Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

сделать надо, – сразу ответил Эркин.

Андрей кивнул. Ему, конечно, собраться легче. Вещи в мешок, мешок на плечо, ящик в руку и вперёд. Но он один. А они семьёй. И… и жалко бросать нажитое. Ещё тогда, до всего, слышал.

– Андрей, пойди молоток попроси и гвозди, забор подправим.

– Порядок, так во всём порядок, – кивнул Андрей. – Жаль, знал бы, что так пофартит, ящик бы захватил.

Они возились долго, но обиходили весь сад, подправили скамеечку, укрепили забор и даже сожгли собранный мусор. Та же женщина позвала их в дом. Андрей подмигнул Эркину, ткнув его на ходу локтем в бок. За такую-то работу им и отвалить должны… по десятке каждому, не меньше. Эркин кивнул, пряча довольную улыбку.

Их привели в кухню. Чистую, аккуратную, заполненную старой мебелью. Стол накрыт. Две тарелки густого супа, в каждой тарелке по куску мяса, две тарелки поменьше и на каждой по большому куску запеканки – здоровская штука, Женя как-то делала – и две большие кружки с дымящимся кофе, четыре куска хлеба с маслом, шесть кусочков сахара. Такое угощение стоит, конечно, дорого, но… но что же, денег им не дадут?!

– И это всё? – вырвалось у Андрея.

Женщина нахмурилась.

– Вы считаете этого мало?

Обида в её голосе взорвала Эркина. В конце концов, сколько он будет терпеть и поддакивать?

– Мэм! Спасибо за еду… Но мне надо платить за жильё, покупать одежду, покупать еду, – и вырвалось сокровенное: – У меня семья, мэм. Что я принесу домой, мэм?!

Андрей незаметно ткнул его в бок, и Эркин замолчал, уставившись в пол. Женщина растерянно переводила взгляд с одного на другого.

– Но… нет, я, конечно, понимаю… но… но иначе нельзя… не положено…

Эркин невольно вскинул глаза. Не на неё, на Андрея. Вот, значит, что! Они же слышали болтовню, что беляки теперь норовят платить жратвой, а не деньгами, но это же получается… не случайно, не сами по себе так придумали. Им… им велели. Как тогда, ещё весной, торговцам запретили продавать цветным, а кто трепыхался… Ладно, поняли.

– Ладно, – Андрей тряхнул кудрями. – Мы тоже… всё понимаем.

Эркин кивнул. Да, Андрей прав, они всё понимают. И что сейчас? Повернуться и уйти? Пусть она сама всю жратву лопает?

– Вы работали, столько сделали… поешьте… пожалуйста.

Они снова переглянулись и сели к столу. Женщина вышла, оставив их одних. Ели спокойно, равнодушно перемалывая куски, не замечая вкуса. И молчали. О чём ещё тут говорить?

Они доедали, когда в кухню вошла та же женщина и молча положила перед Андреем четыре кредитки. Так же молча Андрей отодвинул их Эркину, и уже Эркин поделил поровну и отдал Андрею его долю.

– Я понимаю, – тихо сказала женщина, – вам нелегко, но скоро всё переменится.

Андрей заинтересованно вскинул на неё глаза, и она улыбнулась.

– Что переменится, мэм? – глухо спросил Эркин.

– Вам всем не придётся заботиться о еде и ночлеге, – она улыбалась ему ласково, покровительственно. – Потерпи ещё немного, – её улыбка стала лукавой. – До Рождества. Ты хороший работник, тебе будет хорошо. Вот повернётся всё…

У Андрея отвердело лицо. Эркин взглядом остановил его и встал.

– Спасибо, мэм. Я понял.

Андрей тоже встал.

– Ясненько. Ну что ж, – он улыбнулся, и от его улыбки женщина попятилась. – Подождём до Рождества.

И снова взгляд Эркина остановил его.

На улице Андрей вздохнул.

– Значит, всё-таки на Рождество.

Эркин угрюмо кивнул. Говорить было не о чем. Их загоняют в угол, на край Оврага. Чтоб сами захотели за хозяином жить, чтоб не брыкались, когда всё повернётся.

Они ещё походили по улицам, покрутились в поисках работы. Бесполезно. Работы не было.

– Пошли опять на станцию, что ли, – предложил Андрей. – Может, на ночную прорвёмся.

Эркин вздохнул.

– Может… – и оборвал себя.

На ночную, лучше оплачиваемую работу прорваться совсем тяжело. Чуть ли не дневной заработок надо полицейскому у ворот отдать, чтобы впустил. И с подёнкой хреново. И раньше если хоть Андрей выходил вперёд и как белый выторговывал плату побольше, то теперь весь город знает, что он… как цветной, ну и платят соответственно. Только что деньги отдают ему, дели мол. А платят…

Эркин снова вздохнул.

– Ничего, – улыбнулся Андрей. – Месяц остался, а там… – он залихватски выругался.

– Этот месяц ещё продержаться надо, – возразил Эркин, но улыбнулся.

Конечно, они продержатся, перекрутятся, перебьются-переколотятся. Сделают всё, чтобы никто ничего до самого дня отъезда не заподозрил. На всякий случай. Ведь никто не знает, что может случиться. Нужно затаиться и не выделяться. Ничем и никак.

– Завтра суббота. На рынке попробуем?

Андрей кивнул.

– Придётся. Со станцией совсем глухо. В воскресенье в церковь эту чёртову переться…

– Перетерпим, – хмыкнул Эркин. – Не самое тяжкое.

– Кто бы спорил.

Было уже совсем темно, когда они разошлись.

Женя шла медленно. Рассел опять пошёл её провожать. И даже не спросил, как обычно, её разрешения, а просто догнал на улице – она и на десять шагов не успела отойти от конторы – и пошёл рядом. Молча. И Женя теперь тянула время, чтобы Эркин успел прийти домой, чтобы опять не столкнуться у калитки. Дважды не везёт.

– Джен, – Женя вздрогнула: так неожиданно заговорил Рассел. – Я хочу, чтобы вы меня поняли. Вы вполне вправе сами определять свою жизнь. Но… но я хотел бы, чтобы ваш выбор был… осознанным.

– Что-то очень туманно, Рассел.

– Джен, – в голосе Рассела прозвучала такая боль, что Женя удивлённо вскинула на него глаза. – Когда не знаешь правды, всей правды… то можно совершить чудовищные ошибки. Не желая того. Я знаю… вам это будет неприятно, даже больно. Думаю, очень больно. Но… но это правда. Даже, – Рассел криво усмехнулся, – я бы сказал, голая правда.

– Рассел, – Женя весело покачала головой, – Чем больше вы объясняете, тем меньше я понимаю.

Они уже подходили к её дому, и разговор надо было заканчивать, такой непонятный и совсем не нужный. Женя остановилась и подала Расселу руку.

– Мы уже пришли. Спасибо за…

– Джен, – перебил он её. – Прошу, умоляю понять меня… – и прежде чем она успела сказать, что ничего не понимает, достал из кармана и протянул ей небольшую книгу.

– Что это? – удивилась Женя.

– Это? Прочитайте её, Джен. Внимательно, не торопясь. Сегодня у нас пятница. Во вторник вы мне её вернёте.

– Во вторник Хэллоуин, – напомнила Женя, беря книгу.

– Да, я и забыл, – Рассел невесело улыбнулся. – Хорошо, тогда… тогда в понедельник. Я встречу вас. После работы, – Женя недоумевающе кивнула. – И ещё, Джен. Я прошу вас ни с кем это… эту книгу не обсуждать. Прочитайте её. Клянусь, я отвечу на все