История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы - Ласло КОНТЛЕР

Пятидесятые годы: сталинизм, «новый курс» и революция 1956 г.

Как и его национал-социалистический, или фашистский, прототип, коммунистический тоталитаризм был больше, чем диктатура: он представлял собой всеобъемлющую идеологию и практику социально-политической организации общества. В отличие от проповедников нацизма и фашизма, ни под каким видом не приемлющих современную западную демократию, идеологи коммунизма, также отвергая многое из западных воззрений как декадентство, тем не менее, заявляли, что коммунизм является высшей точкой развития всего того, что было в западной культуре «прогрессивного», даже если оно не всегда правильно понималось. Например, понятие «демократия». Чтобы отличить подлинное содержание этого термина от буржуазно-либеральных его искажений, применялось уточняющее определение «социалистическая». Эта практика привела к тому, что начиная с 1970-х гг. интеллигенция в своих кругах с иронией отмечала, что прилагательное «социалистический», видимо, означает не что иное, как приставку «не». Тем не менее, основная идея коммунистического тоталитаризма тождественна идее тоталитаризма националистического. Обе эти теории в качестве аксиомы утверждали, что индивидуум способен реализоваться только как член коллектива, сообщества. Единственное различие состояло лишь в том, что национализм в качестве сообщества рассматривал нацию, а коммунизм – общественный класс. Последнее предопределило и особое отношение коммунистической идеологии к проблемам взаимоотношений между личностью и коллективом: людям не свойственно всегда правильно осознавать и оценивать свои классовые интересы и поэтому они нуждаются в особом авангарде просвещенных вождей, в совокупности своей и составляющих Пар- /529/ тию – ум и совесть класса, обладающую самым глубоким знанием каждой личности, ее достоинств и недостатков, ее желаний, потребностей и даже инстинктов. В результате объявлялось, что спонтанные социальные взаимоотношения излишни, что граждане должны быть изолированы друг от друга и напрямую подчинены организованной структуре, созданной высшим коллективным разумом и отвечающей потребностям общества в целом. Для достижения этой цели от подданных требовались четкое самоотождествление каждого индивидуума с установленным порядком и полное принятие официальной идеологии. Всякая критика любой частности в этом «героическом новом мире» выявлялась и наказывалась как подрывная деятельность. Поэтому тоталитарное общество и нуждалось в огромной, разветвленной сети наблюдателей и информаторов, чтобы выявлять нарушителей, а также многочисленных силовых органах, чтобы подавлять любые отклонения от норм во всех сферах жизни, которые презренным Западом все еще считались как сугубо частные (мораль, хозяйственная деятельность, профессиональные или интеллектуальные искания). Это была мессианская система, порождавшая могучую энергию прозелитизма и временами очищавшаяся от инородных элементов в ритуалах самокритики и отлучения, а иногда даже с помощью инквизиции и аутодафе. Сбои и недостатки режима (которыми он по природе своей должен был изобиловать) объяснялись противодействием невидимых сил зла, происками внешних и внутренних «врагов». Необходимость борьбы с ними становилась дополнительным обоснованием строгой бдительности и репрессивности системы.

В общих чертах известно, каким образом и с какими результатами все это было использовано в России в 1920–30-х гг. с целью сохранить экономическую и политическую конкурентоспособность империи, заметно отстававшей с процессом модернизации от основных ее соперников и поэтому утрачивавшей в то время свой статус великой державы. Подчинив государственный аппарат и гражданское общество партийной диктатуре и заставив всех граждан соучаствовать в процессе модернизации промышленности, коммунисты достигли значительных успехов. На последних этапах и сразу по окончании Второй мировой войны Сталин сумел направить огромные, самым жестоким способом накопленные материальные и человеческие ресурсы на расширение пределов своей империи. Ему даже удалось подчинить себе все те государства, которые укреплялись в межвоенный период в качестве «пояса безопасности» против заразы большевизма. Успеш- /530/ но зарекомендовавший себя в России рецепт партийно-государственного строительства стал усиленно экспортироваться и в страны Восточной Европы, несмотря на то, что там ситуация была существенно иной. В течение предшествовавших столетий в этом регионе вырабатывались собственные стратегии преодоления отсталости, собственные способы ускоренного движения по пути развития. Эти способы и стратегии разительно отличались от тех, что им навязывались извне. Помимо безусловного подчинения государственного аппарата и всего общества партийной власти, вся логика перемен, происходивших в послевоенной Венгрии, как и повсюду в этом регионе, с неизбежностью вела к некритическому восприятию советского опыта, к превращению его в основополагающий принцип и даже в догму. Национальные особенности рассматривались как несущественные, а национальные интересы без всяких колебаний жертвовались местными вождями в угоду интересам Коммунистической партии Советского Союза в целом и лично товарища Сталина в частности. Подобный сервилизм национальных коммунистических лидеров обусловливался целым рядом причин: их преданностью и чувством долга, их высоким общественным положением и неуверенностью в завтрашнем дне, свойственной любой деспотической системе.

