Вампиры замка Карди - Татьяна Умнова

На гладком каменном столе лежал мускулистый смуглый юноша: руки и ноги привязаны ремнями к кольцам, расположенным по углам стола, но на лице его — блаженная улыбка. И Лизелотта поняла: он не напуган, он счастлив. Но для чего тогда распинающие его ремни?

К столу неспешно, торжественно приблизилась женщина: тоже маленькая, смуглая и мускулистая, тоже обнаженная, только на талии у нее тускло сиял широкий золотой пояс, на шее — такое же широкое золотое ожерелье, а на голове — золотая корона с пестрыми перьями. Прямые черные волосы блестящим плащом закрывают спину женщины и спадали до самого пола, Лизелотта никогда не видела таких длинных волос. А вот лицо у женщины было некрасивое: скуластое, грубое, с мрачными черными глазами и хищным ртом.

Женщина улыбнулась распятому на столе юноше. Легко провела ладонью по его груди, по животу, по бедру… И вдруг быстрым, почти неуловимым движением вспрыгнула на стол и уселась на его грудь, обхватив ногами его бока. Приоткрыла рот — и Лизелотта увидела, как из-под верхней губы смуглой женщины выступили длинные острые зубы. Клыки вампира. Скользнув по телу юноши ниже, бесстыдно прильнув к нему, женщина впилась ему в шею слева и принялась жадно пить. А юноша стонал, извиваясь в своих путах. Он был возбужден, и это зрелище смутило Лизелотту, как если бы она находилась там и сама видела, как привязанный на столе юноша бьется в экстазе, наслаждаясь укусом вампира.

Напившись, женщина выпрямилась, вытерла рот тыльной стороной руки. Погладила юношу по лицу. Улыбнулась. И с ловкостью кошки спрыгнула со стола.

Из темноты выступил пожилой мужчина. Он был одет в во что-то длинное, белое, спадающее ровными складками, седеющие черные волосы заплетены в косы по сторонам лица — тоже смуглого, широкоскулого, угрюмого. В руках у него Лизелотта увидела нож из полупрозрачного черного камня. Одним ударом он взрезал грудную клетку юноши и вытащил сердце — окровавленное, еще бьющееся. Белые одежды пожилого мужчины стали алыми от крови. Он протянул сердце женщине — и она схватила его жадно, и вгрызлась в него, как в спелый плод.

И Лизелотта ощутила, как горячая кровь из сердца брызжет в рот этой женщине…

Лизелотта почувствовала себя — этой женщиной…

Теперь Лизелотта знала, что она — богиня, что мужчина с косами — жрец, что юноша на столе — добровольная жертва…

А потом появился четвертый участник мистерии. Возлюбленный богини. Раду Карди. Он тоже одет в белую ткань, кудри его умащены ароматным маслом, и на голове у него венок из белых цветов. Богиня улыбнулась ему и протянула прокушенное, наполовину выпитое сердце. И Раду принял это сердце, как дар. И приник к нему губами.

5

…Лизелотта словно вынырнула из глубины. Вскрикнула, отшатнулась — но Раду ее удержал.

Вкус крови у нее во рту… Что это за кровь? Кровь Раду — или того юноши? Она кажется горячей и сладкой, как кровь живого…

— Хочешь знать, кого ты увидела? Мою Хозяйку. Сихуакоатль. Она призвала меня и обратила. Она подарила мне вечную жизнь во тьме — и вечное проклятие. Она обучила меня охотиться. И вырывать сердца. Иногда я слышу ее зов. Она хочет, чтобы я вернулся.

Лизелотте на мгновение показалось, что в черных кудрях Раду застрял лепесток белого цветка. Она протянула руку, коснулась его… Нет, это всего лишь седая прядка. Но сладкий, фруктово-ванильный, будоражащий аромат тропических цветов она ощущала совершенно отчетливо.

Так же отчетливо, как видела бездну тьмы, распахнувшуюся за плечами Раду.

Глава третья

1

Должно быть, правы те, кто утверждают, что ребенку легче пережить свалившиеся на него беды, чем взрослому человеку. Сознание взрослого грубо и закоснело, в иные моменты оно просто отказывается верить очевидному просто потому, что это очевидное не вписывается в устоявшуюся картину мира.

Дети же видят мир немножко иначе, чем взрослые и воспринимают самые невероятные — с точки зрения взрослого — вещи, как само собой разумеющиеся. Они доверчивы, они гибки, они пронырливы и хитры, они внимательны и любопытны, их чувство самосохранения развито невероятно, их сила и выносливость, их жажда жизни способны преодолеть немыслимые препятствия.

Дети никогда не смиряются с поражением!

А самое главное их преимущество перед взрослыми в том, что они не верят в то, что могут умереть! Пусть погибают все, кто их окружает, пусть рушатся города, моря выходят из берегов, просыпается нечистая сила или идет война, ребенок никогда не впадет в отчаяние, никогда не опустит в бессилии руки и не отдастся на волю судьбы с возгласом: «А пропадай оно все!» Видя смерть своих родителей и друзей, видя гибель целого мира, ребенок будет думать — «Я буду жить!» И при этом ребенок может пожертвовать собою ради сущей ерунды… Опять-таки не осознавая по настоящему, что может умереть — умереть на самом деле.

Жизнь — игра, и смерть — игра… Даже для тех, кто прошел через гетто или концлагерь. Особенно для них.

Дети умеют приспосабливаться, принимать любые правила игры, и там, где взрослый будет метаться в безумии, рвать на себе волосы или глушить спиртное — ребенок наморщит лоб, закусит губу и будет думать со всей серьезностью о том, что делать, чтобы выжить и всех победить.

Митя и Мойше сидели прижавшись друг к другу и трясясь от страха, не шевелясь и почти не дыша. При этом Мите в копчик больно упиралась ребром проклятущая банка с тушенкой, но у того даже в мыслях не было подсунуть руку под зад и вытащить банку, он вообще не чувствовал ни боли, ни каких бы то ни было неудобств, в тот момент он весь превратился в слух и в обоняние.

Так прошло какое-то время.

Потом Мойше тихонько вздохнул.

Потом Митя охнул и вытащил-таки из-под себя жесткую банку, ощупал со всех сторон, убедился, что это именно банка — в нынешних обстоятельствах можно было ждать и чего-то куда более зловещего — и отложил в сторону.

— Может фонарик включишь? — попросил он Мойше, — Осмотреться бы…

Мойше щелкнул кнопкой, и яркий свет вспыхнул, ослепив на мгновение привыкшие к темноте глаза мальчишек, потом — когда глаза попривыкли, представив их взору маленький, заваленный камнями так, что оставался только узенький проход, закуток, коморочку, где, вероятно, в иные времена слуги хранили какой-нибудь подсобный инвентарь типа метел и тряпок, где теперь лежал потрепанный серый матрас, громоздились когда-то стоявшие аккуратной стопочкой, а теперь разбросанные, одинаковые промасленные банки без этикеток.

— Хорошее укрытие, — с удовольствием произнес Мойше, — Солдаты никогда сюда не ходят. Боятся. А вампиры… ну от них все равно нигде не спрятаться, от них только серебром отбиться можно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});