Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг. - Виктор Петелин

– Нет, этот вид охоты меня не прельщает, не поеду, – наотрез отказался Михаил Александрович.

Большой гнев вызвал у М.А. Шолохова рассказ охотников, коим доверен отстрел сайгаков на мясо. Стояли теплые октябрьские дни, а в охотничьих бригадах неделями лежали битые сайгаки.

– Нет транспорта, не на чем вывозить мясо, – жаловались охотники. – Из Уральска только обещают машины, но не присылают.

В результате несколько десятков сайгачьих туш протухли, их забраковали. Разумеется, подобные жалобы Шолохов не оставляет без внимания. Когда же человек виноват сам, Михаил Александрович скажет об этом прямо в глаза. Так было с одним пожаловавшимся ему браконьером, которого охотинспекция оштрафовала за грубое нарушение правил ловли рыбы на Урале. Внимательно выслушав его, писатель спросил:

– Сами-то признаете, что нарушили закон?

– Признаю, – согласился браконьер.

– Значит, правильно наказали?

– Правильно.

– Так что же вы просите меня заступиться за вас? Нет, нельзя этого делать. Советские законы никому не позволено нарушать…

Джангала – край озер и песков, солончаков и заливных лиманов, край большого животноводства. Охотясь на дичь, М.А. Шолохов своим всезамечающим оком присматривается к природе, к людям, к их быту и культуре. За четыре года, прошедшие со дня первого его приезда в Джангалинские степи, в пейзаже района произошли значительные изменения. Обновились и приукрасились новыми постройками аулы, появились на зимовках добротные дома, больше стало клубов, библиотек, столовых, магазинов. Особенно интересуют писателя судьбы людей, их быт, национальные обычаи.

– Замечательные здесь люди, – часто говорил Шолохов, – трудолюбивые, дружные, гостеприимные. А каких они овец выращивают!

Писателю понравились отары овец эдильбаевской породы. Крупные, с увесистыми курдюками, они вызывали у него восхищение. Но, узнав, что таких овец в районе имеет лишь один колхоз имени Сталина, он был удивлен. Эдильбаевская овца, как наиболее приспособленная к местным условиям и дающая высококачественное мясо, должна быть во всех колхозах. Не увидел писатель в здешних хозяйствах и водоплавающей птицы, несмотря на обилие озер.

Кстати, об озерах. Их за последнее время здесь появилось много. Дело доходит до курьезов. Едешь степной дорогой, и вдруг она уходит… под воду. В чем же дело?

– Кушум залил нас, воду некуда девать, – жаловались руководители района.

– То есть как Кушум залил? – удивился Шолохов, знакомый с большими гидротехническими работами на Урало-Кушумской системе.

Не сводя глаз с собеседника, Михаил Александрович слушал горькую повесть о рождении в районе новых озер и болот.

Руководители водного хозяйства области, увеличивая пропускную способность старого Кушумского канала, упустили из виду, что сбрасываемая в низовья реки излишняя вода, вместо пользы, может нанести ущерб. Не имея выхода на юг, в барханы, вода Кушума затопила не только мелководные озера, но и многие лиманные сенокосы и пастбища. Только колхоз имени Ленина потерял таким образом пять тысяч гектаров лучших сенокосных земель.

– Неразумно поступили, – заметил Шолохов, – очень неразумно.

* * *

Немного усталые, но довольные охотники покидали Новую Казанку. Перед самым отъездом писатель встретился с группой десятиклассников средней школы. Счастливцам удалось заполучить у него автографы.

Провожать писателя пришли руководители района, аксакалы, молодежь. Петр Петрович Гавриленко воспользовался моментом и сфотографировал писателя среди джангалинцев.

Возвращаясь в Зауралье, Михаил Александрович своим пытливым взором окидывал степи, как бы на время прощаясь с ними. Позади осталась река Кушум с ее разливами, промелькнули растущие новые аулы и поселки, отары тучных овец, проехали строящийся Тайпакский магистральный канал протяженностью почти сто километров. В стороне остались буровые вышки разведчиков газа и нефти.

– Да, степь меняет свое лицо, – заметил Шолохов и тут же добавил: – Недалеко то время, когда она еще больше изменится.

Теперь, когда стало известно о проекте строительства канала Волга – Урал, призванного обводнить и оросить миллионы гектаров сухих степей Западного Казахстана, эта манящая даль становится более близкой, реальной.

* * *

После продолжительной и нелегкой поездки по полупустынным степям Михаил Александрович решил отдохнуть почти в домашней обстановке. Но покой у него относительный. Так же, как и в походе, он рано вставал, садился за письменный стол, писал или с увлечением читал книгу, выезжал на куропаток, бродил по берегу Урала и перелескам, удил рыбу.

Шутки и смех никогда не покидают Михаила Александровича и всегда у него что-то новое, интересное.

Однажды – было около шести утра – он вошел в нашу комнату, светя перед собой фонариком.

– Здравствуйте, саксаулы! – громко приветствовал он.

Мы недоуменно молчали, хотя уже не спали.

– Что же вы, охотнички, не отвечаете на приветствие своего начальника «экспедиции»? Должно, со вчерашней неудачи проснуться еще не можете?

– Какие же мы саксаулы, Михаил Александрович? – засмеялся Зиновеич, вылезая из-под одеяла.

– Э-э, ребята, значит, вы не знаете эту историю… – И он рассказал об одном интересном случае, который произошел с царским генералом в Средней Азии. Прибыв на инспектирование воинских частей, он решил блеснуть своим знанием местного языка. Он хотел поприветствовать солдат почетным словом «аксакалы», но перепутал, сказал «саксаулы». Солдаты не отвечают на его приветствие. Генерал возмущен, он повторяет свое: «Здравствуйте, саксаулы!», но снова молчание. Выручил сопровождающий его офицер, который шепнул ему на ухо: «Ваше высокоблагородие, скажите «аксакалы»…»

Как-то после завтрака Михаил Александрович предложил нам пройтись с ним по берегу и порыбачить по старинке.

– Чикомасов наловим. Ну и уха же из них!.. Сула, пожалуй, не возьмется, а белезь наверняка попадется. Ласкиров и летяг теперь, поздней осенью, нашими снастями также не поймать. Да и незачем. Были бы чикомасы…

Мы совсем были сбиты с толку. Неудобно переспрашивать, однако выручил сам Михаил Александрович:

– Вижу, о таких рыбах уральцы не слышали, – и весело засмеялся. Потом серьезно: – Это наши названия, донские. Рыбы те же, что и у вас на Урале. Чикомасами у нас называются окуни, сула – обыкновенный судак, белезь – жерех, всем известный…

Захватив несложное рыбацкое хозяйство, мы тронулись в путь. Зиновеич, как страстный рыболов, уже успел основательно изучить здешние места, и мы идем за ним, всецело полагаясь на его опыт и находчивость.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});