После «года перелома» венгерским коммунистам оставалось совершить исключительно косметические операции, чтобы придать своему de facto правлению внешний облик конституционности. С целью полного искоренения остатков системы многопартийности 1 февраля 1949 г. был возрожден Национальный фронт независимости (1944) под новым названием: Венгерский народный фронт независимости. Охвостья прежних партий, теперь состоявшие в основном из коммунистических попутчиков, слились в нем с Венгерской партией трудящихся (ВПТ) и присягнули подчиняться решениям Народного фронта, председателем которого был избран Ракоши, а Доби и Эрдеи стали его заместителями, Райк – генеральным секретарем. Они все дали торжественное обещание посвятить себя делу построения социализма, признав руководящую роль ВПТ в этом процессе. Личности, посмевшие поддерживать какие-либо иные программы, отныне должны были считаться не представителями какой-то «лояльной оппозиции», а конкретно – врагами венгерского народа. Организации, вошедшие в Народный фронт, также согласились выступить единым списком на всеобщих выборах в Государственное собрание, которые и состоялись 5 мая 1949 г. сразу после того, как были созданы местные отделения Фронта. Как заранее было ясно, 96 % избирателей голосова- /531/ ли за кандидатов Народного фронта, из которых 71 % принадлежал ВПТ. Примерно таким же было и соотношение рабочих и крестьян среди депутатов нового законодательного собрания, в очередной раз демонстрировался триумф диктатуры пролетариата.

Вскоре после создания Народного фронта организованная оппозиция монолитной власти коммунистов либо испарилась вообще, либо с помощью репрессий была приведена к покорности. В течение одной недели эмигрировал Баранкович, Демократическая народная партия перестала существовать, а кардинал Миндсенти был привлечен к суду по сфабрикованным обвинениям в шпионаже и подрывной деятельности. Ударив по двум основам церковного влияния конфискацией земельной собственности и национализацией школ, коммунисты давно уже вызвали гнев воинственного прелата, который, упорно защищая религиозную свободу, а также многие допотопные привилегии католической церкви, с 1947 г. сам превратился в объект грубой пропагандистской травли как глава «церковной реакции» и образчик мракобесия. Он был приговорен к пожизненному заключению на основании выбитых из него «признаний» и вопреки всем уликам и доказательствам. Это не сразу лишило церковь ее влияния, но, в значительной мере, подорвало ее реальные возможности особенно после того, как 5 сентября 1949 г. в школе отменили Слово Божие как обязательный предмет. Складывавшаяся обстановка не слишком поощряла родителей посылать своих детей на факультативный урок богословия: к 1952 г. не более четверти учеников изучали в школе Священное Писание.

Сбор разного рода сведений с целью фабрикации свидетельств и показаний против все возраставшего числа граждан на основании их подлинной, предполагаемой или же мнимой враждебности к демократии (точнее, к советизации), а также получение от них признаний собственной вины являлись стандартной практикой в деятельности политической полиции с самого начала ее создания (АВО с сентября 1948 г. была переименована в Службу государственной безопасности – АВХ). Однако первое время ее объектами и жертвами были противники не из коммунистической партии. По мере истребления многопартийной оппозиции органы безопасности, повторяя советскую модель, превратились в инструмент, с помощью которого, во-первых, можно было расправляться с соперниками внутри самой партии, а во-вторых, поддерживать атмосферу напряженности и страха, столь необходимую для оправдания террора. Когда в Советской России после почти десятилетнего перерыва без репрессий с конца 1948 г. вновь начались массовые показательные процессы, Ракоши, верный своему /532/ прозвищу «лучший венгерский ученик Сталина», преданно последовал примеру своего хозяина. Яростный конфликт, разгоревшийся между Югославией, ведомой маршалом Тито, и СССР, прозорливо увидевшим ту угрозу, которая таилась в независимой югославской политике vis-à-vis ее соседей на Балканском полуострове для советской гегемонии в этом регионе, предоставил Ракоши возможность продемонстрировать личную преданность Москве, а заодно расправиться с потенциальным соперником. Речь шла о Ласло Райке – идеальном кандидате на роль обвиняемого: неистовая безжалостность, проявленная им на посту министра внутренних дел, усиливала «эффект неожиданности» его дела, что должно было еще больше убедить людей в необходимости железного кулака власти. Тот факт, что Райк до войны работал в западном коммунистическом движении, придавал видимость правдоподобия фантастическим предположениям о том, что он был агентом империализма, в последнее время сотрудничавшим с отколовшимися югославами. Играя отведенную ему роль, Райк, которого Кадару и Фаркашу удалось убедить в том, что это необходимо для запугивания классовых врагов и что он сам не пострадает, выступил с ожидавшимся от него признанием. В июне 1949 г. против Райка были публично выдвинуты обвинения. В октябре того же года он был казнен вместе с двумя «сообщниками». Многие обвиненные по этому же делу были казнены или приговорены к тюремному заключению несколько позднее. Таким образом, была начата первая серия внутрипартийной чистки (в основном не задевшая «москвичей») и официально санкционировано проведение террористических операций против граждан, никакого отношения к партии не имевших. Операции продолжались вплоть до 1953 г.