. Что же касается мистера Пиквика, то любовь, которой мистер Сменгль воспылал к нему, не знала границ.

— Не могу ли я что-нибудь для вас сделать, дорогой сэр? — осведомился Сменгль.

— Ничего, насколько мне известно. Очень вам признателен, — отвечал мистер Пиквик.

— Нет ли у вас белья, которое нужно отдать в стирку? Я знаю прекрасную прачку, которая два раза в неделю приходит за моим бельем, и… — ей-богу, какая чертовская удача!.. — как раз сегодня она должна зайти. Не уложить ли мне кое-что из этих вещей вместе с моим бельем? К чему упоминать о беспокойстве? Черт побери! Если один джентльмен, попавший в беду, не побеспокоится немного, чтобы помочь другому джентльмену, находящемуся в таком же положении, чего стоит человеческая природа!

Так говорил мистер Сменгль, бочком пробираясь как можно ближе к чемодану и бросая взгляды, выражающие самую пламенную и бескорыстную дружбу.

— Может быть, вам, любезнейший, нужно выколотить платье? — продолжал Сменгль.

— Не нужно, приятель, — отозвался Сэм, беря ответ на себя. — Если бы можно было кого-нибудь отколотить, не беспокоя слуг, это, пожалуй, было бы приятнее обеим сторонам, как сказал учитель, когда молодой джентльмен возражал против того, чтобы его высек дворецкий.

— И не найдется ничего, что можно было бы отослать в моей корзине в стирку? — спросил Сменгль, с обескураженным видом переводя взгляд с Сэма на мистера Пиквика.

— Решительно ничего, сэр, — отрезал Сэм. — Боюсь, что ваша корзина и без того набита доверху вашим собственным бельем.

Эта реплика сопровождалась таким выразительным взглядом, устремленным на ту часть туалета мистера Сменгля, которая обычно свидетельствует об искусстве прачек стирать джентльменское белье, что Сменглю оставалось только повернуться на каблуках и хотя бы на время отказаться от всяких притязаний на кошелек и гардероб мистера Пиквика. Поэтому он мрачно удалился во двор для игры в мяч, где позавтракал достаточно легко, но с пользой для здоровья — парой сигар, купленных накануне вечером.

Мистер Майвинс, который не курил и чей счет за мелкие продукты также спустился до конца доски и «перебрался» на другую сторону, остался в постели и, по его собственным словам, «решил закусить во сне».

Позавтракав в маленьком чулане рядом со столовой, который носил громкое название «кабинета» и временный обитатель коего пользовался, принимая во внимание ничтожную доплату, великим преимуществом подслушивать все разговоры в упомянутой столовой, мистер Пиквик послал мистера Уэллера с неотложными поручениями и отправился в комнату дежурного посоветоваться с мистером Рокером по вопросу о своем будущем помещении.

— Помещение? — переспросил этот джентльмен, заглянув в большую книгу. — Сколько угодно, мистер Пиквик. Ваш сожительский билетик будет в двадцать седьмом на третьем.

— О! — отозвался мистер Пиквик. — Как вы сказали, какой билетик?

— Ваш сожительский билетик, — повторил мистер Рокер. — Сообразили?

— Не совсем, — улыбаясь, ответил мистер Пиквик.

— Да ведь это ясно, как день, — сказал мистер Рокер. — Вы получите сожительский билет в двадцать седьмой номер на третьем этаже, и живущие в этой камере будут вашими сожителями.

— А сколько их? — нерешительно осведомился мистер Пиквик.

— Трое, — сообщил мистер Рокер.

Мистер Пиквик кашлянул.

— Один из них священник, — продолжал мистер Рокер, записывая что-то на клочке бумаги, — другой мясник.

— Как? — переспросил мистер Пиквик.

— Мясник, — повторил мистер Рокер, постукивая кончиком пера но конторке, чтобы излечить его от нежелания писать. — Каким он был когда-то молодчиной! Вы помните Тома Мартина, Недди? — добавил Рокер, обращаясь к другому стражу, который соскабливал грязь со своих башмаков складным ножом о двадцати пяти лезвиях.

— Еще бы я не помнил! — отозвался тот, к кому был обращен вопрос, делая ударение на личном местоимении.

— О, господи! — сказал мистер Рокер, медленно покачивая головой и рассеянно глядя прямо перед собой в зарешеченное окно; казалось, будто он любовно припоминал какую-то мирную сцену из ранней молодости. — Кажется мне, не дальше чем вчера он огрел грузчика возле пристани, в «Лисе под холмом». Я как сейчас его вижу: идет по Стренду между двух сторожей, малость протрезвился от синяков, над правым глазом уксусный пластырь, а этот миленький бульдог, который потом искусал мальчика, бежит за ним по пятам. Занятная штука — время, правда, Недди?

Джентльмен, к которому были обращены эти замечания, принадлежал, казалось, к разряду молчаливых и задумчивых и только повторил вопрос. Мистер Рокер, оборвав поэтически-меланхолическую нить размышлений, которым он предавался, вернулся к повседневной жизни и снова взялся за перо.

— Вам известно, кто третий джентльмен? — полюбопытствовал мистер Пиквик, не слишком очарованный описанием своих будущих сожителей.