Уго Чавес. Одинокий революционер - Константин Сапожников

В венесуэльском «избранном обществе», склонном к изобретению и распусканию слухов, такую пикантную тему, как супружеские отношения президентской четы, невозможно было игнорировать. Схема напрашивалась сама собой: «этот боливарианский деспот» Чавес срывает зло за свои политические неудачи на жене, которая сохраняет верность «демократическим идеалам». Марисабель не спешила опровергать слухи о том, что Чавес применяет к ней «физические меры воздействия». Луис Пинеда спросил однажды президента в минуту откровенности: «И как тебя, брат, угораздило жениться на Марисабель?» Чавес, не раздумывая, ответил: «Каждый совершает в жизни ошибки».

Луис Пинеда утверждает, что «ошибку» с Марисабель Чавес компенсировал связями на стороне. Бывший шеф охраны пишет, что был свидетелем и «оперативным» прикрытием многих похождений Чавеса. В его воспоминаниях с живописными подробностями описываются свидания «подопечного» во время избирательных кампаний: в гостиницах, мотелях, столичной штаб-квартире и других эксклюзивных местах.

Как глава правительственного Фонда ребёнка Марисабель ещё несколько лет пользовалась многими привилегиями. Но когда «пользователем» привилегий стал её новый муж — партнёр по теннису в Баркисимето, — Чавес распорядился не только сместить свою «экс» с должности руководителя фонда, но и вообще ликвидировать его. Вот тогда и совершился окончательный переход Марисабель на сторону оппозиции. Лучшего способа мщения она не нашла. Особую активность Марисабель проявила накануне референдума в декабре 2007 года по внесению «социалистических» поправок в конституцию: «Не верьте Чавесу, он пытается узурпировать власть, стать диктатором, чтобы единовластно распоряжаться нашими судьбами» — таким был лейтмотив её телевизионных призывов.

Измена Марисабель вызвала поток безжалостных комментариев со стороны чавистов: «В твоей внешности не сохранилось ничего от прежней Барби. Сильно располневшая, заурядная провинциалка, с третьим по счёту мужем. После референдума и победы «нет» с минимальным преимуществом ты ощутила себя хозяйкой этого «триумфа», как многие другие из использованных оппозицией марионеток. Ты отбросила не только свои моральные принципы, но и своих детей, и попыталась приобрести известность с помощью неудачных заявлений. Как жаль, Марисабель, что ты потеряла главный шанс своей жизни, преподнесённый тебе на блюдечке с голубой каёмочкой».[164]

Впрочем, Марисабель не считает, что проиграла. Ей не нравится, когда её называют «бывшей женой президента». Совместная жизнь с Чавесом — давно перевёрнутая страница. Марисабель хочет вернуться в политику и рассчитывает на поддержку избирателей из среднего класса, особенно женщин, которые ей шлют письма солидарности и поддержки.[165]

Мать Чавеса, донья Елена, всегда считала, что её второму сыну «не повезло» с женщинами, с которыми он пытался связать свою жизнь. По её мнению, ни одна из них «не заслуживала» его. Нанси Кольменарес, Эрма Марксман, Марисабель Родригес — «ни одна из них не была идеальным выбором».

Вопрос о семейной жизни Чавеса в конфликтующей Венесуэле неизбежно приобретает политическую окраску. «Мои враги ищут любой предлог, чтобы атаковать меня, — заявил он во время кампании в поддержку референдума по корректировке конституции. — Даже в личном плане. Мол, у меня нет «полноценной семьи». Но у меня есть семья — моя! Моя! И как я её люблю! Моих родителей, моих детей я боготворю больше, чем тысячу моих жизней. У меня есть внуки, и я их обожаю. Но обстоятельства сложились так, что у меня нет дома, где я мог бы жить вместе с женой. И я говорю моим детям: не обращайте внимания на отравленные стрелы, которые пускают в мой адрес, чтобы запутать людей».

В некоторые публичные «моменты истины» Чавес признавался, что не был удачлив в выборе спутниц жизни. Он не винил их ни в чём, признавая, что ошибался в первую очередь сам. «Наверное, я никогда больше не женюсь, — сказал он однажды. — У меня на это просто нет времени. Мой дом, моя семья — это Венесуэла».

В окружении президента всегда много красивых женщин: из пресс-службы, адъютантской группы, службы охраны. Может быть, для того, чтобы отразить «отравленные стрелы» врагов, доказать, что президент — отнюдь не анахорет и женоненавистник. Марисабель ревновала Чавеса ко всем женщинам, к которым он проявлял повышенное внимание. Хорошеньких соратниц мужа по революционному процессу Марисабель просто не выносила. Известно, что Марисабель особо невзлюбила обаятельную и вдобавок талантливую журналистку Марию дель Пилар Эрнандес (Марипили).[166] Она обладает хорошим голосом, играет на гитаре, её исполнение песен Сильвио Родригеса, которого очень любит Чавес, всегда настраивало его на лирический лад.

Марипили вошла в команду Чавеса в 1998 году как советник по вопросам СМИ и пропаганды. После победы на выборах была вознаграждена: президент назначил её директором Восьмого государственного канала. Чавес часто брал её в свои международные поездки, приглашал в Мирафлорес на внеочередные совещания. Шеф охраны Пинеда утверждает, что Марисабель устроила однажды скандал по этому поводу. Она приехала к мужу и неожиданно наткнулась на журналистку: дело дошло до рукопашной! Марипили называли (и называют) одним из самых прекрасных лиц Боливарианской революции. Высшая точка в её карьере — пост заместителя министра иностранных дел по Северной Америке. Она курировала дипломатические отношения с Соединёнными Штатами в тот период, когда Чавес пытался наладить конструктивный диалог с администрацией Буша. Но даже Марипили, самое «прекрасное лицо революции», не сумела этого сделать.

Как тут не вспомнить нашумевшие визиты в Венесуэлу «супермодели» Наоми Кэмпбелл. Первый раз она приехала в Каракас «по линии» Фонда Манделы, чтобы ознакомиться с развитием социальных программ боливарианского правительства. Наоми показали новые районы с «народными» домами, медицинскими комплексами и кооперативными предприятиями. Чтобы она могла ощутить масштаб перемен, ей продемонстрировали скопления «ранчос», в которых ещё обитают тысячи людей. После этого Чавес принял Наоми в президентском дворце, долго беседовал с нею и очаровал её и как галантный рыцарь, и как своеобразная, сильная личность, воплощение самой революции. Вполне возможно, что именно в то первое свидание у Наоми родилось образное сравнение: «Чавес — это мятежный ангел».

Второй раз Наоми приехала в Каракас как корреспондент английского журнала «GQ» для подготовки интервью с Чавесом. Он показал ей свою богатую библиотеку, студию, в которой пишет картины, ответил на все её вопросы: о перспективах отношений с Соединёнными Штатами, о «неадекватности» Дж. Буша, о приближающемся нефтяном кризисе и даже о самом элегантном политике (для Чавеса это Фидель Кастро). Не обошлось и без пикантных моментов в ходе интервью. Наоми спросила: согласился бы Чавес сфотографироваться, как Владимир Путин, с обнажённым торсом? «Почему бы и нет?» — ответил Чавес и предложил собеседнице проверить крепость его бицепсов. Если судить по опубликованному Наоми тексту интервью, она не нашла у Чавеса недостатков. По её мнению, венесуэльский лидер «говорит то, что думает», это человек, «не имеющий страха, в котором нет ничего ужасного или иррационального».[167]

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});