«Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1 - Александр Мартынов

На местах мы, лица хорошо осведомлённые насчёт происходившего, но стеснённые в своих действиях, с отчаянием наблюдали за развёртывавшейся трагедией…

* * *

1 марта 1917 года Москва «присоединилась» к революции, возникшей из простого солдатского бунта в Петербурге.

В любой стране такой бунт солдат, не желавших идти на фронт, был бы подавлен, и очень быстро. В императорской России 1917 года с бунтом не управились.

В тяжкие последние дни февраля 1917 года, следя за развёртывавшимися событиями в Петербурге, я пришёл к выводу, что наступили последние часы монархии. Я знал, что 1 марта 1917 года Москва «поднимется и присоединится» к революции Петербурга… Пока ещё Петербурга, но не России!

Главноначальствующий города Москвы генерал Мрозовский решил собрать в своей квартире вечером 28 февраля совещание из начальников отдельных воинских частей, расположенных в Москве. Генерал вызвал меня к себе за час до совещания. Мы уединились в его кабинете. Я обрисовал создавшееся положение и предупредил, что в настоящее время в Москве идут непрерывные совещания различных общественных кругов по вопросу захвата власти в Москве 1 марта.

Генерал заявил мне, что он военной силой не допустит захвата. Понимая бесполезность этого и чувствуя, что «военная сила» в Москве в то время никакой реальной и, во всяком случае, «контрреволюционной» силы не представляет, я высказал генералу мнение (которого я, впрочем, придерживаюсь и теперь), что считаю необходимым издание заявления главноначальствующего Москвы генерала Мрозовского, что он «в обстоятельствах, грозящих гибелью государству, берёт в свои руки временно всю власть в тылу и объявляет осаду взбунтовавшегося Петербургского гарнизона и к нему присоединившихся врагов Родины». Я предлагал генералу немедленно отправить по домам ненадёжных солдат Московского гарнизона, а из надёжных частей, и даже единиц — юнкеров, кадет, полиции — организовать военные заслоны на путях к Петербургу.

Генерал выслушал, но от выполнения задачи, вследствие её громадности, уклонился

Собранные им воинские начальники различных чинов и званий выслушали хмуро и как-то апатично его распоряжения «на завтра». Но я ясно чувствовал, что на деле они спасуют. Так и произошло!..

Приложение

[Замечания по поводу показаний руководителей Министерства внутренних дел и Отдельного корпуса жандармов Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства][178]

Находясь в эмиграции, мне довелось ознакомиться с многотомным изданием под наименованием «Падение царского режима» (стенографические отчёты допросов и показаний, данных в 1917 году в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства)…

Среди допрошенных лиц был, конечно, и я сам. Но я допрашивался в Москве и главным образом по делу о пропуске в Государственную думу моего бывшего секретного сотрудника Малиновского.

Так как среди допрошенных Комиссией лиц было и моё прежнее непосредственное начальство по Министерству внутренних дел и мои сослуживцы по Отдельному корпусу жандармов, то я, естественно, с большим вниманием проштудировал страницы, где фигурировали в качестве «опрашиваемых» такие лица, как товарищи министра внутренних дел Золотарев, Белецкий, Джунковский и вице-директор Департамента полиции Виссарионов, тем более что в их «показаниях» затронуто и моё имя и служебная деятельность и даже сделана попытка меня охарактеризовать как человека. Проштудировал я и показания некоторых офицеров Корпуса жандармов, принимавших видное участие в политическом розыске. Это мои бывшие сослуживцы: генералы Герасимов, Спиридович, Климович и Коммисаров.

Показания бывшего директора Департамента полиции М.И. Трусевича вполне соответствуют тому портрету его, который я нарисовал в своих настоящих воспоминаниях.

П. Щеголев, редактор названного мною выше издания и сам член Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, в «Предисловии» к этому, с позволения сказать, «труду» отмечает: «главная цель допросов департаментских провокаторов[179] — политическая провокация, её размеры и её уставы и законы — нашла своё освещение в их ответах. На разных степенях откровенности оставались все эти господа одни, подобно Белецкому и Виссарионову, отвечали с полной искренностью; другие — нехотя и сквозь зубы. И только Трусевич остался при полном сознании своего права поступать так, как поступал он».

Для того чтобы оценить спокойное благородство поведения и «полноту сознания своего права» М.И. Трусевича перед лицом торжествующей ненависти той клики, которая временно овладела положением в стране и злорадно издевалась над отданными ей в жертву слугами старого режима, следует на минуту остановиться над вопросами, которые ему были заданы, и над его ответами.

Вопрос о так называемой провокации был положен во главу угла при опросах всех «департаментских провокаторов»; поэтому и опрос М.И. Трусевича начали именно с этого пункта. (См. том 3-й, стр. 211 и 214.)

«Председатель: — В основу деятельности Департамента полиции был положен документ, предусматривавший политический розыск при помощи агентов и их участие в революционных группах и организациях, как норму…

Трусевич: — Это непременно. Это всегда было, и до тех пор, пока будет существовать какой-нибудь розыск, даже не политический, а по общеуголовным делам, агентура всегда будет в той среде, которая расследуется. С моей стороны тут нового ничего не было придумано. Что касается до участия агентов, то при этом было поставлено условием, вероятно, в этом самом документе, о котором вы говорите, абсолютное воздержание агентов от активной деятельности. И я должен сказать, что провокация понимается, например мною и вообще чинами, прикосновенными к розыскной деятельности, совершенно не так, как она понимается в общежитии. У нас различались понятия сотрудничества и провокации. Сотрудник — это есть лицо осведомлённое и доставляющее сведения о том, что ему известно. Если мы возьмём любое сыскное отделение общеуголовного характера, то и здесь увидим ту же самую организацию. А провокация — это есть уже проявление инициативы агента в деле преступления. И если первое является нормальным условием розыскной деятельности, то второе является, с моей точки зрения, преступлением.

Председатель: — Когда вы изволили быть сенатором, вы, вероятно, отметили для себя, что Сенат признавал, со своей стороны, достаточным признаком принадлежности к сообществу уже самый факт участия в совещании этого сообщества, выразившийся в том, что такой-то тогда-то пришёл на квартиру, на собрание людей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});