Вихри Мраморной арки - Конни Уиллис

— Как она? — спросил папа.

— Лучше не стало, — ответила мама без испуга в голосе. — Температура не падает.

«Интересно, эпидемию отменили?» — мелькнуло у меня в голове.

— Я позвонил районной сестре.

— Зачем. Она все равно ничего ей не даст. И «Магассар» не вернется.

— У нас есть пенициллин.

«Неужели они смотрят друг на друга, как в тот день, в оранжерее, только схватившись за спинку кровати?» — подумала я.

Мама дотронулась до моей щеки прохладной рукой.

— Нет, — тихо сказала она.

— Хейз умрет без антибиотиков, — произнес отец чуть слышно.

— Пенициллина больше нет, — ответила мама холодно. — Я дала его Френси.

Какая-то мысль билась в моем сознании. Я попыталась ее удержать, но не смогла. От озноба у меня зуб на зуб не попадал. Боль в груди обжигала, как пламя. «Надо прижать боль, и она утихнет», — подумала я, но рука, обмотанная бинтом, белым, словно положительный тест, оказалась неподъемно тяжелой.

Мамита сказала мне тогда, чтобы я шла домой и проверилась. Я так и сделала, и бумажная полоска побелела. Что-то тут не так, потому что инкубационный период слишком короткий, а я заболела только через месяц.

«Но я ведь уже была нездорова, — мелькнуло у меня в голове. — Мы с Сомброй возвращались из школы, Сомбра еще спросила, не заболеваю ли я, и такое же пламя в груди буквально согнуло меня пополам. Должно быть, я уже тогда заразилась».

Медленно, постепенно я собирала разрозненные обрывки мысли в единое целое, но мне было так холодно! А ведь раньше я никогда не мерзла. В тот день, перед выпускным, Сомбра наклонилась ко мне и спросила: «Чувствуешь, какая я горячая?» Она тоже была больна, как и я, — но мне удалось выздороветь.

Я попыталась вытащить руку из-под одеял и вновь затряслась в лихорадке. Рука все еще была невероятно тяжелой, но я все-таки приложила пальцы к ямке между ключицами и все нажимала, и нажимала. Тело потихоньку выпрямлялось, плечи расправились, словно растягивая боль, которая начала уходить. Потом я встала и надела выпускное платье, неловко застегивая пуговицы забинтованной рукой. Я ослабела от высокой температуры, но чувствовала себя лучше, немного лучше.

Папа стоял около нашего дерева и швырял персики на дорогу. Они подпрыгивали, ударяясь о затвердевшую глину, и откатывались к забору соседей.

— Папа! — воскликнула я. — Не надо!

Казалось, он меня не слышал. Вдалеке в облаке пыли дребезжала поливальная машина. Папа сорвал с дерева твердокаменный персик, и, едва не раздавив его, швырнул в сторону поливалки.

— Папа, — снова позвала я.

Он яростно замахнулся, словно хотел бросить персиком в меня. Я удивленно отступила.

— Она убила тебя, — сказал он, — чтобы спасти свою драгоценную Френси. Ты ее звала, она оставила тебя умирать. Подожила руку на щеку и подоткнула одеяло. Она погубила тебя! — Папа со злостью бросил на землю очередной плод, который откатился к моим ногам. — Убийца! — воскликнул отец и потянулся за очередным персиком. Я протестующее вскинула руку.

— Папа, прекрати! Это же персики! Это же деньги! Отец обессилено уронил руки и уставился на поливалку, что с грохотом приближалась к нам. Она тащила за собой гроб. Мой гроб.

— Я уже расплатился, сполна, — тихо ответил он.

Мне вспомнилось лицо Мамиты, которая подумала, что я принесла платье для погребения Сомбры, и я взглянула на свой, похожий на саван, наряд. До меня наконец дошло…

— Папочка! Я не умерла. Я выздоровела.

— Она отдала пенициллин Френси, — произнес он. — Ты еще лежала в оранжерее. Перед тем, как отправить Френси за мной. Ты истекала кровью, а она скормила Френси весь пенициллин, даже руку тебе не перевязала.

— Это не имеет значения, — ответила я. — Мне не нужны лекарства. Я излечилась от скарлатины сама!

Наконец, он начал понимать, постепенно, как понимала я, когда лежала там, на большой кровати.

— Мы считали, что ты неуязвима для стрептококка. А ты все-таки подхватила его. Мы думали, у тебя иммунитет…

— Папа, у меня нет иммунитета, но я переношу скарлатину. Всю жизнь ее переносила.

Я подняла персик с земли и протянула отцу. Он смотрел на меня в оцепенении.

— Мы думали, у наших детей будет иммунитет…

— Я понимаю, папа. Вы знали, чего хотели добиться, но не догадывались о результатах. — М не захотелось его обнять. — На Хейвене постоянно появляются новые штаммы стрептококка. Невозможно обладать иммунитетом к каждому из них.

Медленно, словно во сне отец вытащил из кармана нож и разрезал им толстую, бледную кожицу персика, оказавшегося на удивление мягким внутри. Он попробовал плод на вкус, а я с волнением наблюдала за ним.

— Вкусно, папа? — спросила я. — Персик сладкий?

— Слаще меда, — ответил отец, обнял меня и прижал к себе. — Хейз, милая! Мы хотели побороть стрептококк, и у нас получилось! — воскликнул он и с гордостью посмотрел на меня. — Отправляйся-ка ты к Мамите. Здесь ты ничем не сможешь помочь. Но у всех работников, которые живут у Мамиты на ферме, такой же генетический код, как и у тебя. — Глаза отца наполнились слезами. — Все-таки ты — мой самый дорогой урожай… Ну, беги! — сказал он, и отправился через поле домой.

Я смотрела отцу вслед… Не было сил окликнуть его, объяснить, как сильно я их всех люблю. Я перелезла через заборчик и встала на дороге, глядя на разбросанные персики.

Поливальная машина заканчивала свой привычный объезд на вершине холма. А что, если прокатиться до Мамиты на своем гробу, даже не замочив выпускного платья. Внезапно эта затея показалась мне самой лучшей на свете — победно проехать на собственном гробу в белом платье с развевающимися красными лентами!

На вершине холма я перевела дух и оглянулась на персиковое дерево. Френси стояла у ствола и словно спрашивала о чем-то. Мама накрутила ей волосы сахарной водой, и они не развевались на ветру, как мои ленты. Сестра прижала тонкие руки к груди, и казалась такой же неподвижной, как коричневый туман вокруг нее. Я была слишком далеко и не видела, как она дрожит. А если бы увидела, возможно, и не поняла бы, что это значит… Я не для того родилась, чтобы толковать предзнаменования.

— Я принесу вам пенициллин, — крикнула я, но и папа, и Френси были слишком далеко, и не расслышали моих слов. — Я принесу лекарство, даже если придется пешком идти до самого «Магассара»! Не беспокойтесь! Карантин со всей планеты снимут, я знаю!

Поливалка прогремела мимо меня, заглушая мои слова. Я побежала к ней и запрыгнула на крышку гроба.

— Не волнуйся, Френси, — закричала я, приложив забинтованную ладонь ко рту и вцепившись здоровой рукой в поручень поливалки. — Мы будем жить вечно!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});