Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории - Дэвид Чалмерс

146

Обсуждение слепого зрения в таком ключе см. (Туе 1993, Block 1995 и особенно Dennett 1991).

147

Обсуждение опасностей смешения сознательного опыта и осознания опыта, а также превосходную критику высокоуровневых подходов в целом можно найти в (Siewert 1994). См. также (Dretske 1995) для параллельной критики с позиции редукционизма.

148

Различение первопорядковых и второпорядковых объяснений — отражение различения двух функциональных понятий сознания, С1 и С2, которое проводит Нилкин (Nelkin 1989).

149

Подобное предложение рассматривает Керратерс (Carruthers 1992), доказывающий, что доступность для рефлексивного осмысления естественно необходима и достаточна для квалитативного чувства (похоже, правда, что Керратерс имеет в виду более сильную разновидность доступности, так как армстронговский невнимательный водитель грузовика не удовлетворяет его критерию). Поскольку он четко заявляет, что эта связь лишь естественно необходима, его предложение кажется нередуктивным, хотя при этом он характеризует этот взгляд как физикалистский. В частной беседе сходное объяснение выдвигал и Алвин Голдман, но не в качестве редуктивной концепции, а для характеристики сознательных состояний привычных систем.

150

Различение первоуровневых регистраций и первоуровневых суждений параллельно различению Дретске (Dretske 1995) феноменальных и доксастических разновидностей когнитивных состояний. Вторая соответствует мнению системы о вещах, первая — способу репрезентации вещей системе. Конечно, между моей схемой и схемой Дретске есть существенное различие, и состоит это различие в том, что Дретске является, по сути, редуктивным функционалистом (на деле редуктивным телеофункционалистом), отождествляющим переживания с (телео)функционально определенными первопорядковыми регистрациями. Я против этого отождествления по стандартным причинам, но тем не менее остается правдоподобным, что переживания соответствуют первопорядковым регистрациям. Моя схема попросту содержит дополнительное различение, допуская три различных типа состояний — суждения, регистрации и феноменальные состояния, причем регистрации и феноменальные состояния оказываются скоррелированными, но различными, тогда как Дретске признает два вида состояний: суждения и феноменальные состояния, не проводя даже концептуального различия между феноменальными состояниями и соответствующими им регистрациями.

151

Существует громадное множество интересных вопросов относительно типа репрезентативного содержания, имеющегося в первопорядковых регистрациях, создающих осведомленность, и о типе содержания, параллельно имеющегося у соответствующих переживаний. Проблемы, связанные с содержанием, не имеют принципиального значения для моего обсуждения, так что здесь я лишь кратко коснусь их, хотя они относятся к числу наиболее глубоких и тонких вопросов об опыте и заслуживают гораздо более детального рассмотрения в другом месте.

Главной характеристикой содержательной стороны осведомленности и опыта является то, что содержание здесь, как правило, неконцептуально — это содержание, не требующее, чтобы агент обладал понятиями, которые могли бы использоваться для характеристики этого содержания. Правдоподобным, к примеру, кажется, что простая система — к примеру, собака или мышь — могла бы иметь детализированные переживания цвета с соответствующими детализированными репрезентациями цветовых различий в когнитивной системе, обладая при этом лишь простейшей системой цветовых понятий. Сходным образом и у людей состояния сознания и осведомленности при восприятии музыки нередко оказываются наделены содержаниями, выходящими далеко за пределы имеющихся у них музыкальных понятий.

(Обсуждение неконцептуального содержания см. в (Crane 1992, Cussins 1990, Evans 1982, Peacocke 1992.) В литературе, похоже, есть консенсус относительно того, что содержания опыта неконцептуальны. Исключением является позиция Макдауэлла (McDowell 1994), доказывающего на основании нашей способности реидентифицировать переживания с помощью таких понятий, как «этот оттенок», что всякое опытное содержание концептуально. Неясно, однако, нужна ли эта способность для обладания переживаниями: правдоподобным, к примеру, кажется, что некоторые тонкие аспекты музыкального опыта у некоторых субъектов (к примеру, небольшие изменения тональности) могли бы вообще не допускать концептуализации и ре идентификации. Другим примером являются переживания животных. Макдауэлл, похоже, с радостью принимает вывод о том, что животные лишены опытных переживаний, но кому-то могло бы показаться, что в данном случае modus tollens выглядел бы по крайней мере не менее убедительным, чем modus ponens. И даже если бы пришлось принять точку зрения Макдауэлла, думаю, что некое подобие соответствующей дистинкции могло бы быть восстановлено под видом двух степеней концептуального содержания.)

Конечно, между понятиями и сознанием может иметься какое-то каузальное отношение; концептуальные изменения нередко оказывают значительное влияние на характер опыта. Но подобные концептуальные ресурсы не кажутся тем, что требуется для сознательного опыта. Это верно и для осведомленности, в той мере, в какой она параллельна сознанию. Содержания, репрезентированные первопорядковыми регистрациями, соответствующими сознательным переживаниям, к примеру, в визуальном восприятии не требуют соответствующих богатых концептуальных ресурсов. Так что содержания опыта и осведомленности в целом более примитивны, чем содержания суждений, которые при наиболее естественном рассмотрении должны трактоваться как концептуальные.

Одним из наиболее интересных вопросов является вопрос, присущ ли репрезентационный контент опыту внутренним образом, или же это содержание каким-то образом порождается фундирующим опыт когнитивным состоянием. Вторая позиция может казаться привлекательной, но, похоже, не вполне верна: представляется, к примеру, что мой визуальный опыт в данный момент репрезентирует мир, в котором есть большой квадратный объект напротив меня, и он делает это просто благодаря его бытию в качестве такого опыта. Даже гипотетический бестелесный ум со сходным опытом имел бы похожее репрезентативное содержание. Сиверт (Siewert 1994) убедительно показывает, что по своей природе опыт информативен относительно состояния мира: визуальный опыт, к примеру, можно оценивать в плане его точности (он может репрезентировать мир правильно и неправильно), причем в силу самой его природы визуального опыта. Утверждение, что опыт внутренне нагружен репрезентативным содержанием, может быть поэтому оправданным.

Могло бы возникнуть искушение занять обратную позицию и принять, что подлинное содержание имеется только в опыте, а содержание фундирующей первопорядковой регистрации само зависит от содержания связанного с ней опыта. В этом могло бы что-то быть, но это тоже не вполне удовлетворительно; ведь и о первопорядковых регистрациях зомби мы хотим сказать, что они в известном смысле репрезентируют мир существующим определенным образом. У нас точно есть содержательные состояния, не связанные с опытными переживаниями, и трудно принять, что все наши содержания каким-то образом зависят от содержания опыта. Промежуточная позиция, которую можно было бы занять, состоит в том, что (1) изначальное содержание в известном смысле находилось в опыте, но (2) мы развили у себя схему атрибутирования содержания когнитивным состояниям, опираясь, в частности, на когерентность содержаний связанных с ними переживаний, и что (3) после возникновения этой схемы она стала автономной, так что мы можем говорить о содержании когнитивных состояний даже при отсутствии опыта. Это означало бы, что опытные переживания и связанные с ними регистрации могли бы иметь самостоятельные содержания, при том, что здесь не было бы странной, случайной сверхдетерминации, посредством которой дважды конституировалось бы одно и то же содержание. Это весьма тонкие вопросы, которые скорее всего возместили бы их детальное рассмотрение.

Еще одна интересная проблема — является ли соответствующий тип содержания «широким» (зависящим от окружающих объектов) или «узким» (зависящим только от внутренних процессов)? Если опыт внутренне нагружен содержанием, и если опыт супервентен на организации субъекта, то релевантное содержание в данном случае должно быть узким. (Опытные переживания по-прежнему могли бы иметь широкое содержание, но оно не могло бы быть содержанием, фиксируемым одним только опытом.) Иногда утверждалось, что подлинно репрезентативным содержанием является лишь широкое содержание, но, на мой взгляд, существует естественный путь понимания узкого репрезентативного содержания (см. Chalmers 1994с). Можно было бы доработать подобную концепцию до объяснения узкого, неконцептуального содержания опыта и осведомленности как содержания, накладывающего ограничения на центрированные миры, являющиеся кандидатами на роль действительного мира данного субъекта. Другой вопрос, имеют ли репрезентативное содержание все опытные переживания? Многие или большинство, вероятно, имеют его; большинство перцептивных переживаний уж точно кажутся внутренне информативными относительно мира. Имеется, однако, ряд более запутанных случаев: как быть с оргазмами, тошнотой или некоторыми эмоциональными переживаниями (см. Block 1995 и Туе 1995)? Впрочем, даже в этих случаях можно было бы отыскать какое-то репрезентативное содержание, так как эти переживания зачастую содержательны относительно локализации (вот здесь, там внизу) или их качества (хорошие, плохие). Возможность опытных переживаний, полностью лишенных репрезентативного содержания, неочевидна; с другой стороны, неочевидно и обратное.